Серж Брюссоло - Зимняя жатва
В самой дальней от лестницы каюте кто-то положил на пол соломенный тюфяк и поставил перевернутый ящик, исполнявший роль стола. Рядом находились спиртовка, фляжка, керосиновая лампа, несколько котелков и одеяло.
Мальчик застыл от изумления, не решаясь переступить порог. Даже пахло в этой каюте по-особому, как в пастушьей хижине, — человеческим жильем. Тот, кто оборудовал здесь убежище, наверняка от кого-то прятался. Партизан? Немецкий дезертир? Жюльен медленно приблизился к убогому ложу и увидел на полу несколько приключенческих романов, которые он читал в детстве, и две книги на английском языке. Шекспир… Диккенс… — он с трудом разобрал надписи. Разве мог немец читать такие книги?
Присев на корточки возле тюфяка, Жюльен обнаружил еще штормовую лампу, кинжал и жестяную коробку с принадлежностями для ухода за оружием: смазкой и особым веществом для очистки ствола от нагара. Исходивший от коробки слабый запах вызвал у мальчика неприятное чувство: перед ним возник образ Матиаса Леурлана, чистящего охотничьи ружья, разложенные на столе в гостиной, или смазывающего патроны, перед тем как заправить их в патронташ. Сверху, на грязной обивке, лежала недоеденная плитка шоколада, будто сигнал тревоги вынудил того, кто грыз ее еще минуту назад, срочно покинуть помещение. В том, что какой-то человек обосновался на обломках «Разбойницы», не было ничего необычного: война есть война! Скорее всего речь шла об английском десантнике, посланном Лондоном в числе тех, кто подготавливал высадку союзников. Незнакомец спрятался на яхте потому, что доступ к ней был затруднен — никто из местных не осмеливался приблизиться к судну. А убежал он, прихватив радиопередатчик, как только услышал стук осыпающихся камней. Возможно, он подумал, что неподалеку немецкий патруль. Это предположение сразу добавило Жюльену бодрости. А он-то, дурачок, испугался! Повода для тревоги не было.
Мальчик решил возвращаться — теперь не имело смысла спускаться в трюм. Он поспешил выбраться на верхнюю палубу, и воздух после душной влаги каюты опьянил его свежестью. Ухватившись за трос, он легко соскользнул вдоль корпуса и спрыгнул на песок под радостное взвизгивание бросившегося к нему Цеппелина. Они быстро пересекли пляж и стали карабкаться вверх по крутому склону. Подъем оказался значительно тяжелее спуска: под лапами пса обваливались камни, он пугался и возвращался назад, да и сам Жюльен раза два упал, больно расцарапав колени. Порой приходилось держать собаку за ошейник, помогая ей преодолеть наиболее трудные участки пути. Жюльен невольно подумал, что для расправы с врагом лучшего места не найти: достаточно взять камень побольше да бросить его на осыпающуюся глыбу известняковой породы, нависшую над тропинкой, и немедленно произойдет обвал.
Наконец они достигли вершины. Но в тот момент, когда Жюльен уже готов был упасть в траву, чтобы немного отдохнуть, между стволами деревьев возникла человеческая фигура. Сначала мальчик предположил, что это человек, поселившийся на судне, хочет с ним разделаться, чтобы тайна его не была раскрыта, но, присмотревшись, узнал Бенжамена Брюза, с лоснящимся, красным от непрестанной пьянки лицом. Вокруг скульптора распространялся отвратительный запах перегара. Он едва держался на ногах, цепляясь за деревья, чтобы не упасть, и постоянно оглядывался, словно его преследовали видения, рожденные парами этила.
— Я его видел, — задыхаясь проговорил калека, вращая безумными глазами. — Там, в кустах, он прицеливался в меня из ружья…
— Знаю, — небрежно бросил Жюльен. — Это англичанин, устроивший себе берлогу на яхте. Давайте вести себя так, будто ничего не произошло.
— Что за англичанин? — поднял брови Брюз. — Плевать я хотел на англичанина! Матиаса я видел, Матиаса Леурлана… Матерь Божия… я сразу его узнал!
— Довольно! — оборвал его мальчик. — Вы опять хватили лишку. Привидений не существует. — Он произнес эти слова твердым, не допускающим возражений тоном, но внутренне содрогнулся.
— Хватил лишку, не спорю, но я знаю, что говорю. Матиас прицелился в меня беззвучно, одними губами, произнес: «Паф!», намекая, что выстрелит в любую секунду. А не пальнул он только потому, что я в стельку пьян, и он подумал: если я и расскажу о нашей встрече, мне все равно не поверят. И, как видишь, оказался прав… Я-то напоролся на него случайно — он следит за тобой!
— Прекратите! — воскликнул Жюльен. — Вам меня не убедить, что он воскрес из мертвых.
— И не собираюсь! Значит, ты ничего не понял? Матиас не воскрес из мертвых, потому что он и не умирал!
Мальчик отшатнулся, словно ему дали пощечину, сердце его готово было выскочить из груди.
— Бред! У вас просто пьяный бред. Все знают, что его раздавила яхта.
Брюз встал на колени, и его стошнило, после чего он так громко застонал, будто его терзала страшная боль. Жюльен отвернулся. Когда все кончилось, однорукий вырвал пучок травы и обтер губы. От него так воняло, что к нему невозможно было подойти ближе чем на два метра.
— Матиас нас провел, всех, — возобновил атаку калека. — Никакая яхта на него не падала. Увидев его, я сразу это смекнул, а кое о чем догадывался и раньше…
— Ерунда, — возразил мальчик. — Почему не предположить, что у вас была галлюцинация?
— Таких штук со мной не случается, — вздохнул Брюз, — и в этом вся проблема. Если бы я видел то, что не дано видеть другим, я стал бы настоящим скульптором!
— И все же это был не Матиас, — стоял на своем мальчик.
— Он… Постарел немного, но в общем-то почти не изменился. Не умер он, а толкнул под яхту кого-то вместо себя, и все поверили, что его расплющило в лепешку. Сделать это было не так уж трудно. Знаешь, как его опознали? По одежде и предметам, найденным в карманах. Остальное превратилось в собачий паштет! Почему бы ему не поменяться одеждой с кем-нибудь другим — бродягой или списанным с корабля матросом? Не хуже меня знаешь, что в порту полно проходимцев. Матиас мог встретить его в бистро, уговорить принять участие в безобидном розыгрыше и — обрушить ему на спину двухмачтовик.
— Чушь какая-то. Ваша версия хороша для полицейских романов, но в жизни такого не происходит.
— Вот паршивец! — Брюз даже присвистнул. — Знал бы ты, сколько людей пыталось выдать себя за умерших, лишь бы не угодить на фронт. В день «трагедии» на Матиасе была шляпа, не странно ли? Ведь он всегда ходил с непокрытой головой. Чуешь, в чем тут дело? Благодаря этой уловке рабочие на палубе не смогли как следует разглядеть лица того, кто оказался под днищем. Поэтому подмена и удалась. Бродяга занял позицию, как ему велели, не догадываясь, что его ждет. Матиас ведь мог наплести ему все, что угодно: речь, мол, идет о невинной шутке или что ему нужен дублер на время, которое он собирается провести с любовницей, — не знаю…
— Пустая болтовня, выдумки.
— Вовсе нет. Мне известны все подробности происшествия — я слышал рассказы парней с верфи, и каждая деталь прочно засела у меня в памяти. Возле места, где это случилось, есть будка для инструментов. Матиас завел туда бродягу и поменялся с ним одеждой. Позже, когда дело было сделано и поднялась суматоха, он, воспользовавшись паникой, поспешил исчезнуть, ибо это не представляло труда — ведь все смотрели в одну сторону! Я утверждаю — это было вполне осуществимо.
— Что за идиотизм, зачем это могло ему понадобиться? Ну, предположим, он выдал себя за умершего, а потом?
— А потом он стал рыскать вокруг усадьбы: смотреть, вынюхивать, чтобы наконец узнать правду. Надеялся, что после того, как он «сыграет в ящик», отец и Клер перестанут осторожничать, выдадут себя, и он, Матиас, воздаст им по заслугам. Он хотел узнать правду, вот зачем! Предоставить им возможность выдать себя с потрохами, поскольку больше не мог выносить неопределенности.
— Безумие какое-то…
— Да ведь он и был безумцем — помешался от ревности, как и его отец… Все Леурланы — сумасшедшие, это ни для кого не секрет. А все из-за кровосмешения: они издавна женились на двоюродных сестрах, их всегда преследовали навязчивые мысли. Не вчера это началось… Повторяю — Матиас жив. Вскоре после своей мнимой смерти он явился вооруженный до зубов, чтобы следить за женой, но только одного не смог предвидеть — отъезда Клер. Тогда он стал жить отшельником в лесу, никому не показывался. И провел там почти пять лет.
— Вы и раньше его встречали?
— Не доводилось. При немцах в лесу прятались партизаны, и я, услышав в кустах шорох, старался побыстрее прошмыгнуть по тропинке, чтобы не напороться ни на тех, ни на других. Мне, правда, не раз казалось, что он рыщет где-то поблизости, я ощущал его присутствие, но желания в этом убедиться у меня не возникало.
Мальчик не нашел, что ответить. Может, это и был бред, но в нем присутствовала логика. Неужели ревность довела человека до того, что он инсценировал собственную гибель? Почему бы и нет — навязчивые идеи порой приводят к самым неожиданным поступкам.
