Стивен Кинг - Кто нашел, берет себе
- Поздравляю. Выливай, дружище.
Моррис выливает. МакФарланд методично моет руки, намыливая кисти до самых запястий.
- У меня нет СПИДа, знаете. Если вы об этом волнуетесь. Я проходил тест перед тем, как меня отпустили.
МакФарланд аккуратно вытирает свои большие руки. Мгновение он рассматривает себя в зеркале (возможно, жалея о том, что у него нет волос, которое можно было бы причесать), затем возвращается к Моррису.
- Может, ты ничего не принимал, но мне не нравится твой вид, Морри.
Моррис хранит молчание.
- Я расскажу тебе, чему меня научили восемнадцать лет на этой работе. Существует только два типа условно-досрочников и только два: волки и овцы. Ты слишком стар, чтобы быть волком. Но у меня нет полной уверенности, что ты так считаешь. Ты этого не интериоризировал, как говорят психологи. Не знаю, какое волчье дерьмо у тебя на уме, возможно, ты просто решил украсть скрепки из офиса, но, что бы это ни было, забудь. Ты слишком стар, чтобы выть, тем более, чтобы бегать.
Поделившись этой мудростью, он идет. Моррис и сам шагает к двери, но на полпути у него подкашиваются ноги. Он разворачивается, хватается за раковину, чтобы не упасть, и вваливается в одну из кабинок. Там садится и низко, почти до колен склоняет голову. Он закрывает глаза и делает длинные глубокие вдохи. Когда рев в голове стихает, он встает и выходит.
«Он все еще там, - полагает Моррис. - Уставился на эту проклятую картину, сцепив руки за спиной ».
Но на этот раз в фойе нет никого, кроме охранника. Когда Моррис проходит мимо, он провожает его подозрительным взглядом.
25
Бой «Сурков» с «Драконами» должна начаться в семь, но автобусы с объявлением «СЕГОДНЯ бейсбольный матч» в окошке назначения, начинают ходить в пять. Моррис едет одним из них в парк, потом пешком возвращается немного назад к мотомастерской штата, обращая внимание на каждую из машин, проезжающих мимо, и проклиная себя за выброс дерьма в туалете после ухода МакФарланда. Если бы он вышел оттуда раньше, то увидел бы, на какой машине ездит этот сукин сын. Но он не вышел, и теперь в любой из этих машин может оказаться МакФарланд. Проверяющего узнать будет нетрудно по его размерами, но Моррис не решается смотреть на машины слишком внимательно. Этому есть две причины. Во-первых, он тогда имел бы виноватый вид, не так ли? Да, действительно, как человек, у которого на уме волчье дерьмо и который должен постоянно оглядываться. Во-вторых, он может увидеть МакФарланда даже там, где МакФарланда нет, потому что он все ближе и ближе к нервному срыву. Что, впрочем, неудивительно. Человек может выдержать только определенное количество стресса.
Тебе сколько лет? Двадцать два? Спрашивал его Ротстайн. Двадцать три?
Удачная догадка наблюдательного человека. Моррису тогда было двадцать три. Сейчас он на пороге шестидесяти, и все годы между этими исчезли, как дым на ветру. Он слышал, как люди говорят «шестьдесят - это новые сорок», но все это несуразно, это чушь собачья. Когда большая часть твоей жизни прошла в тюряге, шестьдесят - это новые семьдесят пять. Или восемьдесят. Ты слишком стар, чтобы быть волком, как сказал МакФарланд.
Но ничего, мы еще посмотрим.
Он возвращает во двор мотомастерской штата - жалюзи опущены, мотоциклы, которые утром были выставлены на обозрение, убраны - и ждет звука автомобильных дверей, только лишь он пересечет границу частной территории. Ждет голоса МакФарланда: Эй, дружище, что ты здесь делаешь?
Но слышно только звуки машин, едущих к стадиону, и, когда он заходит во двор, невидимая рука, которая сдавливала его грудь, немного ослабляет хватку. Этот участок от остального мира отделяет высокая стена из рифленого металла, а стены успокаивают Морриса. Ему это не нравится, он знает, что это противоестественно, но это так. Человек - это сумма того, что с ним происходило.
Он подходит к грузовику - маленькому, запыленному, благословенно безликому - и запускает руку под правое переднее колесо. Ключи на месте. Он садится в кабину и радуется, когда машина заводится с первого оборота. Ревом рок-музыки включается радио. Моррис выключает его.
- Я смогу, - говорит он, подстраивая под себя сидение и берясь за руль. - Я смогу.
И, оказывается, он действительно может. Это как ездить на велосипеде. Единственная сложность - разворот против потока машин, едущих к стадиону, но даже это в конце концов получается сделать без особого труда. Один из автобусов «СЕГОДНЯ бейсбольный матч» останавливается, и водитель машет Моррису: проезжай. Дороги, ведущие к северной части города, почти пустые, и ему везет обогнуть центр по новой городской обходной дороге. От езды он почти получает удовольствие. Получил бы удовольствие, если бы не удручающее подозрение, что МакФарланд следит за ним. Но пока не появляется. Выжидает, чтобы узнать, что его приятель задумал.
Моррис останавливается у маркета на Беллоуз-авеню и идет в отделение домашней утвари. Проходит под сияющими лампами дневного света, не спешит; его дело требует темноты, а в июне темнеет в восемь тридцать или в девять. В отделе товаров для сада он покупает лопату и топорик на тот случай, если придется перерубать корни - то дерево на берегу выглядит так, словно могло достаточно прочно оплести его сундук. В ряду под вывеской «Распродажа» покупает несколько объемных сумок марки «Тафф-Тот» по двадцать баксов штука. Сложив покупки в кузов, идет к двери водителя грузовика.
- Эй! - Из-за спины.
Моррис замирает, слушая приближающиеся шаги, и ждет, когда ему на плечо ляжет рука мистера МакФарланда.
- Не знаете, в маркете есть продуктовый отдел?
Голос молодой. И белый. Моррис понял, что снова может дышать.
- «Сейфуей», - говорит он, не оборачиваясь, хотя понятия не имеет , есть в маркете продуктовый отдел или нет.
- О, хорошо. Спасибо.
Моррис садится в грузовик и заводит двигатель. «Я смогу, - полагает он. - Смогу и сделаю ».
26
Моррис медленно едет по нортфилдським улицам с названиями деревьев, по которым бегал еще в детстве, - хотя бегал он не так уж и много, больше сидел дома, погрузившись в книгу. Все еще рано, поэтому он ненадолго останавливается на Вязовой. В бардачке находится старая пыльная карта, и он делает вид, что изучает ее. Минут через двадцать переезжает на Кленовую и делает то же самое. Затем едет в местный магазин «Зоне», где в детстве покупал печенье. А еще сигареты отцу. Это было в те дни, когда пачка стоила сорок центов, и считалось обычным делом, чтобы ребенок покупала родителям курево. Он покупает себе слэш, быстро с ним расправляется и едет на Пальмовую, где снова делает вид, что рассматривает карту. Тени постепенно удлиняются, но, Господи, как же так медленно!
«Надо было взять с собой книгу, - думает он, но потом - Нет, человек с картой выглядит нормально, но человек, который читает книгу в старом грузовике, вероятно, выглядит, как потенциальный соблазнитель детей».
Что это? Паранойя или прозорливость? Он уже не может определить. Все, что он знает наверняка, это то, что записные книжки уже совсем близко. Они уже пищат, как точка на гидролокаторе.
Мало-помалу свет этого долгого июньского вечера растворяется, и наступают сумерки. Дети, которые играли на тротуарах и полянах, разошлись по домам смотреть телевизор, играть в видеоигры или обмениваться безграмотными сообщениями и тупыми смайликами вместо того, чтобы делать домашнее задание.
Уверенный (хотя и не совсем), что МакФарланда нет поблизости, Моррис заводит грузовичок и медленно едет до конечного пункта назначения: Зал отдыха на улице, куда он, бывало, ходил, когда не работала библиотека на Гарнер-стрит. Его тщедушного, книжного, склонного к болтливости, редко брали в дворовые игры. А если и брали, это непременно заканчивалось криками: эй ты, безрукий; эй ты, осел; эй ты, задница неповоротливая. Из-за красные губы ему дали прозвище Ревлон. Попадая в Зал, он чаще всего сидел внутри, читая или собирая пазлы. Теперь городские власти закрыли старую кирпичную постройку и выставила ее на продажу, после того, как был урезан городской бюджет.
Несколько мальчиков еще бросают последние мяча в корзину на заросшей травой спортплощадке за зданием, но освещения на нем нет, поэтому, когда становится слишком темно, они уходят, с криками и топотом, стуча мячом и обмениваясь пасами. Когда их голоса затихли, Моррис заводит грузовик и въезжает на дорогу, идущую вдоль здания. Делает он это, не включая фар, и маленький черный грузовик лучше подходит для этой работы. Он ставит ее почти вплотную к задней стене здания, где все еще можно разглядеть потускневшую надпись: «Только для зарегистрированного ТРАНСПОРТА». Выключает двигатель, выходит и вдыхает июньский воздух, насыщенный запахом травы и клевера. Слышит сверчков и приглушенный гул машин на обходной дороге, но тут новорожденная ночь принадлежит ему.
