Серж Брюссоло - Зимняя жатва
«А вдруг это ловушка? — шепнул ему знакомый коварный голосок. — Западня, устроенная Адмиралом, чтобы раз и навсегда отвратить тебя от матери? Фальшивка, состряпанная из лжи от первой до последней страницы? Что, если „разоблачительные документы“ изготовлены на заказ каким-нибудь мошенником-детективом?»
Уцепившись за это предположение, мальчик пришел к выводу, что читать их не стоило, ибо они ничего не доказывали. Все, что так или иначе касалось Адмирала, вызывало подозрения. Шарль Леурлан, как никто другой, был способен придумать план загробной мести с единственной целью — отравить жизнь женщине, ускользнувшей из его объятий. Способен он был и предусмотреть, что Жюльен станет исполнителем этого акта мести… Нет, поддаваться нельзя — глупо самому лезть в расставленные сети!
Мальчик распрямил спину. От духоты у него разболелась голова. Лучи света, проникающие сквозь ставни, сделались ярче. Дольше оставаться здесь он не мог. Нужно было принимать решение.
Сжав кулаки от бессильной ярости, Жюльен резко вскочил с кресла и бросился вон из комнаты. Но яд соблазна уже проник в кровь, и он знал, что ему от него не избавиться.
Он сбежал по ступенькам, подлетел к двери, распахнул ее и выскочил на крыльцо. Вдалеке пропел петух, и мальчик вздрогнул всем телом. Повернувшись спиной к дому, Жюльен стал пробираться между кустами. Там, в духоте рабочего кабинета деда, оставит он все свои вопросы, на которые ему не суждено получить ответ.
С самого утра мать и сын были в таком дурном настроении, что за день не обмолвились и десятком фраз. Перекапывая в огороде землю, Жюльен смотрел на нее с безнадежным вожделением. Не зарыто ли в ней, прямо под его лопатой, сокровище? Как бы он хотел, подобно визирю из «Тысячи и одной ночи», видеть то, что находится в земле, мины, кротов или, например, чугунный котелок с примотанной к нему проволокой крышкой, доверху набитый монетами. Но другая половина мозга оставалась холодной, трезвой и насмехалась над его «золотой лихорадкой». «Неужели ты не понимаешь, — говорила она ему, — что история с кладом шита белыми нитками? Адмирал ее выдумал с одной целью — испортить вам жизнь. Если ты немедленно не выбросишь ее из головы, она сожрет тебя, как гусеница капустный лист. Тогда, приятель, ты обречен!»
Солнце немилосердно жгло, по лицу, плечам и спине Жюльена каплями стекал пот. Трудился он с упорством раба, которому за малейшее промедление грозит кнут надсмотрщика. Он сердцем чуял подвох, западню, вырытую для него желчным стариком, варившимся в котле собственной ненависти. Адмирал вполне мог посвятить последние недели разработке этого гнусного плана, согреваемый мыслью о хаосе, в который он ввергнет их с матерью. Жюльен так и видел его перед собой — ухмыляющегося, корявым почерком дописывающего ненавистное письмо, оставшееся лежать неоконченным в пыли рабочего кабинета. Посеять в них сомнение, раздор, алчность… Интересно, рассказал ли он еще кому-нибудь о кладе? Рубанку? Бенжамену Брюзу? Разве не убеждали его и тот и другой в необходимости отъезда? Не собирались ли они, очистив территорию, сами начать поиск? Калеке деньги позволили бы покинуть Францию и зажить помещиком где-нибудь в колонии; Рубанку неожиданно свалившееся богатство помогло бы наконец отделиться от скупердяя отца, до сих пор попрекавшего его куском хлеба…
А мать, с ее порочной привычкой к роскоши и безделью? Может, она за тем и явилась сюда, чтобы завладеть несуществующим сокровищем?
Ну вот, приехали! Неужели он полностью утратил здравый смысл? Мальчику показалось, что череп его раскалывается, как перезревшая тыква. Поделом ему! Нечего совать свой нос, куда не надо.
Не выдерживая темпа, который он сам себе задал, Жюльен воткнул лопату в землю. Клер с любопытством наблюдала за ним с другого конца огорода. Как только их взгляды встречались, она сразу отворачивалась. После той ночи, когда мать все ему рассказала о своих странных отношениях с Леурланами, они уже не могли общаться с прежней легкостью. Оба делали вид, что устали от разговоров, заменяя слова зевотой. Между ними словно кошка пробежала. Не раз пожалел Жюльен о проявленном тогда чрезмерном любопытстве. И потом: под чердаком, в ящике стола, оставалась папка, испещренная следами грязных пальцев. Не лучше ли ее поскорее сжечь, чтобы в душе вновь воцарился покой?
После обеда Жюльен так и не смог уснуть. Мешали жара и мухи, которые немедленно пускались в путешествие по его лицу, стоило только закрыть глаза. Не в силах больше этого выносить, мальчик подозвал Цеппелина и побрел к морю. Вдруг он вспомнил, что скульптор рассказывал ему о брошенной на берегу яхте. А что, если клад спрятан там, в деревянном корпусе проклятого корабля, к которому никто не осмеливался приблизиться, убившего человека еще до своего первого выхода в море? Не по этой ли причине Адмирал подтащил «Разбойницу» поближе к дому?
Теперь мальчик почти бежал по иссохшей пыльной дороге. Солнце разбрызгивало по колючей проволоке искорки, от которых слепило глаза. Подумав о том, каким блаженством было бы сейчас нырнуть в лесную тень, Жюльен улегся в траву, чтобы немного передохнуть, подобно пастушкам из «Буколик» Вергилия, которые он изучал на уроках латыни в пансионе Вердье. А Цеппелин тем временем отыскал дорогу к песчаному пляжу — узенькую каменистую тропу, петлявшую между полуразрушенными гранитными глыбами. Спуск, довольно крутой, требовал ловкости эквилибриста: мелкие камни под ногами без конца осыпались, образуя опасные пустоты, так что приходилось постоянно следить за тем, чтобы не потерять равновесие и не упасть.
Внизу он увидел окруженную скалами бухточку, откуда исходил сильный запах водорослей. Там и находилась завалившаяся на бок, наполовину занесенная песком яхта. Вернее, корпус яхты — красивой, с изящными гибкими линиями, но без какой-либо верхней оснастки. На побелевшей от птичьего помета палубе мачт не было, что довершало сходство «Разбойницы» с судном, потерпевшим кораблекрушение.
Жюльен пошел медленнее. С изумлением, открыв рот, смотрел он на устремленную в небо носовую фигуру. Это была Клер, с обнаженной грудью, бедрами вросшая в форштевень, которая, казалось, в одиночку вытаскивает яхту из песка. На лице статуи застыло выражение варварской дерзости, это был лик воительницы, подающей сигнал к бою. Что-то устрашающее, сверхчеловеческое, присутствовало в облике наяды, отчего хотелось поскорее отвести глаза. Настоящая носовая фигура пиратского корабля, языческий идол, бросающий вызов стихии, созданный для того, чтобы рассекать водную гладь с презрением на устах. Нет, не мать была перед ним, а Клер — новая, незнакомая Клер, с которой Жюльену еще не доводилось встречаться.
Он попробовал обойти яхту кругом. Собака, принюхиваясь, зарычала, будто учуяла чье-то незримое присутствие.
Жюльен не обращал на нее внимания — он искал следы крови. Мальчик давал себе обещание этого не делать, но раз уж он сюда пришел, удержаться было трудно. В конце концов он различил на размокшем дереве более темное пятно. Видимо, его так долго оттирали скребком, что повредили наружную обшивку.
Начался отлив, и море неохотно выпускало из объятий увенчанный бахромой водорослей корпус яхты. Корма, уходившая под воду, казалась шероховатой из-за облепивших ее ракушек. Пронзительно крича, словно пытаясь спугнуть непрошеных гостей, кружились над «Разбойницей» потревоженные чайки, за полетом которых, оскалив зубы, наблюдал Цеппелин.
Обходя корабль, Жюльен дотрагивался до него кончиками пальцев, будто хотел приручить. Интересно, хватит у него смелости подняться на палубу? Настоящий любитель приключений, верно, и не задумался бы!
Медные иллюминаторы каким-то чудом уцелели, но разглядеть что-либо сквозь стекла, покрытые толстым слоем помета, было невозможно. Да и что он мог увидеть внутри? Пустые отсыревшие каюты или трюм, в которым наверняка полно воды и завелись крабы?
Но отчего тогда Жюльена сжигало желание попасть на яхту? Неужели из-за клада, который мог быть спрятан только в трюме? Черт возьми, пора бы уж ему повзрослеть и избавиться от влияния приключенческих романов, которыми он слишком долго кормился в пансионе Вердье!
Деревянная обшивка оказалась очень скользкой, но тут мальчик увидел пеньковый трос. Он схватил его, испытал на прочность. Трос был надежно привязан к борту: с его помощью можно забраться на корабль! Цеппелин, словно угадав намерение хозяина, жалобно заскулил.
Поднимался Жюльен, крепко держась за трос и опираясь подошвами о бок яхты. Пришлось наступить на темное пятно, что он и сделал, стиснув зубы. Ему пришла в голову мысль, что он проник на чужую территорию, нарушил границу чужих владений. Он вкатился на палубу, сильно накренившуюся вправо, покрытую вонючей коркой птичьих экскрементов. В десяти шагах зиял черный квадрат люка. Жюльен пожалел, что не взял лампу, и уже готов был под этим предлогом спрыгнуть с корабля. Внизу Цеппелин тихо попискивал, как щенок. Собрав все мужество, мальчик стал спускаться по мокрой, как губка, деревянной лестнице. Поставив ногу на последнюю ступеньку, он замер, давая возможность глазам привыкнуть к темноте. На нижней палубе царил тревожный полумрак, пахло тиной и размокшей древесиной. Жюльен быстро пошел по коридору, открывая двери в каюты, в которые сквозь заляпанные иллюминаторы едва проникал сероватый свет. Они, разумеется, оказались пустыми. Все… кроме последней!
