Александра Олайва - Последняя
Особенно чуждой кажется мне мысль о возвращении на работу. Перед моим отъездом мы с коллегами шутили насчет того, как я смогу описать свой опыт в нашей ежеквартальной газете, привлечь этим внимание благотворителей. Сейчас это кажется немыслимым, но, возможно, спустя какое-то время я найду способ использовать пережитое к выгоде нашего центра. Например, освещение проблемы бешенства у животных. Какие у них должны были получиться кадры с моим ужасом перед истекающей пеной механической пастью! Обложка для брошюры должна получиться впечатляющей.
Интересно, показали ли уже выпуск с тем испытанием. Я знаю, что расписание показов будет плотным, но не знаю насколько. Наверное, этот эпизод будет смотреться нелепо. Какой-то неуклюжий, обтянутый шкурой зверь с дистанционным управлением натыкается на мой шалаш, сует нос внутрь, наклоняет пластмассовую башку и при нажатии нужной кнопки испускает записанное рычание.
При мысли о моей беспомощной и молящей позе перед лицом столь явного обмана становится тошно.
Но я хотя бы не сдалась. Им удалось меня испугать, но и только.
Я вижу подбегающего ко мне паренька и подавляю тот гнев, который до сих пор испытываю, вспоминая их койота.
– Майя! – объявляет он. – Впереди супермаркет! – Парнишка останавливается в нескольких шагах от меня. – Он заперт, но я нашел одно окно.
До супермаркета чуть больше полукилометра. Это немного неопрятное здание в дальнем конце пустой парковки. Входные двери и витрины серые (как я полагаю, закрыты металлическими жалюзи). На одном яркое пятно – граффити, с такого расстояния я не могу ничего разобрать. Мне вспоминается накопительная карточка, прикрепленная к брелоку с ключами, который я оставила висеть на вешалке дома. Над столиком с почтой, рядом с коллажем.
– Интересно, что у них по скидкам, – говорю я.
Паренек хохочет. На парковке он бежит вперед. Он сегодня ведет себя так ребячливо, как будто он и правда мальчишка. Как будто он счастлив. Когда-то я тоже так себя вела, но не в детстве. Я смогла расслабиться только после того, как нашла счастье уже взрослой, – до такой степени, что через год после замужества я почти ежедневно шутила насчет пуканья. Я даже притворялась скунсом: задирала бедро и шипела – ш-ш-ш!
Но я по-прежнему не готова делать это перед объективом.
Бреннан останавливается на дальнем углу и призывно машет мне рукой. Я машу в ответ, и он исчезает за углом здания. Как только я оказываюсь у супермаркета, понимаю, что граффити являет собой примитивное изображение грибовидного облака с потеками краски. Захожу за угол. Паренек шагах в двадцати от меня: он балансирует на перевернутой тележке для покупок и заглядывает в небольшое высокое окно.
– Тут какой-то кабинет, – говорит он.
– Пролезть сможешь? – спрашиваю я.
– Наверное. Дай что-нибудь, чтобы его разбить.
Рядом стоит мусорный бак, открытый и протухший. Рядом с ним навален мусор, а среди него я вижу кусок ржавой трубы. Подаю трубу пареньку, и моя ладонь становится рыжей. Обтираю ладонь о брюки, а парень тем временем разбивает окно.
– Отломи все осколки, – советую я.
– Знаю. – Он отламывает зубцы от рамы и заползает внутрь. – Лезь, Майя!
Я забираюсь на шаткую тележку – и мои плечи оказываются на уровне разбитого окна. За ним в тесном кабинете стоит Бреннан. Он протягивает мне руку, но и окно, и сама комната слишком маленькие. Пытаясь помочь, он только мне мешает. В конце концов я велю ему посторониться и залезаю внутрь.
Дверь кабинета отпирается с нашей стороны. Она выходит в коридор с другими кабинетами, который заканчивается широкими дверями, открывающимися в обе стороны. Когда-то в детстве я протиснулась через вот такие же в поисках туалета и потрясенно застыла при виде голых бетонных стен. А потом распахнулась какая-то боковая дверь, из которой вышла молодая женщина. Она несла ящик с мороженым и добродушно направила меня обратно в магазин. Помню, как, несмотря на ее добродушие, я ужасно огорчилась, что она не дала мне мороженого. Мне казалось, что я его заслужила, отыскав то потайное место.
Бреннан толкает дверь ногой, а потом вынужден поспешно ловить ее. Глупая трата сил. Я прохожу за ним в дверь и попадаю в мясной отдел. Слева от нас – открытые полки, которые должны охлаждаться – но не охлаждаются. Надписей разобрать не могу, но они знакомы всем, кто хоть когда-то делал покупки: говядина, свинина, курица, кошерное мясо… Там разбросано небольшое количество загноившихся упаковок: пластик вздулся от газов разложения. Хотя мне приходилось нюхать и нечто гораздо более неприятное, я натягиваю на нос рубашку. Перпендикулярно к гниющему мясу стоят полки с продуктами длительного хранения: далеко не полные, но все-таки с неплохими запасами.
– Как считаешь, консервированные супы? – предлагаю я.
– Чего? – переспрашивает он.
Я повторяю сквозь ткань, стараясь говорить четче.
– Нет, – заявляет он. – Я хочу «Лаки чармс».
Сардонически ухмыляюсь под рубашкой и иду за ним к полке с хлопьями. В супермаркете темно, но все-таки светлее, чем я ожидала. Свет просачивается через вентиляционные отверстия и стеклянный купол над отделом овощей и фруктов. Пол покрыт пылью, и на матовой поверхности извиваются блестящие дорожки. Дорожки усеяны крошечными темными катышками. В конце ближайшего прохода сложены пирамиды рисово-вермишелевых блюд, десять за десять долларов. Несколько коробок прогрызены, их содержимое просыпалось на пол и перемешалось с мышиными испражнениями.
Слышу, как Бреннан останавливается. Потом до меня доносится шорох: думаю, это он вытаскивает упаковку со своими вожделенными «Лаки чармс». Звук рвущегося картона, потом – пластика. Я обхожу торец полок и нагоняю парнишку. Он перемалывает зубами горсть хлопьев с зефиринками, жует и блаженно улыбается.
– Уверена, что здесь отыщется упаковка стерилизованного молока, если хочешь поесть их как положено, – сообщаю я ему. Его глаза округляются от предвкушения, и он кивает с набитым ртом. – Но сначала поищем то, что хочется мне, – добавляю я.
Кое-где еще остались продукты – от конкурирующих производителей. Я удивляюсь, что спонсоры разрешили подобное соседство. Но, наверное, при монтаже легко будет замазать названия торговых марок. «Лаки чармс» выпускает фирма «Дженерал миллз», так что я обвожу взглядом продукты компании «Келлогг» – просто из принципа. А потом думаю: может, тут есть и «Кэши»?[10] Почти сразу нахожу нужную полку, производителя и продукт. Осталось две упаковки. Я утаскиваю одну – и мы отправляемся искать молоко.
Я уже готова перелить молоко в свой котелок – и тут решаю: ну их! Почему бы не использовать то, что тут есть? Веду Бреннана к одноразовой посуде, беру упаковку пластиковых мисок и прихватываю пластмассовые ложки. Мы уносим свою добычу к отделу дачной мебели, окруженной пустыми сумками-холодильниками, сетками с игрушками для песочницы и радостными слоганами: «распродажа! распродажа! распродажа!» Я зажигаю пару свечей, и мы обедаем, усевшись под совершенно ненужным зонтом. Выбранные мной хлопья оказываются слаще, чем мне помнилось.
Доев третью порцию «Лаки чармс», Бреннан вытирает лицо и спрашивает:
– А это ведь хорошее место для ночевки, правда?
Он явно ищет моего одобрения.
– Еще бы, – говорю я. А потом… почему? Не знаю, но у меня невольно вырывается: – Пахнет довольно гадко, и мышиные экскременты меня не радуют, но в остальном все отлично.
«Сука», – думаю я, видя, как у парнишки вытягивается лицо. Мне хочется извиниться – но за что? Он – оператор, а не друг, и он не настолько юн, как может показаться. Я не в состоянии извиняться. По крайней мере открыто. Вместо этого я говорю:
– Давай еще немного разведаем. Решим, что взять с собой на окончательный рывок.
– «Окончательный рывок»? – переспрашивает он.
– Ага, здесь уже недалеко. Два или три дня.
«Считаные километры», – думаю я. Мы совсем близко.
– А когда мы дойдем до места, то что?
«Ты, наверное, знаешь это лучше, чем я», – думаю я.
Настроение у меня портится. Несмотря на все мои фантазии, я понимаю, что меня должно ожидать финальное испытание – нечто более суровое, чем просто долгий путь. Нечто такое, что зрителям и камерам покажется невероятно увлекательным. Подумав об этом, я извлекаю свою линзу и всматриваюсь в потолок. Камеры найти просто, но я не могу определить, какие они: обычные камеры наблюдения охраны или более сложная аппаратура для шоу. Из тех двух, что я вижу, одна направлена на нас, а вторая – на неработающие кассы. Потому что там что-то должно произойти или ради общей атмосферы? Я приготовлюсь к первому варианту. Это – идеальное место для испытания, именно потому, что кажется таким безопасным.
Мы с пареньком прочесываем магазин. Сначала я даже не собираюсь заходить в отдел овощей и фруктов, потому что они все наверняка превратились в компост, но потом замечаю полки с картофелем. Корнеплоды: они ведь хранятся чуть ли не вечность! С робкой надеждой подхожу к картофелю. Даже вблизи понять трудно. Я уже готова достать из кармана линзу, но вместо этого протягиваю руку, готовясь ощутить гниль.
