Питер Спигельман - Рыжая кошка

— Холли работала над фильмом, и мы не виделись уже недели две. Ту ночь мы собирались провести вместе, но утром она позвонила и сказала, что не может. И не объяснила почему. Я рассердился… так хотел увидеть ее… но на Холли давить нельзя, да и не в первый раз она вот так отменяла встречи. В понедельник я искал ее, но не нашел. Снова искал во вторник и в среду. Уже начал беспокоиться. В четверг я пошел к ней. Дома никого, квартира разгромлена — я растерялся. Не прошло и десяти минут, как постучал ты.

— Ты не вызвал копов, — заметил я.

— Думаешь, я не клял себя за это последними словами? Но я стараюсь не связываться с копами… Вдобавок я тогда не знал, что, черт побери, происходит. Может, ее ограбили. Может, она уже сообщила об этом.

— Разве она бы тебе не рассказала об ограблении, например?

— Холли о многом помалкивала.

— Ты видел признаки взлома?

Койл наморщил лоб, из ссадины полилась кровь. Он покачал головой:

— Нет.

Я кивнул.

— Ты никому не позвонил? Скажем, родным или друзьям?

— Я не знаю родственников. Да и друзей тоже. Она несколько раз рассказывала об этом галеристе — Круге, — но я с ним не знаком.

— Что ты сделал потом?

Койл покраснел.

— Ты напугал меня. Я не думал, что ты коп, но где гарантия? Я не знал, какого черта тебе надо… не знал, что делать. Вот и вернулся к себе и стал названивать Холли. Потом пошел искать этого придурка Вернера.

Кофе был готов, и я наполнил два стаканчика не обжегшись. Больше ничего не было, так что пришлось пить черный.

— Почему именно Вернера? — спросил я.

Койл пожал плечами. Похоже, ему было больно.

— Потому что Холли его поминала недели три-четыре назад. Она жутко злилась, не знаю из-за чего, и собиралась вот это самое, из-за чего злилась, с Вернером обсудить.

— Ты не спросил о причине недовольства?

Койл снова покраснел и уставился в пол.

— Ты не знаешь Холли… то есть не знал. На нее нельзя было давить. Она говорила только то, что хотела сказать, а о прочем молчала. Она не рассказала мне, что у нее было с Вернером. Но я не доверял этому хрену и собирался все выяснить.

— И что, по-твоему, было? — Койл покачал головой и не ответил. — Ты говорил с Холли в воскресенье, а домой к ней пришел в четверг. Где ты был с понедельника по среду? — спросил я.

— Здесь.

— Чем занимался?

— Работал.

— А точнее?

Койл нахмурился, подумал немного.

— Как обычно. В понедельник и вторник малярил — Кенни велел. Еще в квартире Э трубы потекли — мы во вторник часов до девяти-десяти вечера с ними возились. В среду мусор вывозили. Продолжать?

— Ты не работал в клубе?

— По воскресеньям и понедельникам там закрыто.

— А вторник и среда?

— Я позвонил и сказался больным.

Я приподнял бровь.

— Джей-Ти другое говорил.

Он нахмурился еще больше.

— Значит, прогулял. Ну и что?

— Почему?

Койл посмотрел на потолок. У него дрожал подбородок, и голос тоже.

— Я думал, в клуб может заглянуть Холли… Я злился на нее. — Он сглотнул. — Господи… я не хотел ее видеть.

Я кивнул.

— Что, по-твоему, у нее было с Вернером? — спросил я снова.

— Я не…

— Ты думал, она снова с ним встречается?

Лицо Койла потемнело, большой кулак стиснул промокшую футболку с остатками льда. На мгновение мне показалось, что мы сейчас заведемся по новой, но у него не осталось сил.

— Иди ты, — тихо сказал он. — Я не знал, что думать.

Я кивнул и попытался сопоставить даты. Если Холли упоминала о Вернере за три или четыре недели до смерти, значит, это было в декабре.

— Холли что-нибудь говорила о том, что ее кто-то разыскивает? — спросил я. — О юристе, который приходил с ней пообщаться?

Койл был явно озадачен. Покачал головой:

— Ничего.

— Когда ты понял, что Холли…

Койл смотрел на свои руки, на промокшую футболку, на стаканчик из-под кофе — на что-то невидимое мне. Уронил футболку на пол.

— Увидел газету. Увидел фотографию… ее татуировку.

— А потом?

— Я совсем запутался. Снова начал искать Вернера. Черт его знает почему, черт его знает, что бы я с ним сделал, если б нашел. А что еще мне было делать? На тебя вот наткнулся. К квартире ее несколько раз подходил. Хотел зайти, но не решился. Просто… смотрел на дом. Потом увидел там копов и детектива. Я не сомневался: копы придут, это только вопрос времени — и думал податься в бега. Да только куда мне бежать? Последние несколько месяцев все мои планы были связаны с Холли. — Койл покачал головой и вздохнул. — Мне следовало бы знать. Боже, неужели я увидел эту газету всего две недели назад? Кажется, сто лет прошло — или один день.

— Какие планы вы с Холли строили?

— Мы собирались начать жить вместе. Еще думали вовсе уехать из Нью-Йорка. Холли нравилась Филадельфия… она сказала, там жилье дешевое. Она собиралась снимать другие фильмы — может быть, документальные — или писать пьесы.

Койл сжал кулак и посмотрел на него. Потом потер им глаза.

— Мы, не поверишь, и о детях говорили. Я чуть не упал, когда Холли сказала, что хочет детей. Вот не ожидал от нее. Говорит: «Я, наверно, скоро дозрею, если ты, Джейми, не против». Я ответил: «Какое там против? Я только за».

Я вспомнил о беременности Холли, посмотрел на сгорбившегося Койла, взглядом пробивавшего дырку в цементном полу… и не задал вопроса. Если Койл знает, он ни за что не скажет, тут я не сомневался; если же не знает — не мое дело сообщать такие новости. Я отхлебнул кофе. Уже остыл.

— Холли когда-нибудь говорила о людях из ее фильмов? Беспокоилась, что что-то может случиться?

Он поднял голову.

— Так вот что, по-твоему, произошло? Думаешь, кто-то из них…

Я покачал головой.

— Это вопрос, вот и все. Я хочу знать, говорила ли она когда-нибудь о своих «актерах», боялась ли их.

Койл снова ссутулился.

— Нет, она никогда не говорила о них — по крайней мере со мной. А я не спрашивал. Если она и беспокоилась, то только о тех, кого собиралась допрашивать. Вот почему она просила меня о помощи. Но даже они ее не особо напрягали. Вовсе не напрягали, с моей точки зрения. Она говорила: «У меня все под контролем». У нее всегда все было под контролем.

Койл снова уставился в пол, а я снова задумался о Холли и ее работе.

— Ты говорил Холли, что истории в ее фильмах всегда одинаковые… Ты сказал, что она согласилась с тобой и что, по ее словам, вопросы, на которые ей нужны ответы, тоже всегда одинаковые. — Койл посмотрел на меня и неуверенно кивнул. — Какие они были?

— Кто — они?

— Истории, которые Холли хотела рассказать, вопросы, ответы на которые хотела получить, — какие они были?

Койл медленно покачал головой.

— История всегда была о женатом мужике, который трахается направо и налево, а все вопросы — почему: почему он это делает, почему так обходится с женой и детьми. Всегда одно и то же, всегда из-за ее семьи.

— А что случилось с ее семьей?

— Это Холли так говорила. Ее папаша, наверное, был настоящим козлом — не мог удержать ширинку застегнутой и не парился это скрывать ни от кого, включая ее мамашу. Когда они с сестрой были маленькие, папаша трахал всех подряд: секретаршу, соседок, даже учительницу Холли. Наверное, предки ее крепко скандалили. Причем без конца. Хотя мамаша так от папаши и не ушла. Она терпела-терпела, вопила, плакала, а однажды легла в ванну, наглоталась таблеток и вскрыла вены. Холли вернулась из школы и нашла ее. Ей было лет четырнадцать.

— Господи.

Койл кивнул:

— Такое, блин, дерьмо.

— Ты не знаком с ее сестрой?

Он покачал головой:

— Холли никогда не брала меня с собой, когда ездила к сестре. Я пару раз просился, а она ни в какую.

Я прищурился.

— Часто она ездила?

— Не знаю… раз в месяц, может, два. Я не считал.

Раз или два в месяц.

— Я слышал, что она не желала иметь ничего общего с родными.

— Да. Они с сестрой не ладили, поэтому она ездила в основном навестить папашу. Он в каком-то там приюте и сильно не в себе… наверное, слишком не в себе, чтобы и дальше с ним ссориться.

Я кивнул. Вспомнил квартиру Холли и коробки из-под видеокамер на полу.

— Холли работала над фильмами дома?

— Ага… у нее был компьютер, программы для редактирования и для записи дисков. Но после разгрома все это добро исчезло.

Я вспомнил фильмы, вспомнил, как смотрел их у Тодда Герринга. И тут меня осенило.

— А реликварии… те шкафчики, которые сопровождали фильмы… Холли делала их в квартире, да?

Койл покачал головой:

— Ими она занималась в студии.

— В студии?

— Так она ее называла. Это просто отсек в камере хранения — чуть просторнее чулана, но у Холли там был верстак, инструменты для работы по дереву и всякое такое. — Койл назвал адрес: Гринпойнт в Бруклине. У него не было ключа, но он знал номер.