Франк Тилье - Переломы
— Я… Я…
Звук отодвигаемого стула, потом звук падения.
Услышав щелчок магнитофона, Алиса открывает глаза. Пошатываясь, она встает.
Отец не просто столкнулся с ужасом. Он принимал в нем участие. Он нес смерть, он отнимал жизнь.
И все это ради того, чтобы выжить.
Алиса задыхается, широко открывает рот, но воздух не проходит в легкие. Она кое-как добирается до окна и переваливается через подоконник на улицу. Она еще видит ремни на своих руках, чувствует обжигающую воду. Теперь Алиса знает, что действительно перенесла эти гнусные наказания, картинки возникают перед ней совершенно четко, словно лицо, медленно проступающее на поверхности воды. Она видит капли пара, оседающего на белой плитке, слышит скрип резиновых ремней на коже, чувствует обжигающие струи на своем детском теле. А перед собой, в клубах пара, она видит силуэт отца.
Он привязывал девочку в душе, приспособленном для ее матери, и включал горячую воду.
Все это происходило в действительности. Таким было ее детство. Ее детство и детство Доротеи.
Она пускается бежать сама не зная куда. Бьющий в лицо ветер придает ей сил. Она мечется без какой-либо конкретной цели, слабый шепот моря притягивает, направляет ее. Ей бы так хотелось уйти в темноту, в глубокие волны, и никогда не возвращаться. Ей хотелось бы привести свои мысли в порядок.
Выбившись из сил, она бредет по узкой дорожке между дюнами. Ветер становится все сильнее. Алиса поднимается по склону дюны до полузасыпанного песком блокгауза.
Она плачет. Плачет долго и навзрыд, до изнеможения, пока ею не овладевает ненависть. Что за человек ее отец, если он убивал детей и их матерей, пусть даже под угрозой смерти? А потом прижимал к своей груди собственных новорожденных детей?
Прислонившись к бетонной стене, она сползает на песок, ее взгляд устремлен вдаль, тетрадку она зажала между коленями. Ей страшно. Какие еще ужасы скрываются за ее черными дырами? Какие еще наказания?
Она гладит обложку дневника Доротеи. Ей бы очень хотелось открыть его, но это слишком трудно. Слишком трудно, потому что оттуда может вырваться наружу весь внутренний мирок Алисы. Дон Диего, бегущий за палкой, мать, не отводящая глаз от кладбища, отец, склонившийся над овощными грядками…
Доктор Грэхем прав: все те же образы.
Ветер мрачно завывает, порывами врываясь в блокгауз. Внезапно Алису охватывает ужас, она вскакивает. Этот пляж, вода вдали, пугающие тени, отбрасываемые дюнами. Может быть, где-то совсем рядом притаился Берди.
Алиса бежит к дороге. Она хочет найти свою машину. Скрыться. Она быстро садится за руль и трогается с места. Читать дневник сестры она будет не здесь. Только у себя дома, в единственном на свете месте, где она чувствует себя в относительной безопасности.
Лишь забившись под кровать, она осмелится вновь встретиться со своим прошлым.
Там, где Берди не настигнет ее.
51
Последняя трапеза осужденного.
Александр, закутавшись в одеяло, жадно ест горячую пищу, просунутую ему сквозь прутья решетки. Рыба с рисом, на тарелке, с пластиковыми приборами.
От теплой еды в животе словно разгорается огонь. Лежа на полу, одними губами он шепчет: «Спасибо». Не по принуждению, не из страха быть избитым или подвергнуться пыткам, нет, он действительно благодарен.
Кончиками пальцев Александр подбирает последние рисинки, кладет их в рот, потом вылизывает тарелку, чтобы не пропала ни одна капля подливы.
Он съедает банан быстрее, чем успевает его очистить. Захлебываясь, выпивает стакан воды.
Александр прекрасно может стоять, хотя и притворяется, что это не так. Более того, он, не падая, отжимается восемь раз подряд, причем последние два раза — с отрывом ладоней. Потом, придя в себя, начинает ходить. Помногу. Восемь шагов от стены до стены. Поворот. Восемь шагов в обратную сторону. Таким образом в камере можно пройти много километров.
Человек в капюшоне не заметил, что он ведет эту тайную борьбу. Доносящееся издалека лязганье металлических дверей оставляет Александру время, чтобы забиться в угол новой, более просторной камеры, куда его поместили, в ней есть даже рубильник, и он может менять освещение по своему выбору. Шикарные условия. Но, когда палач проводит свои тщательные проверки, жандарм ложится на бок и принимает позу раненого, обессилевшего животного.
Александр ставит тарелку на пол и снова ложится под одеяло. На стене перед ним видна буква Е. — шестая буква алфавита, выцарапанная ногтями.
А потом в другом месте в своей камере, ближе к полу, он заметил надпись на известняке. Другое имя.
«Алиса».
Алиса начинается с буквы А… Алиса… Она была тут первой?
Александр чувствует, как у него сводит желудок. Его охватывает неукротимая ненависть. Раньше он никогда в жизни не молился, а теперь уже шесть дней шепчет молитвы, сжимая в руке шарик из красной бумаги.
Ручкой пластиковой вилки он начинает процарапывать рядом с Е. свою букву… К.
Издали доносится лязг металла. Александр быстро прячет шарик и ложится.
За решеткой появляется тень.
— Время пришло, К.
Все органы чувств напряжены. Всплеск адреналина, кровь быстрее бежит по венам. Александр ползет к боковой стене камеры.
— Ну же, К. Надо бы поторопиться. Тут, за мной, кто-то ждет. И этот человек хотел бы сделать тебе небольшой подарок.
Александра распирает от желания встать, прижаться к решетке и рассмотреть, кто же там ждет его. Кто еще может быть замешан в этом кошмаре?
Но он овладевает собой и очень медленно поворачивает голову. Если он покажет, на что способен, ему конец. Может быть, это еще одна ловушка. Когда он открывает глаза, мужчина уже ушел, но где-то рядом Александр слышит шум. У него хватает времени, чтобы спрятать шарик под комбинезоном. Он хочет сохранить его при себе до конца… Его сын…
Мучитель появляется снова, он тянет за собой что-то непонятное, скрытое под одеялом. Теперь он откидывает капюшон, лоскуты ткани, закрывавшие ему рот, падают на землю.
Свет позволяет Александру рассмотреть наконец лицо чудовища.
Не в силах совладать с собой, он сжимает кулаки. Это самое обыкновенное, чересчур обыкновенное лицо.
Господин «кто угодно», и Александр его не узнает.
— А чего ты ждал? Зверя?
Ответа нет.
— Вот именно поэтому полиция никогда и не могла меня найти, вот потому-то мы и не знакомы. И у меня нет никаких мотивов. Я — порядочный отец семейства, живу в глубинке, куда никто и никогда не заглядывает. Честно говоря, меня просто не существует.
Клод Дехане кладет руку на неподвижное одеяло рядом с собой. Медленно стягивает его, и показываются колеса… инвалидное кресло.
— Это — моя жена. Она тоже пришла, чтобы судить тебя. Она здесь, потому что должна увидеть, на что похоже лицо убийцы.
Глаза Бландины устремлены в центр камеры. На ней красивое желтое платье в синий горошек. Кожа покрыта мурашками, кричат не голосовые связки, а все ее тело. Это инвалидное кресло уже и легче, чем то, к которому она привыкла. Более маневренное. На коленях у нее лежит букет лилий.
Клод берет цветы и кидает их через решетку. Лилии падают на пол.
— Это тебе. От нее.
Александр уверен, что он уже умер, что он бредет где-то во мраке, в мире, полном огня и безумия. Так, значит, вот в чем было самое страшное. Перед этой бедной женщиной прошли они все, один за другим. А., Б., В., Г., Д., Е., Ё., Ж., 3., М., Й… И вот теперь — К…
— Боже мой! Как же вы можете заставлять ее переживать такое?
Александр отползает, опираясь на руки. На четвереньках забивается в угол.
— Посмотри, Бландина. Посмотри на него, на этого убийцу детей. И благодаря мне он за это заплатит. Благодаря мне справедливость восторжествует.
— Хватит! — вопит Александр. — Сжальтесь, хватит!
Александр ползком мечется взад-вперед. Клод смотрит на него тяжелым взглядом, фиолетовая вена вздулась у него на лбу, зрачки превратились в два маленьких сверкающих камушка, и в них не светится ничего человеческого.
— Ну же, К., собирайся. Пора в дорогу, нас уже ждут. Я люблю приезжать на встречи заранее. Подойди поближе. Пойдем.
Он снимает висящий на шее ключ, вынимает револьвер и ждет. Александр поднимает голову, сейчас наступит долгожданный момент. Тот, к которому он так готовился. Может быть, единственный его шанс выйти отсюда. Он встает, сгорбившись, словно раб, делает несколько малюсеньких шажков к решетке. Видит темную тень электрической дубинки в руке Клода, потом… потом веревки, лежащие на полу. Множество веревок, которые столько раз не давали ему пошевелиться. Надежда на побег разбивается вдребезги, Александр знает, что на него обрушатся разряды, после которых он придет в себя спутанным по рукам и ногам, неспособным пошевелиться. На что он надеялся?
