Книга Авроры. Свет как тьма - Кейси Эшли Доуз
На этой стене висят те ученики школы, что погибли во время Войны Равновесия.
Опять слышу какой-то шум и прижимаю фонарь к телу, чтобы загасить свет. Но проходит какое-то время, никто не появляется. И вместо того, чтобы выключить фонарь и поблагодарить удачу – я навожу его на снимки. С помощью фонаря есть возможность разглядеть не только силуэты – но и лица.
И имена, что выбиты прямо в бетоне под каждой фотографией.
Так сказать, действительно увековечены в стенах школы. Даже если однажды фото выцветут, ссохнутся или просто рассыпятся от времени – их имена навсегда отпечатаны в этой стене.
Веду от первого ряда вниз.
Сколько же их умерло?
Свет выискивает знакомое мне имя – Катус. Над этим именем красуется фотография симпатичного парня. Черные торчащие волосы, бордовые глаза, развязная ухмылка. Шея вся в татуировках.. или чем-то вроде того.
Вот он какой – сын Сатаны. О нем мне говорил Патрик. Я смотрю на него и пытаюсь представить, как именно он погиб. И за какую сторону сражался?
По фотке он представляется дерзким, но забавным. Что-то типо лидера компании, который может и посмеяться над собой, и на место балагуров поставить. Может, я и ошибаюсь – это же, черт возьми, всего лишь фотка хрен знает какой давности.
Высвечиваю имя следом за ним – Лито. Это слышу впервые. Над ним фотография явно ангела. Парень с мягкими чертами лица. Белые волосы либо сильно зализаны, либо просто собраны в хвост сзади. Добрая улыбка сверкает на губах, голубые глаза чуть сощурены.
Еще дальше – тоже ангел. Пити. После него идет демон – потому что вновь черные волосы и бордовые глаза. У этого ухмылка, как и у Катуса, но лишенная тщеславия. Она словно говорит – «подходи, затусим». Не удивлюсь, если он и был одним из балагуров. Глаза сверкают, на щеках ямочки.
Имя под фото – Тори.
Дальше девушка – тоже демоница. Черные волосы настолько длинные, что не вместились в снимок. Словно уходят ниже, на фотки следующих бессмертных. Лукавая белоснежная улыбка, хитрые беззаботные глаза. Она красавица. Ее имя – Асмеда.
Следующим идет ни ангел ни демон. Я вначале даже подношу фонарь ближе – решаю, что фотка выцвела, поэтому не отображает свет. Потому что крылья серые, а волосы и глаза разных цветов. Потом понимаю – это Нулевой. Нулевые, выходят, тоже участвовали в Войне Равновесия.
И тоже погибали.
Интересно, долго он проучился, или только успел появиться здесь – как сразу начался весь этот безумный круговорот? Выходит, он так и не успел стать членом одной из сторон. Имя его – Джейк.
Я высвечиваю имена дальше – их множество. Так невероятно много, что по коже проходит холод. Потому что все они мертвы. Столько бессмертных, столько оборванных жизней, столько непрожитых бесконечностей, незавершенных судеб..
Как могла сложится жизнь той девушки, Асмеды? А Катуса? Наверняка, он имел какие-то права на Ад, раз был наследником Сатаны. Если бы он не погиб, сейчас я бы наверное много о нем слышал, как о Владыке Преисподние. А тот ангел, Лито? Какое будущее ждало его в новом дивном мире? Может, он стал бы одним из пяти членов Совета? А кем бы стал Джейк, к какой стороне примкнул и каким ремеслом занялся?
Теперь этого не узнать. Ни при кого из них. Их нити жизни оборвались на той Войне, а моток, с которого они плелись, безвольно обмяк в руках вязальщика. Работа окончена, можно распускать петли.
Нет. Те петли, что были связаны – не расплетутся. Не здесь.
«МЫ ВАС ПОМНИМ»
Здесь их держат бесчисленное количество бессмертных, что смотрят на них каждый день. В чьей памяти освежаются их имена, или запоминаются, если не знали ранее. Пока их помнят – петли не станут прямой ниткой забытого вязального мотка.
Я вновь и вновь провожу фонарем по фотографиям, именам..
И у меня в голове невольно отпечатывается лицо каждого, на чье фото падает свет, чье имя я прочитываю глазами.
Я так увлекаюсь процессом, что не замечаю очередного, едва уловимого шума со стороны темного коридора позади меня. Не слышу и слабых едва различимых шагов, что становятся все ближе. Я так увлечен, что понимаю, что больше здесь не один, лишь когда раздается за спиной тихий шепот:
– Попался.
-4-
Я вздрагиваю и резко оборачиваюсь, ослепляя незваного гостя фонарем. Тот тут же щурится от света, что ударяет ему в глаза, и рукой опускает мой телефон.
– Спятил что ли? – шипит он – выруби, это как маяк. Сейчас на него слетятся все кровожадные комары, и что делать будем?
Теперь, когда он сказал так много – я узнаю голос. Это Патрик. Тот Странный Патрик, которого я меньше всего хотел встретить, но тот самый Патрик, которого в данных обстоятельств я рад видеть более, чем кого-либо.
Он меня хотя бы не собирается сдавать или типо того.
А то я уже успел прокрутить все варианты развития событий – и все они были дерьмовыми.
Выключаю фонарь, и жду, пока глаза привыкнут после него к полумраку и тусклая луна вновь станет для них достаточным источником света. Пока обращаюсь лишь к темному силуэту Нулевого:
– Ты следишь за мной что ли? Из-под земли достанешь.
– Это точно, достану – шепотом смеется он, явно довольным этим замечанием – на самом деле, за тобой и следить не надо. Все знают, что тебя на ночь тут оставили.
– И все знают, что я сейчас пялюсь на Стену Плача?
– Стену Плача? – он поворачивается к фоткам – аа, ты о погибших учениках. У нас ее зовут Стеной Памяти. Памяти о том, что произошло для того, чтобы этого больше никогда не повторилось. Мы должны помнить их и их жертвы, принесенные во имя нашего общего мира. И ценить их подвиг, и всегда помнить о неоплатном долге перед ними..
– Ну ты и завел шарманку – обрываю я его шепотом – не думал, что девиз этой стены такой длинный.
– Я бы не знал его наизусть, если бы в начале каждого учебного года Атиль не повторяла эту речь, как мантру, всем новеньким. Именно она и стала основателем этой Идеи со стеной.
Я вновь гляжу на стену:
– Атиль? Это ее Идея?
– Ну да.
– Она, наверное, лично знала некоторых отсюда? Ну если участвовала в Войне.
– Наверное –
