Лорел Гамильтон - Голубая Луна

Зейн и Шерри сместились в стороны, позволяя ему приблизиться ко мне.

Я взяла руку Натаниеля и не знала, что с ней делать. Пожать – было маловато, поцеловать – казалось неправильным. Я насиловала свой мозг в поисках чего-нибудь подходящего для леопардов и находила только пустоту. Единственное, что леопарды делали чаще всего – лизали друг друга. Больше в голову ничего не лезло.

Я подняла руку Натаниеля к губам, склонилась над ним, прижавшись ртом к тыльной стороне ладони. Я лизнула его кожу одним быстрым движением, и вкус оказался мне знаком. В этот момент я узнала, что эту сладкую кожу вылизывала Райна, проводила губами, языком, зубами по этому телу.

Мунин взвился внутри меня, и я противилась ему. Мунин хотел укусить руку, пустить кровь и лакать ее, как кошка – сливки. Образ был слишком отталкивающим. Мой собственный ужас помог мне прогнать Райну. Я оттолкнула ее в глубину и поняла, что она не собирается покидать меня насовсем. Вот почему она пришла так быстро и так легко. Я чувствовала, что она скрывается внутри меня, словно раковая опухоль, ждущая возможности разрастись.

Я стояла, ощущая вкус кожи Натаниеля во рту и делала то, чего Райна не делала никогда: утешала.

Я мягко подняла голову Натаниеля, пока не смогла взять его лицо в свои руки. Я поцеловала его лоб, соленые от слез щеки.

Он с плачем упал на меня, прижался, руки обхватили мои ноги. На секунду Райна попробовала прорваться к жизни, когда пах Натаниеля прижался к моим голым ногам.

Я потянулась к Ричарду, оживляя метку между нами. Его сила пришла в ответ на мою просьбу, как теплое касание меха. Помогла прогнать это ужасающее, жалящее привидение.

Я протянула руки остальным леопардам. Они прижались к моим ладоням лицами, терлись подбородками, как кошки, облизывали меня, будто я была котенком. Я стояла между трех жавшихся ко мне верлеопардов, заимствуя силу Ричарда, чтобы держать Райну вдали. Но в этом было что-то большее. Сила Ричарда переполнила меня, хлынула через меня в леопардов.

Я была словно дерево в центре костра. Ричард был огнем, а верлеопарды грелись в этом тепле. Они вбирали его в себя, купались в нем, заворачивались, как в надежду.

Стоя там, между силой Ричарда, потребностью в тепле верлеопардов, и ужасным прикосновением Райны, отравляющим все, будто какой-то нечистый запах, я молилась: “Господи, не дай мне их подвести”.

24

Церемония приветствия, прерванная вчерашней ночью, была перенесена на сегодня. С монстрами надо помнить одно: правила должны соблюдаться. Правила гласили, что нужна приветственная церемония, значит, черт побери, она состоится. Мстительные вампиры, или продажные полицейские, да пусть хоть ад замерзнет, но если нужно выполнить обряд или провести церемонию – ее проводят. Вампиры, вцепляясь в горло, соблюдали одновременно массу культурных традиций, и вервольфы не слишком отставали от клыкастых.

Что до меня, я бы потребовала перерыв и сказала: “К чертям все это; давайте попробуем разобраться с загадками”. Но решала не я. Даже поджарив больше двадцати вампов вчера ночью, главной собакой в стае или в чем-то еще я не стала, хотя приглашение Верна было очень, очень вежливым. Меня теперь боялся не только Колин.

Уничтожение почти всех вампиров Колина означало, что стая Верна теперь контролировала положение. У них хватало людей, чтобы удержать Колина от создания новых вампов. Очевидно, если особых уз между вампирами и оборотнями на конкретной территории не было, то те из них, кто был сильнее, мог управлять другими. До вчерашней ночи Колин водил волков по струночке; теперь сапог был на другой ноге, и судя по выражению в глазах Верна, нога готовилась к пинку.

Стояла одна из тех жарких августовских ночей, которые невероятно тихи. Мир замер в душном, жарком мраке, как будто затаил дыхание в ожидании прохладного ветерка, который никогда не поднимется.

Но под деревьями что-то двигалось. Не ветер, что-то другое. Между деревьями пробирались люди. Нет, не люди – вервольфы. Все пока были в человеческой форме, но принять их за людей было невозможно. Они скользили сквозь лес, как тени, перемещаясь через редкий подлесок почти беззвучно. Если бы дул хоть самый легкий ветерок, раскачивая деревья, они были бы совсем незаметны. Но скрип веточки, шорох листа под ногой, шелест в кроне – и вы их слышали. В ночи вроде сегодняшней даже тихие звуки разносятся далеко.

Слева от меня хрустнула ветка, и я подскочила. Джамиль коснулся моей руки, и я подскочила снова.

– Черт, малыш, ты сегодня нервничаешь.

– Не называй меня малышом.

Его улыбка сверкнула в темноте.

– Прости.

Я потерла руками плечи.

– Ты не могла замерзнуть, – сказал он.

– Я не замерзла. – Вовсе не холод мурашками пробегал вверх и вниз по моей коже.

– Что не так? – спросил Джейсон.

Я замерла на месте в темном лесу, по колено в каких-то высоких, голенастых сорняках. Покачала головой, вглядываясь в темноту. Да, вокруг болталось несколько дюжин вервольфов, но меня выводили из равновесия не сами оборотни. Это было..., это было похоже на звук голосов издалека. Я не могла разобрать, что они говорили, но я могла их слышать – слышать у себя в голове. Я знала, что это было; это были мунины. Мунины в лупанарии. Мунины взывали ко мне, шептали мне в уши. Они в нетерпении ждали, пока я приду, поджидали меня. Черт.

Зейн всматривался в темноту. Он стоял достаточно близко, чтобы я услышала, как он втянул воздух, и поняла, что он принюхивается к ветру. Они все вышли на ночную прогулку, даже Натаниель. Он казался более уверенным, чем я когда-либо его видела, в собственной коже ему было удобно, причем буквально. Наша маленькая церемония днем кое-что значила для всех трех леопардов. А я все еще не понимала толком, что именно она значила для меня.

Они все были в старых джинсах и футболках – вещах, в которых не жалко перекинуться, потому что за одну ночь до полнолуния могло случиться всякое. Нет, случайностью это не будет. Сегодня ночью мне определенно придется смотреть, как некоторые из них теряют человеческую форму. Я поняла, что на самом деле я не хотела этого видеть. На самом деле.

Ашера и Дамиана с нами не было. Они ушли то ли шпионить, то ли вести переговоры с Колином и его оставшимися вампами. Я считала, что это – по-настоящему плохая идея, но Ашер уверил меня, что этого ожидают. Что он, как второй в команде Жан-Клода, отнесет сообщение, что я – мы – пощадили Колина и его второго, Барнаби. Мы позволили его слуге-человеку уйти из круга. Мы проявили великодушие, хотя не были обязаны. В соответствии с их законами, Колин преступил границы своих прав. Он был низший вампир, и мы могли бы отнять у него все.

Конечно, на самом деле Колин и Барнаби сами ускользнули. Единственный человек, которому мы разрешили уйти – это слуга-человек Колина. Но Ашер уверил меня, что он сможет солгать Колину, и что Мастер этого города никогда не поймет, что это было ложью.

Мой желудок сжимался при мысли о Дамиане и Ашере наедине с Колином и его компанией. У вампиров на все имелись правила, но они имели склонность искажать их, пока те не оказывались на волос от нарушения. Достаточно близко, чтобы Дамиану и Ашеру пришлось туго. Но Ашер был беспредельно уверен, а я сегодня ночью играла лупу. Один монстр за раз, полагаю.

Другое, что заставляло меня нервничать, – это отсутствие огнестрельного оружия. Ножи были разрешены, они заменяли когти, но никаких пистолетов. С Маркусом было то же самое. Ни один Ульфрик, достойный своей должности, не позволил бы принести оружие в их потаенное святилище. Я это понимала, но не была обязана одобрять. После того, что я сделала для Верна вчера ночью, я считала требование обходиться без оружия просто невежливым.

Ричард проинформировал меня, что мое убийство вампиров Колина внутри лупанария будет считаться нашим подарком, подарком, который приехавшие с визитом Ульфрик и лупа дарят местной стае.

Подарком, по обычаю, могло быть свежеубитое животное, драгоценности для лупы или что-то мистическое. Смерть, драгоценности или магия, этакий наборчик на День Святого Валентина.

Я надела джинсы, чтобы защитить ноги от травы и кустов, хоть и было достаточно жарко, чтобы под коленками вспотело. Единственный из нас, кто надел шорты, был Джейсон. Если его ноги и поцарапаются, ему, казалось, было без разницы. Он был также единственным, кто не надел никакой рубашки. На мне был ярко-синий топик, так что, по крайней мере, верхней части тела будет прохладно. Это, впрочем, оставляло на виду ножи.

Большой клинок за спиной был спрятан, если не присматриваться к спине по-настоящему пристально. Топ был из тонкой ткани, так что ножны в общем можно было разглядеть, только не в темноте. На предплечьях у меня были мои обычные наручные ножны с серебряными клинками. Они резко выделялись на коже. В кармане у меня лежал новый клинок. Четырехдюймовый пружинный нож с предохранительной кнопкой. Не хотелось случайно присесть и напороться. Один из тех клинков, которые выскакивают мгновенно. Да, это незаконно. Это был подарок от друга, которого не слишком заботила законность. Тогда почему же четырехдюймовик, который запрещено носить в большинстве штатов? Потому что с шестью дюймами стали в кармане мне было бы неудобно садиться. Так хорошо иметь друзей, которые знают твой размер.