Уильям Монтальбано - Базилика

Он ушел. У него было всего несколько секунд, чтобы сбежать, и он воспользовался ими в полной мере, ибо не осталось ни следа от латиноамериканца, который подошел к причастию, чтобы убить меня.

По крайней мере, папа был в безопасности. К тому времени, когда я догнал Треди на внутренней арене, он сидел на троне с высокой спинкой, длинными подлокотниками и резным орнаментом. Встреча папы с молодежью была организована в виде диалога. Группы студентов разыгрывали сцену, а ведущий, призванный объяснить происходящее на сцене, читал отрывок из усердно собранных принципов морали. На это папа должен был ответить собственным поучением. Ватиканские организаторы заимствовали эту практику из поездок Святого поляка. Треди впервые применил подобный опыт, и я видел, что ему скучно.

Я опоздал, потому что добирался до медпункта, где ворчавший молодой врач любезно зашил мне предплечье. Я сказал ему, что упал на металлическую стойку. После всех этих стежков и перевязок пришлось еще немного подождать, пока мне делали обязательную прививку от столбняка. Врач дал мне пригоршню обезболивающих таблеток и отправил восвояси, проворчав вслед, чтобы я больше не падал. К тому времени ватиканский кортеж давно уехал, и я обошел пол-Неаполя. К счастью, сочетания моего воротничка и ватиканского удостоверения личности хватило, чтобы убедить полицейского подвезти меня на молодежное собрание.

— Эй, Пол, как дела? Потрясающее шоу, да?

Похоже, ему нравится.

Глаза Диего Альтамирано сияли энтузиазмом, когда он подошел ко мне, стоявшему у подножия сцены.

— Да, потрясающее.

— Приятель, не знаю, как ты, но я бы принял душ, и чем горячее, тем лучше.

Он потянулся.

— Такое ощущение, что я сам причастил всю эту толпу. Все эти бесконечные облатки…

— Душ был бы кстати.

— Я впервые причащал такое количество народа. Такая суматоха! А тебя там не было?

— Был.

Я подумал было о том, чтобы сообщить о нападении в полицию и в службу безопасности Ватикана, но решил этого не делать. У того, кто хотел меня зарезать, будет сегодня не меньше хлопот, чем у любого другого, кто бродит по городу, забитому людьми из сопровождения папы. Вряд ли он сразу же предпримет вторую попытку. Все-таки с моей стороны было бы непрофессионально не предупредить хотя бы Диего. В конце концов, он стоял на последней линии защиты папы.

— Диего, кто-то сообщил полицейским, что по улицам бродит недовольный папой псих с ножом. Высокий, тощий, черные глаза, опущенные черные усы. Смотри в оба.

— Брат Пол, вы же знаете, этим я и занимаюсь.

Нудное действо на сцене медленно близилось к финалу под прохладные аплодисменты, и я уже решил, что этим все и закончится, но вдруг на сцене возник вкрадчивый молодой монсеньор с микрофоном.

— Ваше святейшество, как вы знаете, студенты со всего мира съезжаются в Неаполь, чтобы учиться в наших прекрасных университетах. В качестве особого номера программы некоторые из них подготовили музыкальное приветствие, чтобы таким образом отметить ваше латиноамериканское происхождение.

Семь или восемь музыкантов, нервничая, вышли на сцену с причудливой смесью инструментов: гитарой, чаранго,[96] большим барабаном «бомбо», мексиканским рожком и даже индейской флейтой. Все говорило о грядущей катастрофе. Музыканты были большей частью неряшливы и молоды, кроме одной эффектной женщины с маракасами в руках. Треди вяло улыбнулся.

Я с удовольствием прослушал половину первого номера их выступления: энергичная, ритмичная и увлекающая мелодия, переполняемая жизнью и яркими красками. Не знаю, была ли это фольклорная музыка или сальса, правда, в неаполитанской обработке, но она унесла меня в далекое прошлое и нашла ответ в моей душе. Моя душа парила. Ко второму номеру уже все присутствующие были во власти полной жизни и энергичной мелодии. Стоявший рядом со мной Альтамирано двигался в такт музыке. Я видел, как папа отбивал ритм носком ботинка.

Когда зазвучала третья или четвертая композиция, Треди встал, прошелся в такт музыке и щелкнул пальцами над головой. Он наклонился к музыкантам и заговорил с женщиной с маракасами. Я не слышал, о чем они говорили, но прочитал по его губам: два слова на испанском.

— Bailamos, linda,[97] — пригласил папа. Надо быть латиноамериканцем, чтобы понять страстность и интимность выражения. Пресс-бюро Ватикана корректно сообщило, что папа сказал: «Не желаете ли вы потанцевать, сеньора?»

В одно мгновение на лице женщины отразилась вся палитра эмоций: удивление, шок, восторг одновременно с широкой улыбкой неподдельной радости.

Его святейшество папа Пий XIII невинно прошелся в танце по сцене, держа женщину на расстоянии вытянутой руки. Это был старомодный, братско-сестринский вариант танца, короткий, не сливавшийся полностью с пульсацией ритма, но весьма экспрессивный.

Столпотворение.

Все вскочили на ноги. Одобрительные аплодисменты молодых людей волна за волной накрывали танцующего папу. Танец папы станет хитом в теленовостях и появится на первых полосах всех газет. Пребывая в ликующем состоянии после этой встречи, я решил ехать домой вместе с репортерами: это веселее, чем с ватиканской тусовкой, с которой я ездил все время.

— Вот это шоумен, Пол. Какая реклама веры!

Тилли пребывала на вершине восторга. Но Тилли — репортер, как всегда, боролась с Тилли — ревностной католичкой. Она спросила уже серьезнее:

— Думаешь, это «домашняя заготовка»?

— А вдруг он знает Кармен Де Лама, женщину, с которой танцевал?

— Уверена, раньше он никогда ее не видел. И все-таки она — кто?

— О, Кармен из Панамы; в Неаполе ведет семинар для будущих врачей на медицинском факультете. Как выяснилось, она очень религиозная мать четверых детей, а также, возможно, лучший детский хирург во всей Латинской Америке.

Может, он действительно ее знал.

Это было радостное возвращение домой, я даже не думал, что может существовать другое мнение о танце папы, пока мы не приехали в Рим и я не столкнулся с Марией, выходившей из второго автобуса с прессой. Ее волосы спутались, плечи поникли, а взгляд прекрасных глаз был пуст.

Я спросил:

— Вы попали под дождь, linda?

— Мне плохо, сердце болит.

— Расскажи дяде Полу.

Она едва сдерживала слезы.

— Папы не танцуют, Пол. Настоящие папы никогда не танцуют.

Я сказал ей что-то утешительное. Я не разделял ее мнения, но мог понять. Сам я пребывал в приподнятом настроении. Рука, правда, чертовски болела. Если бы мне удалось снова увидеть того, кто меня ранил, я бы его узнал. Сидя в автобусе, я вдруг понял, куда отправлюсь искать его, прежде чем он найдет меня.

ГЛАВА 20

По возвращении домой у меня не оказалось времени на размышления об угрозах или танцующих папах. В колледже святого Дамиана назревал кризис, уладить который мог только отважный брат Пол. Так сказал мне отец ректор, пребывавший в хмуром одиночестве, когда я разыскал его, обнаружив записку у подъезда и другую — на моей кровати. По крайней мере, на этот раз не было гвоздик.

— Конечно, подобное происходило и раньше, этого следовало ожидать. Но сегодняшний случай, скажем так, вопиющий. Вот — признание, — сказал ректор, сидя за темным деревянным столом, из-за которого он наводил ужас на поколения будущих священников. Сложив домиком ухоженные пальцы, он сухо изложил детали преступления. В общежитии колледжа святого Дамиана существовала тщательно разработанная система консультаций для семинаристов, и он знал, что я в курсе. Мы оба также знали, что в конце семестра ректор уходит на пенсию. Он хотел уйти достойно, но тихо.

— Что именно вы хотите, чтобы я сделал, отец ректор?

— Я хочу, чтобы вы решили эту проблему, брат Пол. Уладили бы это. Вы должны знать как. Я… подобные вещи…

Есть определенная правда жизни даже в Ватикане, и часть ее заключается в том, что вы можете помещать молодых людей, призванных быть священниками, в самое идеальное окружение, можете посылать их учиться на целый день, молиться за них всю ночь, изнурять их наставлениями и физическими упражнениями, но вы не избавите их от сексуального желания. Я хотел было сказать отцу ректору, что иногда даже папа просыпается с возбужденным пенисом, но не стал этого делать. Потому что, если он поперхнется своей вставной челюстью, то можете не сомневаться, как не сомневаетесь в том, что в церквах есть свечи, что именно брату «Уладь-это» придется возвращать старого козла к жизни.

Первое, что я сделал, это смыл дорожную пыль, для чего потребовалось раздобыть целлофановые мешки и обернуть повязку на руке, чтобы я, ай-ай, ее не намочил. Вы когда-нибудь пытались найти целлофановые мешки в Риме воскресным вечером в доме, где живут семинаристы? Все это не прибавило мне желания заниматься тем, чем я был вынужден заняться, а именно — пойти к семинаристу по имени Петр Муэсен, флегматичному датчанину (так я думал) со второго курса факультета теологии.