Дэвид Марк - Сумерки зимы
Чандлер ощерился. Шевельнул пальцами.
– Простите.
– Чандлер?
– Мы просто болтали. Так, пустой треп. Я не думаю…
– Что, Чандлер? Что еще вы натворили?
– После того разговора, – всхлипнул писатель, – я рассказал о вас. Про вашу жену. О ее стойкости. О том, что она не сдалась после стольких выкидышей…
– Что вы…
На горле Макэвоя сжались ледяные пальцы.
– Мне так жаль.
Перед глазами Макэвоя возникла картина: Симеон Гиббонс душит его новорожденную дочь между окровавленных ног Ройзин…
Он уже бежал. Несся к выходу. Кровь гудела в ушах, подошвы взвизгивали на линолеуме.
Охранник, увидев его, отлепился от стойки дежурной, где так и торчал с пластиковым стаканом в руке. Почуяв неладное, шагнул навстречу, но Макэвой оттолкнул его, даже не остановившись. Распахнул дверь и запрыгал через ступени.
Вытащил мобильник на бегу. Нет сигнала. Нет хренова сигнала!
Простите меня, простите меня, простите…
Он перебрал все, что ему известно о человеке, вознамерившемся убить его ребенка. Вспомнил физическую силу, легкость, с какой тот уклонялся от ударов Макэвоя.
Эта боксерская стойка…
Он пересек холл, не сводя взгляда с дисплея мобильника. Попытался все-таки позвонить домой, но проклятая дрянь не подавала признаков жизни. Потыкал в кнопки, наткнулся на голосовое сообщение Триш Фарао, которая она наговорила после встречи с Монти Эммсом:
…он живой, Маковой. Ты был прав. В телефоне Эммса сохранились сообщения Гиббонса за последние недели. Я оставила подполковника в Хауорте, в кабаке под названием «Овечья шерсть». Пить он ни фига не умеет, надо сказать. Выдал мне мобильник попользоваться и глазом не моргнул. Нам еще потребуется оформить изъятие официально, сунуть его в вещдоки, к прочему набору… Но эти приветы от Гиббонса – просто бомба! Поначалу сплошь извинения и благодарности. Спасибо – за то, что помог ему выбраться оттуда. Что запихнул в пластиковый мешок какого-то иракца и объявил миру, что Гиббонс погиб. Что обустроил ему новую жизнь. Разместил на постой. Позаботился об Энн. Платил по ее счетам. И полным-полно извинений – за то, что подвел его. Что не может оплачивать уход за Энн самостоятельно. За все, что сделал не так… Но потом эти сообщения меняются. Где-то с месяц тому назад, если дата верно выставлена, Гиббонс пишет об обретении смысла. О найденном способе все изменить. Монти уже не вяжет лыка, но я еще с ним поработаю. Потом все утрясем и подчистим. Если ты еще хочешь увидеться с ним, постарайся вытряхнуть чистосердечное признание…
Макэвой защелкнул телефон, чтобы заставить его умолкнуть, и открыл снова. И едва не завопил, увидев полную антенну Пересек парковочную площадку, на бегу выуживая из кармана ключи и набирая номер Ройзин.
Три длинных гудка…
– Привет, малыш, как все прошло?
Облегчение накатило волной. Ее голос звучал устало, но Ройзин вполне жива.
В порядке. Они в полном порядке.
Тяжело дыша, с каплями пота на лице, он открыл дверцу машины и без сил упал на сиденье.
– О, солнышко… Я уж решил…
Случайно бросил взгляд в зеркало заднего вида.
И слишком поздно заметил движение за спиной.
Лезвие ножа прижалось к горлу.
Из полутьмы выплывала жутковатая маска из сожженного мяса, крепкая ладонь накрыла руку Макэвоя, захлопывая мобильник.
Макэвой завороженно смотрел во влажные голубые глаза Симеона Гиббонса.
Почувствовал, как нож скользит ниже.
Почувствовал, как вспарывает его пальто, рубашку. Царапает кожу.
Почувствовал, как Гиббонс раздвигает прореху в одежде, как вглядывается в шрам, оставленный год назад ножом убийцы.
И только сейчас до него дошло, что он и сам – выживший. Человек, которому чудом удалось спастись.
Макэвой зажмурился, догадавшись, что Чандлер солгал. Его жене и детям ничто не грозит, это с ним самим собираются разделаться – тем же способом, что и год назад, когда ему повезло и он выжил.
Глухой удар. Внезапная тупая боль, когда твердый большой палец воткнулся в сонную артерию.
И чернота.
Глава 6
Макэвой очнулся, стиснутый пустотой, не в силах шевельнуться. Отчаянно болела шея.
Он попытался приподнять голову. Тщетно. Попробовал пошевелить руками, но и они не слушались.
Напряг слух. Знакомый гул – автомобильные покрышки.
Он скорчился на пассажирском сиденье своего внедорожника, который несся куда-то на приличной скорости.
Рядом бубнил голос. Тихий, свистящий, какой-то животный шепот. Монотонный, невыразительный.
– …Еще только этот, любимая. Еще один, и ты проснись. Проснись ради меня. Проснись. Вернись. Пожалуйста. Вернись ко мне…
Усилием воли Макэвой попробовал все-таки обрести контроль над руками.
Но все, что ему удалось, – это облизать пересохшие губы. И едва заметно повернуть голову.
– Он выжил. Выжил, а ты не смогла. Он выжил, как и я. Как все они. Мы отвезем его туда, где это случилось. Он умрет, как должен был умереть в тот первый раз…
Макэвой понял. Симеон Гиббонс везет его туда, где год назад убийца девочек Тони Холтуэйт искромсал его ножом, когда Макэвой вывел его на чистую воду. Где Макэвою удалось выжить, в отличие от прочих жертв Холтуэйта.
Макэвой еще чуточку приподнял голову. Ухватил краем глаза клок дороги. Темные деревья под косым дождем. Знакомый силуэт моста Хамбер.
Всего в получасе езды до дома.
И пять минут – до места, где год назад он схватил убийцу и едва не истек кровью в награду за это.
– …Спарки подвел нас, так ведь? Палата. Кровать. Лучшие, какие можно купить за деньги. И ты все равно спишь. Ты прекрасна в своем сне, как картина в раме, и только. Он назвался нашим другом. Да вот вылечить тебя им не удалось. Они не сумели тебя разбудить, правда? Ты слишком далеко ушла, лекарства бессильны. И тут появился он. Нам требовалось чудо, да? Чье-то чудо. Писатель знал. Он добрался до сути. Справедливости в мире всего ничего. Милосердие кончилось. Оно выпадает дождем, но небеса сухи. И везения тоже капли. Повезти может лишь одному из многих. Кто-то остается жить, остальные погибают. Но почему не ты? Кто присвоил твое спасение?..
Макэвой ощутил, как машина вписывается в крутой поворот. Поймал взглядом неясный просвет между деревьями.
Ройзин. Он вспомнил, как целовал ее в губы. Представил жену на кухне – режет овощи, перемешивает. Добрая красивая колдунья…
И тут вдруг мелькнула мысль о флаконе во внутреннем кармане пальто, о бутылочке с нашатырем.
Макэвой резко вывернул голову.
Голубые глаза на обезображенном лице, в оплавленной плоти, неровных рубцах.
Сумел просунуть руку в карман, подрагивающие от усилия пальцы стиснули флакон.
Развернулся на сиденье.
Выбросил вперед руку…
Склянка разлетелась от удара, нашатырь брызнул на изувеченное лицо убийцы.
Макэвой дернулся всем телом, пытаясь перехватить руль.
У него осталось времени, только чтобы закричать. На скорости шестьдесят миль в час машина врезалась в кирпичную будку охраны на краю парковки и взлетела в воздух.
Щеку опалил нестерпимый жар. Гиббонс вжимал голову Макэвоя в стекло пассажирской дверцы. Ветровое стекло от удара рассыпалось мелкими осколками, и языки пламени из-под капота, похожие на хлопающее на ветру белье, уже залетали внутрь.
Макэвой врезал локтем куда-то под вытянутую правую руку Гиббонса и услышал треск.
Противник на время оказался обездвижен, и Макэвой задергал дверную ручку. Не открывается.
Он развернулся на сиденье, вскинул обе ноги и ударил в стекло. Раз. Второй. Стекло брызнуло в стороны, и приток кислорода придал сил пламени, красно-оранжевые языки перепрыгнули через рулевое колесо, принялись облизывать приборный щиток, почти доставая людей.
Макэвой понял, что загорелась одежда. Огонь обжег ладони, мазнул по лицу.
Он снова ударил в дверцу. Изо всех оставшихся сил.
С диким скрежетом металл прогнулся, и дверца повисла на петлях. Макэвой завозился, вываливаясь наружу.
Руки вцепились в его ботинки, дернули назад.
Он рвался и рвался вперед, волоча за собою Гиббонса, пока оба не упали на мокрый асфальт.
Взбрыкнув, Макэвой высвободился и откатился от машины.
Начал вставать.
И тут Гиббонс набросился на него. В отсветах пожара его шрамы выглядили особенно жутко. И никаких слез в глазах. Черные зрачки во всю ширь радужки.
Они находились в каких-то десяти шагах от горящего автомобиля. Гиббонс дернул Макэвоя вверх, рывком поставил на ноги. Раны на шее у него, похоже, снова открылись и закровоточили.
Точно со стороны Макэвой наблюдал, как его волокут по асфальту в сумрак рощицы за парковкой.
