Дин Кунц - Предсказание
Появившись из чрева матери, маленький Энди на шлепок Мелло Мелодиона по попке ответил не обычным для младенца криком удивления и испуга. Он протестующе заревел и, если бы умел говорить, точно обрушил бы на доктора поток проклятий.
Я же сразу озаботился одной особенностью телосложения малыша и привлек к этому внимание Мелло:
— Слушай, она у него такая… крошечная.
— Кто она?.
— Пипи.
— Ты называешь это пипи?
— Ну… в медицинской школе пользуются другим термином.
— Эта штучка у него обычного размера, — заверил меня Мелло, — и достаточно большая для тех функций, которые ей положено выполнять в ближайшем будущем.
— Мой муж — идиот, — в голосе Лорри слышалась любовь. — Джимми, дорогой, единственный мальчик, который родится с хозяйством, размеры которого соответствуют твоим ожиданиям, будет еще и с рогами, потому что станет Антихристом.
— Что ж, я рад, что он — не Антихрист. Опять же, не придется покупать подгузники на два размера больше.
Но даже в этот счастливый момент мы думали о Бизо. Однако не собирались дрожать как осиновый лист. Смеялись, не желая позволить безумному клоуну омрачить нашу радость.
Глава 42
Став новым начальником полиции, Хью Фостер обеспечил охрану Лорри и Энди в больнице. Охранники (полицейские в свободное от службы время, в штатском) получили инструкции привлекать к себе как можно меньше внимания.
Через полтора дня, когда я привез супругу и малыша домой, еще один полицейский уже дежурил в нашем доме.
По распоряжению Фостера копы несли у нас двенадцатичасовые вахты. Приезжали и уезжали, по возможности незаметно, прячась на заднем сиденье автомобиля, моего или отца.
Хью руководствовался не только заботой о нас, но и желанием поймать Конрада Бизо.
После нервной недели, в течение которой клоун не появился, Хью больше не мог тратить деньги налогоплательщиков, обеспечивая нам защиту.
Кроме того, если его подсевшие на иглу выпечки люди набрали бы чуть больший вес, они не смогли бы застегнуть штаны.
На три следующие недели папа, мама и бабушка переехали к нам. Полагая, что увеличение численности повышает безопасность.
Мы воспользовались также услугами коллег из Колорадской гильдии пекарей и кондитеров. Эти парни тоже прибавили в весе, но, будучи опытными пекарями и кондитерами, они носили штаны с растягивающейся резинкой вместо ремня.
К концу месяца люди гильдии сделали все, что могли, и отбыли.
Также перебрались домой папа, мама и бабушка Ровена.
Мы начали думать, что Конрад Бизо мертв. С учетом ненависти, которую он питал к миру, его паранойи, наглости, склонности к самоубийственным поступкам, он должен был погибнуть давным-давно.
Если он и не умер, то мог стать пациентом закрытой психиатрической лечебницы. Возможно, слишком часто менял облик, и теперь у него произошло расщепление личности и он поверил, что он не только Конрад Бизо, но еще и множество разных людей, вместе взятых.
Хотя я опасался, что беда придет в тот самый момент, когда мы успокоимся и решим, что Бизо сгинул навсегда, мы не могли пребывать в тревоге до конца наших дней на земле. Потому что тревога эта быстро превращалась в непосильный груз.
Вот и приняли единственно верное решение — вернулись к прежней жизни.
К 14 июля 2001 года, когда Энди отметил свой первый день рождения, мы почувствовали, что уже пересекли границу между миром, где обитал Бизо, и миром, свободным от безумного клоуна.
Жизнь наша, и без того хорошая, становилась только лучше. Энни, три с половиной года, давно уже научилась справлять нужду в положенном месте. Люси, разменявшая третий год, только что перебралась с горшка на детское сиденье на унитазе для взрослых, и ей перемена эта очень даже нравилась. Энди знал, для чего предназначен горшок… и терпеть его не мог… пока не начал обращать внимание на то, с какой гордостью Люси забиралась на настоящий трон.
Энни и Люси делили комнату, которая находилась напротив нашей спальни. Энни нравилось желтое, Люси — розовое. Вот мы и разрисовали комнату в два цвета, с разделительной линией посередине.
Уже превратившись в сорванца, Энни пренебрежительно называла половину комнаты Люси «девчачьей». Еще не овладев мастерством сарказма, Люси называла половину комнаты Энни «глупым лимоном».
Обе девочки верили, что в их стенном шкафу живет чудовище.
Согласно Люси, у этого чудовища было много волос и большие зубы. Она говорила, что чудовище пожирает детей, а потом их выблевывает. Люси боялась, что ее сожрут, но еще больше боялась, что ее выблюют.
В свои двадцать восемь месяцев она ставила во главу угла чистоту и порядок, хотя большинство малышей ее возраста даже не понимали, а что это такое. На ее половине комнаты все вещи лежали на положенных им местах. Когда я застилал ее кровать, она всегда была рядом, расправляла складки на покрывале.
Мы решили, что Люси станет или блестящим математиком, или известным на весь мир архитектором, или объектом пристального внимания психологов, изучающих феномен абсолютного неприятия беспорядка.
Если Люси обожала порядок, то Энни души не чаяла в беспорядке. Когда я застилал ее кровать, она следовала за мной, сминая ее, чтобы придать более естественный вид.
Согласно Энни, чудовище в шкафу было чешуйчатым, со множеством мелких зубов, красными глазами и выкрашенными в синий цвет когтями. Ее чудовище, как и монстр Люси, ело детей, но не глотая целиком, а пережевывая кусочек за кусочком.
Хотя мы заверяли девочек, что никаких чудовищ в стенном шкафу нет и быть не может, все родители знают, что такие заверения никакого эффекта не дают.
Лорри на компьютере написала специальное объявление, раскрасила в черно-красные цвета, отпечатала на принтере и закрепила его на обратной стороне дверцы шкафа: «ЧУДОВИЩА, ВНИМАНИЕ! ВАМ НЕ РАЗРЕШЕНО ВХОДИТЬ В ЭТУ СПАЛЬНЮ! ЕСЛИ ВЫ ВОЙДЕТЕ ЧЕРЕЗ ЩЕЛОЧКУ В ПОЛУ СТЕННОГО ШКАФА, ТО ДОЛЖНЫ НЕМЕДЛЕННО ВЫЙТИ ТЕМ ЖЕ ПУТЕМ! ТАКИМ, КАК ВЫ, ВХОД В НАШ ДОМ ЗАПРЕЩЕН».
Объявление это на какое-то время успокоило девочек. Но иррациональные страхи, как известно, очень навязчивы.
И не только у детей. В нашем мире многими государствами правят безумцы, жаждущие заполучить атомное оружие, но великое множество людей боится избытка жира в потребляемых ими продуктах и одной десятимиллионной доли пестицидов в яблочном соке куда больше, чем попадания атомной бомбы в руки этих безумцев.
Чтобы еще больше успокоить девочек, мы поставили капитана Пушистика, плюшевого медвежонка в военной фуражке, на стул у двери стенного шкафа. Капитан служил часовым, который защищал их от чудовищ.
— Он всего лишь глупый медвежонок, — заявила Энни.
— Да. Глупый, — согласилась Люси.
— Он не испугает чудовищ, — продолжила Энни. — Они его съедят.
— Да, — кивнула Люси. — Сожрут, и их им вырвет.
— Наоборот, — заверила дочерей Лорри, — капитан очень умный, и многие поколения его предков сотни лет охраняли маленьких девочек. Чудовищам не удалось съесть ни одного ребенка, находившегося под их охраной.
— Ни одного? — в голосе Энни слышалось сомнение.
— Ни одного, — поддержал я жену.
— Может, кого-то съели, но медведи в этом не признаются, — стояла на своем Энни.
— Да, не признаются, — поддакнула Люси.
— Разве капитан Пушистик похож на лгуна? — спросила Лорри.
Энни внимательно всмотрелась в медвежонка.
— Нет. Но прабабушка Ровена тоже не похожа на лгунью, а дедушка говорит, что не знает ни одного человека, который бы умер, пукнув, как рассказывает она.
— Да, умер, пукнув, — ввернула Люси.
— Дедушка никогда не обвинял прабабушку в том, что она лжет. Он просто говорил, что она иногда склонна к преувеличениям.
— Капитан Пушистик не выглядит лгуном, и он не лгун, — твердо заявила Лорри, — поэтому вы должны перед ним извиниться.
Энни пожевала нижнюю губу.
— Извини, капитан Пушистик.
— Да. Извини, — последовала примеру сестры Люси.
Уложив девочек спать, мы не только оставляли включенным ночник в форме Винни-Пуха, но и снабдили каждую маленьким ручным фонариком. Всем известно, что луч света заставляет исчезнуть любое чудовище, как блюющее, так и жующее.
Прошло двенадцать месяцев, целый год, полный приятных воспоминаний, безо всякого ужаса.
Хотя три из пяти дат, перечисленных на оборотной стороне контрамарки, оставались в будущем, мы не могли предположить, что предстоящие испытания будут каким-то образом связаны с Конрадом Бизо. Благоразумие говорило, что мы должны сосредоточиться на угрозах, источник которых никак не связан ни с безумным клоуном, ни с его находящимся в тюрьме сыном.
С ночи моего рождения прошло двадцать восемь лет. Если Бизо еще не умер, его возраст приближался к шестидесяти годам. Он мог быть столь же безумным, что и очумевшая от беганья по лабиринту лабораторная крыса, но время должно было отразиться на нем, как отражалось на всех остальных. Ненависть его, как и ярость, наверняка пылали уже не столь ярким пламенем.
