Корни ненависти - Эва Гарсиа Саэнс де Уртури
– А заброшенный склад? – полюбопытствовал я.
– Это все, что осталось от винодельни, – ответил Фидель.
– Винодельня? Я не видел поблизости виноградников. Она тоже принадлежит семье Нограро?
– Да, насколько мне известно, с давних пор, – сообщила Фаусти. – Они использовали винодельню только для собственных нужд, сейчас уже ничего не производят. Раньше виноград закупали в районе Риоха-Алавеса и привозили сюда грузовиками. Несколько десятилетий назад все пришло в запустение. Думаю, остались только кое-какие инструменты да старая техника. Хотите взглянуть? За нашим курятником есть чудесная тропинка через тополевую рощу.
– С удовольствием, – сказал я.
Мы прошли мимо кур, клюющих зерно в такт Пахельбелю, и направились по тропе, окаймленной с обеих сторон прямыми стволами тополей.
Контраст между желтыми кронами и серой корой впервые за несколько дней вселил в меня спокойствие. Идеально симметричные ряды деревьев, высаженных десятилетия назад, создавали мистическую атмосферу. Это был настоящий лесной спа-салон, место для успокоения нервов, где можно остановиться и послушать шелест ветра в золотистой листве. Супруги понимающе улыбнулись, видя произведенный на меня эффект. Я безотчетно коснулся красной нити на запястье и подумал, что надо бы показать эту капсулу времени Дебе с Альбой.
И все же, несмотря на расслабляющую обстановку, мне пришлось вернуться к своей работе.
– Фидель, вы упомянули, что у Лоренсо Альвара было несколько обличий?
– Он был очень культурным человеком, но во время ежегодного карнавала появлялся в деревне в старой одежде матери или бабушки. Всегда наряжался в женское платье. Над ним здесь потешались.
– Не всегда, – поправила жена. – Иногда он одевался солдатом.
– Солдатом? – переспросил я.
– Да, в форму одного из своих предков. Из тех костюмов, которые по-прежнему выставляют в музее. С винтовкой на плече, с подсумком… Соблюдал все до мелочей.
– Во время карнавалов только о нем и говорили, – подхватил муж, – пытались угадать, какой костюм наденет Лоренсо Альвар Нограро. Ходили слухи, что порой он ускользал из башни переодетым и в другие дни.
– Этого так и не доказали, – с легким раздражением вставила Фаусти. – Просто деревенские сплетни.
– Да, в этой деревне полно ублюдков, – пробормотал Фидель себе под нос.
– Что вы сказали? – спросил я.
– Не обращайте внимания, он сегодня встал не с той ноги, вот и ворчит, – поспешно ответила женщина, вновь явственно ткнув супруга локтем. – Вам известно, что жителей деревни раньше называли лягушатниками? Сейчас уже, конечно, нет. Но мы всегда рассказываем эту историю приезжим.
– Тогда я тоже хочу послушать, вы меня заинтриговали. – Я сделал вид, что не заметил ее неуклюжую попытку сменить тему.
– Давным-давно, во времена прадедов Лоренсо Альвара Нограро, жителям Угарте приходилось залезать с палками в ров перед башней, чтобы заставить замолчать лягушек, которые своим кваканьем изводили господ. И прозвище прижилось, хотя сам обычай я никогда не видела.
За разговором мы дошли до опушки тополиной рощи, где ржавый железный забор преграждал доступ к старому складу.
– Вот мы и на месте. Как видите, смотреть особо не на что, – сказала Фаусти. – А теперь мне пора идти готовиться к заседанию книжного клуба.
– Звучит интересно. Я тоже заядлый читатель.
– Как и многие у нас в деревне. Мы собираемся в баре дважды в неделю, по средам и пятницам. В основном женщины моего возраста, но есть и молодежь из Угарте.
– Какую книгу вы сейчас обсуждаете?
– «Повелители времени», все только о ней и говорят. Вы читали?
– Как раз в процессе, – солгал я, словно не успел выучить роман наизусть, залистать до дыр. – Если честно, я с радостью обсудил бы ее с другими читателями.
– Тогда милости просим. Для вступления в клуб необязательно жить в деревне, никаких формальностей.
– Возможно, как-нибудь загляну, – кивнул я. – Спасибо за прогулку. Я еще немного поброжу по лесу.
Мы попрощались, и я подождал, пока они скроются из виду, чтобы осмотреть место. Периметр здания был частично огорожен. Винодельня представляла собой большое вытянутое сооружение с белыми стенами и серой шиферной крышей. Не устояв перед искушением пробраться внутрь, я толкнул металлическую дверь плечом, и она поддалась.
Дневной свет проникал сквозь высокие окна, освещая частицы пыли в воздухе. В нос ударил сильный запах сырого дерева и перебродившего вина.
По обе стороны от меня стояли сотни огромных деревянных бочек. Некоторые были запечатаны, у других крышки отсутствовали.
Я подошел к одной из них. Похожую бочку мне уже доводилось видеть. Но я обнаружил кое-что еще. Мое внимание привлекли несколько полиэтиленовых мешков, сложенных в углу. При ближайшем рассмотрении я заметил красную полосу с одного края.
Достав телефон, я позвонил Пенье.
– Отправь группу криминалистов на склад рядом с башней Нограро. Кажется, я знаю, где убийца Матусалема взял чертову бочку. И второе: я нашел полиэтиленовые мешки, идентичные тем, в которые засунули сестер Найера.
24. Карнестолендас[53]
Дьяго Вела
Зима, 1192 год от Рождества Христова
Несмотря на все усилия, мы не смогли их защитить. В любом случае в тот Жирный четверг хватало поводов для сожалений.
Я ждал Гектора за городской стеной, напротив ворот, где вот уже несколько недель торговцы устанавливали фруктовые прилавки. Таким образом они давали понять, что отказываются платить все более непомерные сборы, которые Мендоса взимали за разрешение вести торговлю внутри городских стен.
Из города поверх стены отчетливо доносились звуки трещоток, ступок и колокольчиков. Утренняя месса в церкви Санта-Мария закончилась, и принаряженные горожане выехали на улицы в своих повозках.
Существовала традиция приветствовать у городских ворот друзей и родственников из отдаленных селений, поэтому, заметив впечатляющую косматую фигуру, я зашагал вниз по склону холма.
Гектор облачился в длинный коричневый плащ из нетканой шерсти, а на голову посадил череп какого-то существа с двумя изогнутыми бивнями. Нагорно привез его из путешествия на Крайний Север, из тех мест, где не бывал даже Гуннар. Сам Нагорно обычно носил плащ из кожи гигантской змеи, которую он купил у варваров, живших к югу от земель сарацин.
По случаю Карнестолендас – или carnis tollendus, как называлось на латыни воздержание от мяса – каждая семья стремилась продемонстрировать свой герб. Герб Дикастильо представлял собой мамонта на охристом фоне.
Гектор окинул торговые ряды обеспокоенным взором.
– До меня доходили слухи насчет фруктового рынка. Неужели раскол в городе действительно настолько велик?
– Виктория стала городом стен, ворот и границ. После казни Руиса его
