Джон Гришем - Адвокат
Гектор предложил ей готовиться к выезду. Молодая мать не поверила. Палма спросил, нет ли у нее каких-либо доказательств, что она и в самом деле вносит арендную плату. Женщина отыскала под кроватью сумку и извлекла клочок бумаги, оказавшийся чеком от кассового аппарата из овощного магазина. На обороте чека карандашом было выведено: “Пол. от Лонти Бертон сто долл. в кач. аренд, платы. 15 янв.”.
Докладная записка занимала две страницы, к ней прилагалась ксерокопия так называемой расписки. Оригинал чека Палма забрал у женщины и приобщил к делу. Несмотря на корявый почерк и усеченные слова, документ был ошеломляющей силы. От волнения я, похоже, заговорил вслух: шофер глянул в зеркальце, проверяя, все ли в порядке с пассажиром.
Служебная записка содержала детальный отчет о том, что Гектор видел, слышал и говорил. Никаких выводов, никаких рекомендаций руководству. Впрочем, от младшего сотрудника Палмы их никто и не требовал.
В аэропорту я по факсу отправил документы Мордехаю.
Если попаду в катастрофу или меня захотят убить, ограбить, копии сохранятся в недрах адвокатской конторы на Четырнадцатой улице.
Глава 29
Мы не знали, кто является отцом Лонти Бертон, как, похоже, не знал этого никто; ее мать и братья отбывают в настоящее время тюремный срок. Мы решили действовать от имени доверенного лица семейства. Пока я находился в Чикаго, Мордехай отправился в окружной суд, занимавшийся рассмотрением семейных дел, и оформил доверенность на защиту имущественных интересов Лонти Бертон и ее детей.
Рутинный вопрос был улажен в течение нескольких минут судья оказался хорошим знакомым Мордехая. Таким образом, мы заполучили нового клиента – Уилму Фелан, социальную работницу, чья роль в предстоящем судебном разбирательстве сводилась к минимуму. Мордехай сразу известил Уилму, что ее вознаграждение в случае победы будет чисто символическим.
Фонд Коэна, каким бы шатким ни было его финансовое положение, располагал всей документацией, регулирующей деятельность благотворительной юридической конторы. Леонард Коэн недаром считался знатоком законов, в противном случае он не предусмотрел бы в уставе фонда каждую мелочь. Несмотря на то что законодательство не одобряло подобной практики, наша контора имела право вести дела о причинении увечий или смерти с получением гонорара в виде процента от общей суммы компенсации убытков, присужденной к выплате клиенту. В нашем случае ставка гонорара ограничивалась двадцатью процентами вместо обычных тридцати. Некоторые адвокаты не стеснялись требовать сорок процентов и, как правило, добивались их. Из двадцатипроцентного гонорара контора оставит себе половину, Десять процентов пойдут в фонд.
За тринадцатилетнюю практику дела вроде нынешнего Мордехаю приходилось вести дважды. Первое дело он проиграл из-за неудачного состава жюри. Во втором деле истцом выступала бездомная женщина, которую сбил городской автобус. Мордехай убедил суд назначить ей компенсацию в сто тысяч долларов, из которых контора получила десять.
Деньги ушли на покупку новых телефонов и электронных Пишущих машинок.
Имея в кармане подписанный судьей контракт на двадцать процентов, мы были готовы действовать.
* * *
Мой самолет приземлился в шесть двадцать, и через полчаса я ждал Грина у входа на стадион в Лэндовере. Мордехай чудом купил билеты на баскетбольный матч между командами Джорджтауна и Сиракуз <Город в штате Нью-Йорк> . Протягивая мне в двадцатитысячной толпе болельщиков билет, Мордехай вытащил из кармана толстый конверт, отправленный заказной почтой на мое имя в контору на Четырнадцатой улице. Отправителем значилась окружная ассоциация адвокатов.
– Получили сегодня утром, – сказал Мордехай, который и не вскрывая конверта прекрасно знал, что именно в нем находится. – Встретимся на наших местах. – Он нырнул в толпу.
* * *
Отыскав местечко под фонарем, я порвал плотную бумагу. Мои друзья из “Дрейк энд Суини” решили полностью открыть свои карты.
Первый документ оказался копией официального обращения в апелляционный суд с жалобой на мое гнусное поведение. Обвинения в несоблюдении профессиональной этики перечислялись на трех страницах, хотя, по сути, могли уместиться в одном абзаце. Я украл досье. Я нарушил конфиденциальность. Я был дурно воспитанный человек, которого следует или навсегда лишить права заниматься юридической деятельностью, или дисквалифицировать на несколько лет и (или) подвергнуть публичному осуждению. Досье до сих пор не возвращено, посему вопрос должен рассматриваться в срочном порядке и по сокращенной процедуре.
Помимо копии обращения в суд, в конверте лежали какие-то справки, формы, выписки из протоколов, я не обратил на них ни малейшего внимания. Прислонившись к холодной стене, я ждал, когда во мне уляжется ярость. Я хорошо представлял, что означает отлучение от профессии. Наивно было полагать, будто фирма, стремясь вернуть досье, не окажет на меня давление любыми доступными ей способами.
Мой арест не удовлетворил их аппетиты. Они жаждали крови. Типичная стратегия большой фирмы – пленных не брать! Я прекрасно понимал их логику. Но и у меня было в запасе нечто такое, о чем наши генералы еще не догадывались: завтра в девять утра я буду иметь честь официально предъявить фирме иск на десять миллионов долларов в качестве компенсации за смерть Лонти Бертон и ее четверых детей.
Судя по всему, угроза дисквалификации – их последняя ставка. Не будет больше ни ордеров, ни арестов, ни заказных писем. Я почувствовал некоторое облегчение, однако к нему примешалась изрядная доля страха. Выйдя десять лет назад из стен колледжа, я ни разу не задумался о смене профессии. Чем я буду зарабатывать на хлеб?
Впрочем, София обходится без лицензии, а опыта у меня не меньше. Даст Бог, не пропаду.
Мордехай стоял в проходе, ведущем к нашим местам. Я коротко рассказал о содержимом конверта, Мордехай посочувствовал мне.
Матч обещал быть в высшей степени напряженным, но в данный момент вовсе не баскетбол интересовал нас. Джефф Мекл, охранник из “Рок-Крик секьюрити”, в свободное от основной деятельности время подрабатывал на стадионе, сегодня днем его выследила София. Наверняка он слоняется неподалеку среди сотни других одетых в униформу стражей порядка, посматривая одним глазом на щиты с кольцами, а Другим кося в сторону излишне активных зрителей.
Мы не имели представления, молод Джефф или стар, белый или темнокожий, рослый или приземистый. У каждого охранника на левой стороне груди была карточка с именем. Мы отправились по проходам от секции к секции, и не Прошло двадцати минут, как Мордехай обнаружил Мекла на том месте, мимо которого я прошел дважды.
Охранник оказался примерно моих лет. Белый, мощное телосложение, простоватое лицо. Бычья шея и неохватные бицепсы вызывали невольное уважение. Быстрое совещание постановило: с Джеффом поговорю я.
Зажав между пальцев визитку, я с независимым видом приблизился к гиганту.
– Мистер Мекл, меня зовут Майкл Брок. Я адвокат.
Он равнодушно взглянул на меня и взял визитку. Я отвлек его от беспечной болтовни с молоденькой билетершей.
– Вы не согласитесь ответить на несколько вопросов? – Интонацию я позаимствовал у героя детективного фильма.
– Валяйте. Но могу и промолчать. – Джефф подмигнул девушке.
– Приходилось ли вам когда-нибудь работать на “Дрейк энд Суини”? Это крупная юридическая фирма.
– Ну.
– Вы оказывали им помощь в выселении?
Вопрос задел его. Лицо затвердело, беседа, можно считать, завершилась.
– Вряд ли, – сказал Джефф в сторону.
– Вы уверены?
– Нет. Мой ответ – нет.
– То есть вы не помогали фирме четвертого февраля сего года выселять из здания заброшенного склада самовольно вселившихся людей?
Сжав челюсти и сузив глаза, Джефф покачал головой.
Кто-то из “Дрейк энд Суини” наверняка переговорил с мистером Меклом. Или, что более похоже на правду, фирма пригрозила его работодателю.
Как бы то ни было, лицо охранника превратилось в бесстрастную маску. Девушка подчеркнуто изучала свои ногти.
Я был лишним.
– Рано или поздно вам придется ответить на мои вопросы.
Джефф заиграл желваками, однако не произнес ни слова. Давить дальше мне не хотелось. Подобные личности умеют удивительно внезапно выходить из себя. А что может противопоставить обыкновенный уличный юрист кулаку размером с голову ребенка? За последние две недели мне с лихвой перепало синяков и шишек.
Последив минут десять за игрой и почувствовав боли в спине, так и не оставившие меня после аварии, я направился к выходу.
Мотель, куда директриса поселила Руби, располагался на северной окраине Бетесды. Те же сорок долларов. Боже, дальнейшей благотворительности мой кошелек не выдержит.
Меган считала: если Руби действительно решила бросить наркотики, то истинной проверкой ей послужит улица.
