Джон Гришэм - Пора убивать

Миновал месяц, и медсестры начали улыбаться, а врачи чуть расслабились. Ежедневно в течение недели в кислородной палатке становилось на один шланг меньше. После того как девочка набрала четыре с половиной фунта, гордые родители забрали ее домой. Врачи не советовали им заводить еще одного ребенка. Разве что приемного.

Сейчас с дочкой все было в абсолютном порядке, и все же звук ее голоса заставлял иногда глаза Джейка увлажняться.

Сидя на одеяле, он поглощал какую-то снедь и подсмеивался вместе с Карлой над тем, как Ханна учила своих кукол правилам гигиены.

— Впервые за последние две недели ты выкроил время для отдыха, — заметила Карла, вытягиваясь на одеяле.

По поверхности озера скользили в разных направлениях суденышки самой немыслимой расцветки, в визге моторов мимо проносились на водных лыжах не совсем трезвые парни и девушки.

— Прошлое воскресенье мы провели в церкви, — ответил Джейк.

— И ты все время думал о суде.

— Я и сейчас о нем думаю.

— Но ведь теперь с этим уже покончено, разве нет?

— Не знаю.

— Ты считаешь, он передумает?

— Он может это сделать, если Лестер поговорит с ним. Трудно сказать. От черных можно ожидать чего угодно, особенно когда они попадают в беду. Но он малый не промах — заполучить лучшего в Мемфисе адвоката и даром!

— Кто же ему платит?

— Старый друг из Мемфиса, некто Кэт Брастер.

— Кто он?

— Разбогатевший ловчила. Торговец наркотиками, вор и головорез. Маршафски вообще-то его адвокат. Пара мошенников.

— Это Карл Ли тебе все рассказал?

— Нет. Он не сказал мне ни слова, пришлось обратиться к Оззи.

— А Лестеру уже известно?

— Нет еще.

— Что ты имеешь в виду? Уж не собираешься ли ты звонить ему?

— Да, собираюсь.

— А стоит ли?

— У Лестера есть право знать все, и…

— Тогда Карл Ли сам бы сказал ему.

— Должен был сказать, но не сделал этого. Он совершил ошибку, но пока не подозревает об этом.

— Это его проблемы, а не твои. Во всяком случае, теперь.

— Карл Ли слишком смущен, чтобы сказать все это Лестеру. Он знает: Лестер обзовет его последними словами и обвинит в том, что он вляпался еще раз.

— Поэтому ты считаешь, что тебе совершенно необходимо вмешаться в их семейную неурядицу.

— Вовсе нет. Но мне кажется, Лестер должен знать о происшедшем.

— Я уверена, что он обо всем узнает из газет.

— А может, и не узнает, — заметил Джейк без всякого воодушевления. — По-моему, Ханне нужно еще налить апельсинового сока.

— Уж не хочешь ли ты сменить тему?

— Тема разговора меня нисколько не беспокоит. Я хочу заниматься этим делом и твердо рассчитываю вернуть его. Лестер — единственный человек, который способен мне в этом помочь.

Глаза Карлы сузились, Джейк почувствовал на себе ее взгляд. Сам он смотрел за тем, как надувной плотик несло ветром на выступающие из-под воды неподалеку от берега комья грязи.

— Это неэтично, Джейк, ты и сам знаешь об этом. — Голос жены был спокоен и тверд, а ее слова звучали обидно.

— Неправда, Карла. Я никогда не пренебрегал вопросами морали.

— Ты вечно превозносил мораль. Но сейчас ты пытаешься выклянчить это дело. Вот в чем проблема, Джейк.

— Вернуть, а не выклянчить.

— А в чем разница?

— Выпрашивать, клянчить действительно неэтично. Но я никогда не слышал, чтобы стремление человека закончить им же начатое дело признавалось не соответствующим морали.

— Но это же не так, Джейк. Карл Ли нанял другого адвоката, так что тебе пора забыть об этом деле.

— Как я понимаю, ты считаешь, что Маршафски — высокоэтичный человек. А как же, по-твоему, он заполучил это дело? Его нанял человек, который никогда раньше и не слышал о нем. Да Маршафски просто вцепился в это дело.

— Поэтому теперь и тебе можно цепляться за него?

— Добиться его возвращения в мои руки, а не цепляться.

Ханна потребовала печенья, и Карла принялась рыться в корзинке. Опершись на локоть, Джейк смотрел в сторону. Он размышлял о Люсьене. Что бы предпринял тот в такой ситуации? Нанял бы самолет, отправился бы на нем в Чикаго, разыскал бы там Лестера, сунул бы ему какие-нибудь деньги, привез бы сюда и убедил его наставить на путь истинный Карла Ли. Он смог бы дать понять Лестеру, что Маршафски не может практиковать в Миссисипи, что, поскольку он является здесь чужаком, жюри присяжных, состоящее из местных, не очень образованных жителей, не поверит ему. Он мог бы позвонить Маршафски и облить его грязью за то, что тот гоняется за чужими делами, угрожать ему представлением жалобы в ассоциацию адвокатов. Он связался бы со своими чернокожими друзьями и договорился о том, чтобы те стали осаждать Гвен и Оззи телефонными звонками, убеждая их в том, что единственным адвокатом, имеющим хоть какие-то шансы выиграть дело, является только он, Люсьен Уилбэнкс. И в конце концов Карл Ли сдался бы.

Вот что стал бы делать Люсьен. Именно это. Он не говорил бы об этике.

— Чему это ты улыбаешься? — нарушила ход его мыслей Карла.

— Просто мне очень хорошо здесь с тобой и Ханной. Давненько мы не совершали таких вылазок.

— Но ты разочарован, разве нет?

— Конечно. Такого дела у меня больше никогда не будет. Если бы я выиграл его, то стал бы самым известным в наших краях адвокатом. Тогда нам никогда больше не пришлось бы беспокоиться о деньгах.

— А вдруг бы ты его проиграл?

— Даже в этом случае я не прогадал бы. Но нельзя проиграть то, чего не имеешь.

— Это тебя расстраивает?

— Немного. С подобным трудно примириться. Сейчас надо мной смеется каждый юрист округа, за исключением, пожалуй, Гарри Рекса. Но с этим я справлюсь.

— Что мне теперь делать с газетными вырезками?

— Не выбрасывай ни в коем случае. Тебе еще представится возможность заполнить свою тетрадь до конца.

Крест был не очень большим — всего девять футов в длину и четыре в ширину, как раз чтобы поместиться в кузове грузовика, не привлекая любопытных взоров. Для торжественных ритуалов использовались кресты гораздо больших размеров, с маленькими же было просто удобнее обращаться во время ночных рейдов в жилые кварталы. Прибегали, однако, к ним нечасто или не очень часто, если верить устроителям мероприятия. В округе Форд последний такой случай имел место много лет назад. Тогда крест установили во дворе ниггера, обвиненного в изнасиловании белой женщины.

В понедельник утром, за несколько часов до рассвета, крест быстро и без шума сняли с грузовика и установили в яму дюймов десяти глубиной, вырытую в газоне перед фасадом викторианского особняка на Адамс-стрит. К основанию креста был брошен маленький пылающий факел, и через мгновение сухая древесина была охвачена языками пламени. Растворившийся в ночи грузовик через несколько минут остановился у телефона-автомата на окраине городка, и секундами позже на столе у дежурного офицера полиции звоном взорвался телефонный аппарат.

Выехав на Адамс-стрит, Маршалл Празер издалека увидел во дворе Джейка Брайгенса горящий крест. Свернув на подъездную дорожку, Празер остановил полицейский автомобиль позади «сааба». Поднявшись на крыльцо, он нажал на кнопку звонка, не спуская глаз с вздымающихся к небу языков пламени. Была почти половина четвертого утра. Он еще раз нажал на звонок. На улице было пустынно и тихо, если не считать треска дерева, горящего в пятидесяти футах от дома. Наконец по ту сторону двери раздались шаги Джейка, и через мгновение, окаменев от изумления, он стоял бок о бок с Празером. Казалось, мужчины были загипнотизированы не столько видом огня, сколько тем, что символизировал собой пылающий крест.

— Доброе утро, Джейк, — выдавил Празер, не в силах оторвать взгляда от мрачного зрелища.

— Кто это сделал? — Язык еле поворачивался во внезапно пересохшем рту Джейка.

— Не знаю. Никаких имен названо не было. Нам просто позвонили и сказали, что здесь происходит.

— Когда был звонок?

— Пятнадцать минут назад.

Джейк запустил пальцы в шевелюру.

— Долго он будет гореть? — спросил он, зная, что Празер разбирается в горящих крестах так же, если не меньше, чем он сам.

— Трудно сказать. Похоже, пропитали керосином. Так, во всяком случае, пахнет. Пару часов погорит. Хочешь, чтобы я вызвал пожарных?

Джейк посмотрел на спящую улицу — дома слева и справа от него стояли без света, полные покоя и тишины.

— Нет. Не стоит будить людей. Пусть горит. Вреда от этого ведь никому не будет?

— Тебе виднее — двор-то твой.

Празер продолжал стоять неподвижно: руки в карманах, огромный живот нависает над кожаным ремнем.

— Давненько не видел ничего подобного. Последний раз что-то такое было в Кэрауэе, в шестьдесят…

— Седьмом.

— Ты помнишь?