Дмитрий Вересов - Черный ворон
Красочный язык Генерала окатил своей новизной, а потому в суть проблемы Таня въехала не сразу, а лишь тогда, когда он упомянул о лечении. Читала она об этом брошюрку, тайком подцепленную на Никитиной полочке, «Мы мужчины» называется… Что ж, дело житейское, хотя больше по части прыщавых подростков. Ой, темнит что-то волчара, только вот зачем? Ладно, родной, хочешь поиграть, я согласна. Поглядим, надолго ли тебя хватит.
А Генерал поднял голову и, не глядя на Таню, тусклым, бесцветным голосом сказал:
— Все. Это все. Иди. Кому расскажешь — убью. Но она не ушла. Ведь слова его не на это же рассчитаны. Она вновь ощутила себя опытной, мудрой женщиной — и не беда, что опыт этот не наработан ею, а словно подарен свыше. Свыше ли? Взяв в ладони его лицо, она стала покачивать его, как младенца, приговаривая:.
— Бедный-бедный Генерал… глупый-глупый Генерал…
Он опешил.
— Чего?
Она перестала покачивать, но руки с его лица не сняла.
— Послушай меня, глупенький мой, только не перебивай. Смотри мне в глаза, отвечай на вопросы и думай, прежде чем говорить.
Он криво усмехнулся.
— Ну ты наглая! Прямо опер! Смотреть в глаза! Отвечать на вопросы!
— Опер так опер. По-твоему, все твои беды от того, что ты не можешь нормально впердолить?
И опять она его срезала! На этот раз словцом, которого он никогда не слышал, но смысл которого был ясен предельно. Вот это девчонка!
— Д-да…
— Ну и дурак!
Он вскинулся, но увидев в больших золотистых глазах лишь нежность, присмирел.
— Так вот, все твои беды от того, что ты никого не любил и тебя никто не любил. Потому что если любишь человека, то хочешь дать ему такое счастье, которое будет счастьем для него, а не для тебя… А он, если любит, даст тебе твое счастье… А изъяны исправит только любовь. Согласен?
— Ну?..
Он не понимал, куда она клонит, и затаился.
— И если, приходя ко мне, ты будешь думать только обо мне, а не о том, получится впердолить или нет, то все будет хорошо. Согласен?
— Ну…
Он натужно соображал, чё ей надо.
— И если я, приходя к тебе, буду думать не о том, хорошо ты мне вставишь или нет, а о том, хорошо ли тебе со мной, то тебе действительно будет хорошо… Согласен?
— Ну.
Таня как-то резко помягчела и отвела взгляд.
— И ты, мой генерал, нужен мне таким, какой ты есть, — сказала она и положила голову ему на колени.
Он стал молча, рассеянно гладить ее медные кудри. Она лежала и тихо-тихо мурлыкала. Так прошло минуты три.
И тут Таня поднялась.
— Вот что, генерал, поставь-ка музыку. Только поспокойнее.
Он вскочил с матраца и принялся рыться в пленках. Таня подошла к окну и налила полстакана коньяка, дополнив доверху лимонадом. Она на ходу выпила половину, а другую поставила у магнитофона и отошла в центр комнаты.
Генерал отыскал нужную кассету и установил ее на магнитофон. За спиной он услышал какие-то движения, но не придал им значения. Когда он включил магнитофон и повернулся к Тане, она стояла посреди комнаты, покачиваясь и сжимая что-то в кулаке. Он хотел подойти к ней, но она сказала:
— Стой. Он встал.
— Возьми стакан. Он взял.
— Выпей. Он выпил.
— Поставь стакан. Он поставил.
— Сделай погромче.
Он сделал. Полились звуки «Джейн Би», прославившей несколько лет назад молодую певицу Джейн Биркин.
— Сядь.
Он сел.
— А теперь смотри на меня и только на меня.
Он стал насмешливо смотреть. Таня плавно подняла обе руки вверх и так же плавно изогнулась, чуть заметно поводя бедрами в такт музыке. Она немного развернулась в движении, еще немного, оказавшись к Генералу боком, потом спиной. Он смотрел на нее. «Ну стерва отчаянная!» — залюбовался ее откровенными движениями. Она описала полный круг и вновь оказалась лицом к Генералу.
— Скажи-ка, Генерал, только честно, кто лучше-я или Дунька твоя Кулакова? — весело спросила она и, не дав ему ответить, бросила ему в лицо то, что до сих пор сжимала в ладошке.
Он поймал, поглядел — и захохотал, сообразив, что такую понтами не возьмешь, жути не нагонишь.
В его руке были ее кружевные трусики.
В тот памятный день победила дружба — к полному удовлетворению сторон. С того самого мига, когда губ его коснулись губы чудного создания, словно явившегося из другого мира, Генералу до дрожи, до обморока хотелось овладеть этим юным, волшебным телом, но весь жизненный опыт, выработанная с годами звериная осторожность, работавшая уже на уровне инстинкта, сопротивлялись отчаянно: опомнись, Генерал, она ж малолетка, явно из высокопоставленной семьи, и сама куда как не простая, стерва та еще, потом не расхлебаешься. Приключений захотелось? Плюнь и забудь! Но плюнуть и забыть не получалось, ангельское личико в опушке рыжих волос так и стояло перед глазами, задорно подмигивало, уходить не собиралось. Трепетал, как мальчишка, на свиданку к «Зениту» собираясь, а ведь поклялся себе, что не пойдет никуда. А что перечувствовал, пока ждал ее, неведомым богам молился, чтоб не пришла и — чтобы пришла поскорее!.. Пришла… А как готовился на случай ее визита — прибрался капитально, тортик через блатных спроворил, коньяк французский. И все себя убеждал, будто хлопоты эти для себя исключительно, будто не ждет он никого на славный революционный праздник, будь он неладен! Сердце чуть из груди не выскочило, когда сама предложила: «Пошли к тебе!» А когда распалила его до невозможности, тут уж не до опыта, не до осторожности, не до мыслей было, завалить бы только поскорей… И тут облом, поворот на полшестого. Ушел его шурик в глухую несознанку. Эта внезапная незадача отрезвила Генерала, вмиг скумекал срочно пургу прогнать насчет рукоделья и соответствующей неспособности. Решил так: пусть послушает, может, вспыхнет, уйдет, дверью хлопнув — и конец всем сложностям. Не ушла, и более того…
Честно говоря, не только туфта содержалась в его балладе… Было дело, чего уж там, и картинки были, быками из стенгазеты по его заказу изготовленные, и сеансы в каптерке, когда выкаблучивалась перед ним «Арабелла», самая ходовая зоновская манька, обряженная в прикид жены — кокетливый паричок, светлое платьице с воланами, а под ним кружевные трусики. Развернется, бывало, к нему своей женственной трахшей, да в самый решительный момент этими самыми трусиками в него и запустит. Кай-фец!.. А эта ведьмочка рыжая будто мысли его прочла. Словил он тогда ее трусики — ну и… в общем, это самое… отсалютовал в подштанники. На том и успокоился. Может, оно и к лучшему? Там видно будет, но, похоже, к лучшему… А в сейф мохнатый можно и к Тайке-продавщице слазать, благо опрятна и до мужчин охоча. Только вот не тянет что-то…
А Таня? Для нее этот день оказался победным и весьма поучительным. Утром, отправляясь на встречу с Генералом, она вполне настроилась на то, что покинет его логово уже не девушкой, даже обзавелась на этот случай противозачаточной таблеткой из Адиных запасов. Особого восторга по поводу предстоящего она не испытывала, но что поделаешь — так природа захотела. И рано или поздно… Откровений дефлорированных подружек Таня наслушалась с лихвой.
Оказавшись же в его комнате, она поняла, что хочется ей совсем другого. Пройти по канату, натянутому над бездной. Подчинить своей воле сильного и опасного самца, укротить в нем самое неукротимое — половой инстинкт. Овладеть им, не дав овладеть собой — и при этом ничем не выказать истинных своих намерений… Зачем? А потому что страсть как охота самой порулить пиратским кораблем, раз уж возник такой на горизонте…
II
Таня чмокнула мать в щеку и побежала в прихожую.
— Ты скоро сегодня?
— Не, мам, я после тренировки к Маше на урок! — крикнула Таня и захлопнула за собой дверь.
Маша — Мария Францевна Краузе, миниатюрная остроносая блондинка лет тридцати, была гениальной находкой Тани. Во-первых, она работала в Педагогическом и на самом деле давала уроки русского и литературы абитуриентам (на этом они, собственно, и познакомились и даже несколько раз позанимались). Во-вторых, ее отличали доверчивость и поразительное легкомыслие. В-третьих, у нее была своя однокомнатная квартира на Гражданке, по большей части пустовавшая, поскольку Маша преимущественно жила у пожилого любовника. Эту квартиру Таня зимой сняла у нее для Генерала, представив его своим двоюродным братом из провинции. В-четвертых, Маша обладала уникальным голоском, гнусавым и картавым, подделаться под который было проще простого.
Дорогу на свидание Таня всякий раз превращала в своеобразную игру. Она шла пешком до «Парка Победы» а то и до «Московской», останавливалась там у газетного киоска и делала вид, что изучает названия брошюрок. Когда у поребрика со скрипом останавливалось очередное такси и шофер провозглашал: «А кому в аэропорт!», Таня пробегала пять шагов до машины, заскакивала в нее, хлопнув дверцей, и говорила:
