Таня Карвер - Клетка из костей

И он это делал. Долгие годы. Столько лет, что сам уже сбился со счета. Выбрать ребенка, подготовить его, принести в жертву. И Сад не погибнет.

Ребенок всегда использовался целиком — и кровь, и кости, и плоть. Все было кстати, ничего не пропадало зря. Это подпитывало Сад. Укрепляло Сад. Помогало Саду расти. И сейчас Сад нуждался в помощи больше, чем когда-либо прежде. Именно поэтому этот жертвенный мальчик имел такую важность. Потому что он был там. Он сам видел, что происходит. Сад умирал.

Все остальные Старейшины могли сколько им вздумается болтать о свежей крови, обновлении и прочем. Но если он не принесет ребенка в жертву, если не ублажит землю, то Сад никогда больше не даст плодов. А он должен давать плоды.

Должен.

Но у жертвоприношений была и вторая причина.

Он наслаждался ими.

Он блаженствовал от криков и воплей. Он купался в крови — и во власти.

Контролировать все переходы. От жизни к смерти, от смерти к перерождению. Все было в его власти.

Всем повелевал он.

…Он снова взглянул на мальчика, отпрянувшего в страхе еще дальше. Цепь на его ноге тихонько звякнула.

— Ты должен быть польщен, — сказал он. — Тебе выпала большая честь. Ты избранный. Скоро, уже совсем скоро…

И он снова отвернулся.

Он не слышал криков мальчика.

Не слышал криков Пола.

Он просто пошел нарвать цветов.

Фил онемел. Как будто тело его отделилось от мозга, а все нервные окончания в одночасье отмерли. Комната превратилась в длинный, сужающийся в перспективе туннель. Он словно смотрел на свою возлюбленную и на человека, которого считал отцом, не с того конца телескопа.

Чувство это продержалось недолго. Взаимоисключающие эмоции, которые пробудил в нем рассказ Дона, дозрели и наконец рванулись адреналином в кровь; нечто схожее он, должно быть, испытал бы в автокатастрофе.

Он не знал, на кого смотреть, не знал, к кому обратиться. Взгляд его, пометавшись из стороны в сторону, упал на Марину.

— Ты знала? — спросил он.

Адреналин в крови уподобился ножу и резал в самое сердце. Его предали.

— Ты знала?

— Узнала за пару часов до тебя, — сказала Марина, взглядом умоляя простить ее. Меньше всего на свете ей хотелось усугублять его страдания. — Мы с Доном поговорили как раз перед тем, как ехать в больницу. Я сказала, что ты должен знать.

Больше говорить с ней было не о чем. Он понимал, что его одолевают сложные, тонкие эмоции, но справиться с ними в данный момент он не сумел бы. Ему нужны были эмоции простые, грубые. И первой из них оказался гнев.

— Ты знал, — зловещим шепотом процедил он. — Все это время знал… Все эти годы… Всю мою жизнь… Знал и молчал.

Дон опустил глаза, вздохнул.

— Мы думали, так будет лучше… Лучше будет не знать… — устало произнес он.

Фил кивнул, поджав губы.

— Ага. Значит, каждый раз, когда я спрашивал о своих родителях и ты говорил, что ничего не знаешь…

Дон по-прежнему молчал. Ковер на полу полностью завладел его вниманием.

— Каждый раз… Каждый раз ты отговаривал меня. Не надо их искать, твердил ты. Всякий раз. Когда я был моложе…

В глазах Дона читалась боль. Страдания его, по-видимому, ни в чем не уступали страданиям Фила. Его лицо словно окаменело от боли; он силился, но не мог произнести нужные слова.

А Фил продолжал:

— Ты говорил, что я не смогу их найти. Что ты пытался, но они как сквозь землю провалились. Каждый раз… Ты каждый раз обманывал меня, Дон… Врал… И моя сестра… Сестра…

— Тебе лучше было не знать, — сказал Дон, борясь с подступающими слезами.

— Лучше? — Фил горько рассмеялся. — Лучше? А может, я сам должен был решить, как лучше?

Дон промолчал. Губы его мелко подрагивали.

— Ты не согласен? — уже громче спросил Фил.

— Нет. — Дон тоже повысил голос. — Может, если бы это было обычное усыновление… Если такое вообще бывает! Но не в нашем случае, нет…

— Почему?! — Фил сорвался на крик.

— Потому что тебя там не было… Ты не видел того, что видел я…

Дон закрыл лицо рукой, по его щекам текли слезы.

Тишина, оказывается, может оглушать, как разорвавшаяся бомба. Все трое сидели неподвижно. Не смея шелохнуться. Вопросы всплывали, набухали и лопались, не дождавшись ответа…

Но не все.

Фил взглянул на Марину.

— Эти мои кошмары… И рисунки на стене… И клетка… И мужчина в маске… — Кулаки его нервно сжимались и разжимались. — Почему?

— Потому что они были в реальности, — сказала она. Спокойно, доверительно. — Они — часть твоей жизни. Аспекты твоей жизни.

— Но я… Я не знал… Я не мог запомнить…

— Нет. Ты был еще слишком маленьким. Твой разум тогда еще не сформировался окончательно. И если бы тебе повезло, все это прошло бы бесследно. Но настолько чудовищные воспоминания, увы, всегда оставляют отпечаток. Мозг всего лишь блокирует их. Прячет. Подавляет.

Фил кивнул.

— Но почему именно сейчас?

— Как я уже сказала, это чудовищные воспоминания. Сознание их скрыло, но не смогло уничтожить. Потому что это все же было. И события тех лет дремали где-то в глубинах твоего разума, ожидая толчка, искры… И толчок был дан. Искра зажглась.

— Понятно…

Голова у Фила шла крутом. Внутри черепа как будто растревожили осиное гнездо. Голос Марины с трудом пробивался сквозь этот шум.

— Ты совсем не помнишь своих родителей?

Фил закрыл глаза, но не мог сосредоточиться из-за постоянного гудения.

— Нет.

— Ну, может, оно и к лучшему. Если ты видел, как их убили… Не стоит спешить воскрешать эту картину в памяти.

Волна гнева постепенно спадала. Но вопросы продолжали жужжать, а голова — болеть от напрасных попыток найти ответы. Фил не знал, что сказать. Не знал, что ему теперь думать. Какой вопрос задать в первую очередь. Дон и Марина молча ждали.

— А мои приступы паники… — наконец сказал он. — Они тоже как-то с этим связаны?

— Скорее всего, — ответила Марина. — Механизм замещения. Ты никогда не пытался совладать с детской травмой, потому что не знал о ней. Подавил ее силой разума. А она ведь никуда не исчезла — и продолжала атаковать тебя, только уже по-другому.

— И профессию ты себе выбрал не самую подходящую, — добавил Дон.

Фил кивнул. По телу разливалась истома, адреналин схлынул. Он вдруг почувствовал страшную усталость, но в голове родился еще один вопрос:

— А как же гостиница? Почему мне показалось, что я уже бывал там?

— Потому что ты действительно там бывал, — сказал Дон. — Точнее, ты там жил. На территории этой гостиницы находился «Сад».

Фил вздохнул, потер лоб. Все трое снова замолчали.

Первым заговорил Дон.

— Прости меня, сынок. Я… я не знал, как будет лучше. Мы с твоей мамой… с Эйлин, — поправился он, — не знали.

Усталость уже полностью охватила Фила. Он из последних сил улыбнулся и пробормотал:

— Ничего, я по-прежнему буду называть ее мамой.

Дон кивнул, улыбнулся. Марина улыбнулась в ответ — устало, грустно.

— Я еще нескоро смогу с этим свыкнуться, — сказал Фил. — Очень нескоро. Но я постараюсь. — Еще одна героическая улыбка. — Марина любит повторять, что семья — это не только биологическое понятие. Да уж…

Он почувствовал ее прикосновение.

— По-моему, тебе пора спать, — сказала она.

И Фил, уже в полудреме, кивнул в знак согласия.

Микки повернул ключ в замке и вошел в офис.

От Линн он уехал рано, чтобы успеть заскочить домой, переодеться и принять душ. Она сказала, что помыться он может и у нее и даже вместе с ней. Заманчивое предложение. Весьма заманчивое. Но он устоял перед соблазном.

Ночная похоть — это одно, а дневной рассудок — совсем другое. Ему даже показалось, что его отказ принес Линн облегчение. Очевидно, она тоже серьезно относилась к своей работе. Еще один общий интерес.

Всю дорогу домой его почему-то мучила совесть.

Не за его поступки и уж точно не за поступки Линн: ее поведением в ту ночь он насладился сполна. Оба они насладились своим поведением… По пути на работу он проигрывал в голове лучшие эпизоды, а таких набралось изрядное количество.

Но что-то не давало ему покоя. Что-то тут было нечисто.

И он знал, в чем дело, хотя и отказывался признаться самому себе. Он переспал с женщиной, вовлеченной — пускай и опосредованно — в текущее дело. А это могло поставить все расследование под угрозу.

Паркуясь на стоянке возле участка, он решил, что от этих мыслей надо избавляться. Лучше сосредоточиться на пресловутых «лучших эпизодах», которых должно было хватить на весь рабочий день.

По крайней мере, до следующей встречи с Линн. Ни о чем конкретном они, конечно, не договаривались, но он был уверен, что это всего лишь вопрос времени. Они обязательно встретятся снова.