Человек в стене - Ангстрём Эмма

Он представил, как кто-то вламывается в его мир, представил ярко, будто это произошло в реальности. Он разозлился, кровь в жилах закипела. Вэ хотелось ударить воображаемого незваного гостя, колотить до тех пор, пока он не упадет. Тогда Вэ схватит его и будет бить головой о кирпичную стенку, снова и снова.

— А что вы имели в виду, когда сказали, что спите в квартирах? — спросила Альва, отвлекая его от мысленной расправы.

— Я пробираюсь туда ночью и ложусь под кровать. Тогда мне не снятся кошмары.

— А у меня в комнате вы спали?

— Да, спал.

— И вам было хорошо?

— Да, мне ни одного плохого сна не приснилось.

Альва подняла взгляд. Ее глаза потемнели.

— Гм… — произнесла она. — Я подумала об одной вещи. — Она закусила губу. — Это вы убили Лили?

Плечи Вэ затряслись. Внезапно все его тело словно запылало в огне.

— Я не хочу об этом говорить, — сказал он. Его голос был едва слышен.

Альва положила ладонь ему на колено. Это его успокоило.

— Я никому не скажу, честное слово, — пообещала она.

В голове у Вэ будто застучали молотки. Он прижал руку к виску, но боль не ослабла.

— Я не хотел. Просто так получилось. Она начала кричать. Она рассказала бы Йенсу.

Альва убрала руку с колена Вэ, но по-прежнему не сводила с него глаз.

— Что рассказала бы?

— Что я существую.

— Но я же знаю, что вы существуете, — проговорила Альва.

— Да, — ответил он, — но ты же никогда никому не скажешь, правда?

Альва медленно и уверенно покачала головой. Ее волосы наэлектризовались от трения об одежду, и несколько прядок встало дыбом.

— Правда, я никому не скажу, — подтвердила она.

Вэ сразу стало легче. Он расслабился, и головная боль начала уходить. Он потер глаза.

— А что чувствуешь, когда кого-то убиваешь? — спросила Альва.

Вопрос повис в воздухе. Внизу во дворе залаяла собака. Вэ вспомнил, как извивалось у него в руках собачье тельце, но потом вернулся мыслями к вопросу девочки.

— Нет там никаких чувств. Один только запах, и все.

* * *

Альва стянула с кровати одеяло и накинула его на плечи.

— Моя бабушка умерла, — сказала она. — Вон те три картины она написала.

Вэ сидел на полу Альвиной комнаты и ел булочки, которые она согрела ему в микроволновке. Обыкновенным человеком он не был, уж это-то Альва поняла. Он не был похож ни на кого из тех, кто встречался ей раньше. Ну, пожалуй, его глаза немного смахивали на папины. Их голубая радужка была настолько светлой, что казалась серой, а под определенным углом — почти что белой. Еще у него были маленькие зрачки, делавшие его взгляд жестким, но Альва к этому привыкла. Пожалуй, кисти его рук тоже походили на папины. Вэ был высоким и худым, но с широкими, большими, в точности как у папы, руками. И на костяшках правой тоже были отметины. Запястья усеивали мелкие, чуть больше миллиметра в диаметре, веснушки, как будто там браслеты надеты.

— Я бы хотела, чтобы и моя мама умерла, — сказала Альва и поежилась, услышав собственные слова. Ведь она, конечно, не хочет этого? Или хочет? Это очень сильно бы все упростило.

Вэ никак не отреагировал на ее признание. Лишь зевнул, забыв прикрыть рот ладонью.

— Я устал, — сказал он. — Можно я лягу спать? Пожалуйста!

— Вы имеете в виду тут? Но у меня нет лишнего матраса.

— Нет, я на полу лягу.

Вэ скользнул под Альвину кровать. Девочку снова изумило, как тихо и плавно он движется. Она заглянула под кровать. У кровати был короткий каркас, и Вэ пришлось согнуть колени, чтобы ноги не торчали наружу.

Его глаза были уже закрыты. Альва взяла в изножье кровати подушку-думочку и протянула ему.

— Вот, возьмите, — сказала она. Вэ сунул ее под голову и снова улегся.

Разочарование из-за того, что за ней наблюдала не бабушка, не прошло, но Вэ был потрясающим. На самом деле «потрясающий» — это еще очень слабо сказано.

Альва не сомневалась, что Вэ не опасен. Просто он испугался, когда Лили чуть не раскрыла его тайну. Альва никогда его не выдаст, и он не сделает ей ничего дурного. Если бы он хотел ее убить, то убил бы уже давным-давно, разве нет?

Она выключила лампу у кровати и прошептала:

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — ответил Вэ.

Но Альва еще долго лежала без сна.

* * *

Хенри отодвинул панель на чердаке и снова оказался в длинном темном проходе. В фонарике у него были новые батарейки, а в руке — монтировка.

Чтобы попасть сюда, ему пришлось поднапрячься, и теперь он старался расслабиться. Хенри дышал слишком громко, а ему нужно было соблюдать тишину. Он аккуратно поставил панель на место, и теперь все выглядело точно так же, как до его прихода.

Хенри приступил к делу и полез вниз по первой лестнице. Он планировал методично обыскивать здание, пока не найдет создателя лабиринта. Он пытался представить, что это может быть за человек. Женщина ни за что не совершила бы такое жестокое убийство, так что, по всей вероятности, это мужчина.

Пространство вокруг Хенри сужалось, и кое-где ему приходилось идти боком и втягивать живот, чтобы протиснуться между стеной и трубами. Дальше по бетонному полу тянулся длинный темный след. Хенри замедлил ход, приглядываясь. Такое впечатление, что какая-то темная жидкость стекла тут по стене и размазалась по полу.

Хенри направил свет фонарика на темную отметину и протянул руку, чтобы потрогать ее. Едва палец коснулся пола, как ему немедленно стало ясно, что это. Загустевшая темно-коричневая — почти черная — субстанция была кровью.

Он отпрянул и на какое-то время лишился самообладания. Потом снова наклонился к отметине. На ней были ясно видны царапины, как будто там что-то тащили. С краю на бетоне он заметил тонкие черные линии — влажную прядь волос.

От вида крови Хенри всегда становилось дурно, и то, что кровь была старой и подсохшей, ничего не меняло. Он понял, что наткнулся на место, где две недели держали труп Лили. При мысли, что именно там, где он сейчас стоит, лежало тело, его отчаянно замутило.

Нужно было уходить отсюда, и у него имелись три варианта. Ему пришло в голову, что тот, кто здесь живет, кем бы он ни был, должен знать тут все ходы и переходы. Раз он все это построил, значит, уже давным-давно обитает в стенах. Наверняка ему известен каждый угол, каждый лючок и дорогу он может найти даже в темноте.

Тут Хенри услышал странный звук и встал как вкопанный. Это был непонятный скрежет, как будто по полу внизу что-то волокли. Потом уши уловили два глухих удара. Сердце забилось часто-часто.

Он побежал к лестнице, ведущей на пятый этаж, но вспомнил, что шуметь нельзя, и перешел на быстрый шаг. На ногах у него были кроссовки, подаренные Линой и Катрин на шестидесятилетие. Кроссовки благополучно пролежали в коробке до сегодняшнего утра, а теперь уже успели натереть ноги, зато в них он двигался тише, чем в зимних ботинках.

Он миновал три лючка и подошел к следующей развилке. Дважды он свернул не туда, и ему пришлось возвращаться. Его вдруг накрыл страх заблудиться. Он остановился на миг и подождал, пока паника уляжется. Надо было взять ручку или что-нибудь в этом роде и делать пометки, чтобы найти потом дорогу обратно на чердак.

Лестницу Хенри отыскал не сразу и запыхался, когда наконец добрался до нее. Вцепившись в ступеньки, он постарался представить себе путь, который ему предстоит пройти. Если повезет, проход внизу окажется идентичным тому, в котором он находится сейчас. Тогда можно будет свернуть направо, потом налево, и он на месте. Хенри надеялся, что застанет создателя лабиринта там, откуда донесся странный звук. Будто что-то со скрежетом протащили по полу, а потом — два глухих удара. Он понятия не имел, что там могло происходить.

Теперь Хенри спускался чуть медленнее. Он до сих пор не знал, что станет делать, когда обнаружит таинственного создателя лабиринта. Может, есть смысл просто попросить его уйти, объяснив, что использовать дом таким образом совершенно недопустимо. А может, Хенри не получит возможности изложить свои резоны. Человек между стенами, видимо, сумасшедший. Никто в здравом уме не додумается построить тайные ходы, опутывающие весь многоквартирный дом.