Эрик Ластбадер - Шань
В таких случаях Даниэла отчетливо ощущала свой страх перед тем, что в один прекрасный день Карелин возьмет и бросит ее. С другой стороны, она сознавала всю необоснованность этого страха. Она нисколько не сомневалась в искренности чувств Карелина, любившего ее страстно и самозабвенно, но без рабского поклонения, вызывавшего у нее непреодолимое отвращение.
Всякий раз, заводя новую связь, Даниэле приходилось самой вызывать любовь в сердце мужчины. В результате этого всякий раз чувство, благодаря своему неестественному происхождению, улетучивалось, теряло свежесть. Любовь Карелина была иной. Она знаменовала целую эпоху в личной жизни Даниэлы.
— Иди ко мне, котенок, — шепнул он игриво. — Приляг.
Даниэла послушалась его. Расслабившись, она закрыла глаза и задышала ровно и глубоко, убаюканная теплом его тела.
Во сне она произнесла вслух имя Малюты, не ускользнувшее от внимания Карелина, который, нежно обняв ее, лежал без сна, наблюдая за игрой бледных пятен уличного света на потолке.
Значит, Малюта, —мысленно повторил он.
Незадолго до рассвета Даниэла проснулась.
— Расскажи мне, что связывает тебя с Олегом Малютой, — попросил он.
— Не понимаю, о чем ты, — настороженно отозвалась она.
— Не притворяйся, котенок. Я хочу знать, отчего ты боишься его.
— Почему ты заговорил об этом?
— Потому что он преследует тебя, даже когда ты спишь. — Карелин повернулся и внимательно посмотрел на нее. — Во сне ты произносишь его имя с ненавистью и страхом.
Выпростав руку из-под одеяла, она провела ладонью по его щеке.
— Почему ты не спишь, любимый? Карелин улыбнулся.
— Я прислушивался к ночи. И думал. И вдруг посреди размышлений я услышал, как ты сказала: Малюта.
—Что еще я говорила?
— Больше ничего.
Даниэла была в растерянности. С тех пор, как она в последний раз доверилась другому человеку, прошла целая вечность. Ей очень хотелось быть откровенной до конца с Карелиным, и именно поэтому она никак не могла на это решиться. Опасность была слишком велика. Следуя зову сердца, человек всегда оказывается обманутым: горькую правоту этой жестокой истины Даниэла познала на себе. И все же всякое любящее сердце жаждет поделиться своими тайнами с предметом любви, ибо такая откровенность порождает новую, еще более интимную близость. Ту самую, которая превращает удовольствие в радость.
— Я хочу рассказать тебе..., — она осеклась, не договорив фразу.
В этой войне ты либо за меня, либо против, —сказал ей Малюта. Она вспомнила снег, гробовую тишину ночи и скрежещущий голос Малюты, проникающий ей в сердце. Горький вкус во рту при виде гаснущего света в глазах Алексея, свой указательный палец, дрожащий на спусковом крючке, гулкое эхо от выстрела, звенящее в ушах, и удушливый запах пороха.
Словно наяву она видела, как Малюта забирает пистолет из ее ослабевшей руки. Она знала, что из этого оружия больше не будет произведено ни единого выстрела. Теперь его предназначение состояло в том, чтобы хранить отпечатки пальцев Даниэлы, дабы быть использованным против нее в случае необходимости как изобличающее доказательство. Я хочу, чтобы ты знала, что я могу в любую минуту предъявить тебе обвинение в убийстве.
—Котенок... — начал было Карелин.
— Возьми меня.
— Котенок, я вижу боль в твоих глазах...
— Сделай, как я прошу, любимый. — Ее руки заскользили вдоль его крепкого торса. — Пожалуйста.
Карелин обнял ее. Он положил ладони на ее упругие, высокие груди, легонько проведя пальцами по их кончикам. Даниэла, вскрикнув, уткнулась лицом в его плечо, так что густые, расточающие аромат лаванды пряди ее волос мелькнули перед его лицом.
Он принялся нежно гладить ее, опуская руку все ниже и ниже, пока, добравшись до темного треугольника внизу живота, не обнаружил, что Даниэла уже готова принять его.
Тогда он, повернувшись, приподнял ее и бережно усадил на себя сверху. Ее бедра раскрылись, подобно лепесткам цветка на рассвете.
Он овладел ею. Даниэла подумала, что теряет сознание. Она прижалась спиной к его мускулистой груди, чувствуя, как ускоряется ритм его сердца по мере того, как он все глубже проникает в сокровенные глубины ее тела. Ее голова откинулась назад. Веки затрепетали.
Даниэле казалось, что она ощущает биение его сердца внутри себя. С каждым движением волна наслаждения, поднимавшаяся от бедер, захлестывала ее и спадала, достигая затылка. Она вся пылала, охваченная огнем любви.
Он нежно мял руками ее груди, то и дело слегка стискивая их кончики меж пальцев, отчего дрожь пробегала по ее телу.
— Любимый, — шептала она, с трудом ловя воздух. — Любимый...
Она принялась вращать бедрами и услышала возле самого уха тихие стоны, вырывавшиеся из его горла вместе с горячим дыханием. Казалось, что он говорил что-то, точно в забытьи, на неведомом языке, однако слова проникали ей прямо в сердце, минуя разум.
Пальцами побуждая его проникнуть еще глубже внутрь ее тела, она в то же время еще крепче прижималась к нему.
— Котенок!
Остекленевшие, ничего не видящие глаза Даниэлы широко распахнулись. Она задыхалась. Ее бедра трепетали, когда она сжимала их, чувствуя под собой ответные судороги, пробегавшие по его напряженным мышцам.
Он так резко подался вперед, что она вскрикнула, точно от боли. Казалось, поток раскаленной лавы внезапно затопил ее. Инстинктивным движением она накрыла руками его ладони, по-прежнему стискивавшие ее грудь.
Она никак не могла остановиться. Затем, когда уже все кончилось, она повернулась к нему, шепча:
— Обними меня, любимый. Обними меня крепко-крепко.
Впервые в жизни она почувствовала, сколь важны эти ласки после удовлетворения страсти.
С первыми голубоватыми лучами холодного зимнего утра она промолвила:
— Я хочу рассказать тебе про Малюту.
В этой войне ты либо со мной, либо против меня, —звенело в ее ушах. Она ощущала на сердце леденящий ужас перед этим человеком.
— Я хочу рассказать тебе все.
Она едва удержалась, чтобы не добавить: потому что Малюта заставил меня плакать, и мои щеки горели от жгучих слез, замерзавших на ветру. И эти слезы, пролитые из-за него, обнажали мое сердце перед его алчным и злобным взглядом.Ему удалось то, что не удавалось со времен ее детства никому, кроме отца Даниэлы. Он заставил ее вновь почувствовать себя маленькой, несмышленой девчонкой. Он сорвал одежду с ее души, и раздетую изнасиловал столь ужасным способом, что это навсегда запечатлелось в памяти Даниэлы. Поступи он так с ее телом — она страдала бы несравнимо меньше.
— Я хочу, как верующий в храме, исповедоваться перед тобой.
Карелин молчал. Густые волосы Даниэлы щекотали его щеку. Он смотрел в эти спокойные серые глаза и отчего-то вспоминал шторм, виденный им на Черном море.
За окном поднялся ветер. Время от времени с улицы доносился шум проезжавших машин.
— Чем он обидел тебя, котенок?
— Теперь я работаю на него, — она говорила совсем тихо.
Даже находясь так близко от нее, Карелин едва расслышал, что она сказала.
— Сволочь, — так же тихо и бесстрастно промолвил он.
Тон, которым он произнес это одно-единственное слово, внес успокоение в душу Даниэлы. Мне нечего опасаться с ним, —подумала она.
— Он заставил меня убить Алексея, — проговорила она сдавленным голосом. — Он заявил, будто Алексей работает на него, шпионя за мной. Ну, а потом, после того, как я всадила пулю в голову Алексея из пистолета — из его, Малюты, пистолета, — он рассказал мне правду. Он утверждал, что его человек фотографировал меня тогда, ночью. Я не сомневаюсь, что он и сейчас караулит меня.
— Ты видела его когда-нибудь? Как он выглядит?
— Не знаю.
Карелин задумался на мгновение.
— Что с оружием?
Даниэла сидела совершенно неподвижно. Ее глаза оставались сухими. Казалось, она даже перестала дышать.
— Малюта забрал его. Там остались мои отпечатки. Кроме того, у него есть фотографии.
— Фотографии с места убийства?
Раздался хруст.
— Нет, другие, — прошептала Даниила.
Она вдруг задрожала всем телом. Что еслииз-за этого Михаил бросит меня? —мелькнуло у нее в голове. При этой мысли она испытала физическую боль. Она не могла даже думать о том, как снова предстать лицом к лицу с Малютой, оставшись в полном одиночестве, не чувствуя за спиной никакой поддержки.
— Какие другие?
Даниэла молчала, продолжая трястись. Ее язык прилип к пересохшему небу. Голосовые связки безуспешно напрягались, пытаясь издать хоть какой-нибудь звук.
— Котенок, — ласково обратился к ней Карелин, — раз уж ты начала, то договаривай.
Он взял ее руку в свою, словно неумелый подросток, приступающий к устрашающему ритуалу физической близости, и крепко стиснул ее пальцы между своих, стараясь вдохнуть в них мужество.
