Энн Райс - Царица проклятых
Джесс об этом даже представления не имела, но вскоре у нее появится возможность убедиться в достоверности рассказа. Однако у Маарет было свое мнение о Таламаске:
«Хочу, чтобы ты поняла: при всем своем восхищении их состраданием к преследуемым во все эпохи, я не считаю, что их исследования имеют столь уж важное значение. Я имею в виду, что духи, призраки, вампиры, оборотни, ведьмы и существа, не поддающиеся описанию, возможно, и существуют, и Таламаска может потратить еще тысячу лет на их изучение, – но какое значение все это имеет для судеб человечества?
В далеком прошлом, несомненно, существовали люди, которым являлись видения и которые беседовали с духами. Вполне вероятно, в качестве ведьм и шаманов они представляли определенную ценность для своих племен и даже наций. Однако на основе вполне объяснимых, но способных ввести в заблуждение явлений были созданы причудливо запутанные религиозные учения. Всему неясному и непонятному были присвоены мифические имена и названия, и таким образом возникла благодатная почва для целого ряда суеверий и предрассудков. Разве эти религиозные учения не принесли больше зла, чем добра?
Позволь мне предположить, что, как бы мы ни интерпретировали историю, мы уже давно миновали ту стадию, когда контакт с духами мог принести пользу. Возможно, скептицизм обычных людей относительно призраков, медиумов и тому подобного обусловлен неумолимой логикой и вполне справедлив. Сверхъестественное, в какой бы форме оно ни проявлялось, не имеет права вторгаться в историю человечества.
Иными словами, я считаю, что Таламаска собирает информацию о том, что не имеет и не должно иметь значение ни для кого, кроме разве что нескольких смятенных душ. Таламаска – интересная организация. Но она не совершит великих деяний.
Я люблю тебя. Я уважаю твое решение. Но ради твоего же блага надеюсь, что очень скоро ты устанешь от Таламаски – и вернешься в реальный мир».
Прежде чем ответить, Джесс еще раз тщательно все обдумала. Ей было мучительно сознавать, что Маарет не одобрила ее поступок. И в то же время Джесс знала, что своим решением она бросает своего рода встречное обвинение. Маарет закрыла ей путь к семейным тайнам, а Таламаска приняла ее в свое лоно.
В своем письме она заверила Маарет, что члены ордена не питают иллюзий относительно значимости своей деятельности. Они объяснили Джесс, что работа их по большей части проводится тайно, что она не приносит славы, а иногда и настоящего удовлетворения. И, безусловно, все они с готовностью поддержали бы мнение Маарет о полной бесполезности медиумов, призраков и духов.
Но разве миллионы людей точно так же не считают бесполезными покрытые пылью веков находки археологов? Джесс умоляла Маарет понять, как важно все это для нее. И в конце она, к своему собственному удивлению, приписала:
«Я ни словом не обмолвлюсь Таламаске о Великом Семействе. Я никогда не расскажу им о доме в Калифорнии и о тех загадочных событиях, которые со мной там произошли. Столь таинственные явления непременно вызовут у них интерес. А я по-прежнему предана тебе всей душой. Но умоляю тебя, позволь мне когда-нибудь вернуться в Соному. Позволь поговорить с тобой о том, что мне довелось увидеть. Недавно я все вспомнила. Меня приводят в замешательство странные сны. Но в этих делах я полностью полагаюсь на тебя и твои суждения. Ты была со мной необыкновенно великодушной и щедрой. Я не сомневаюсь в твоей любви. Прошу тебя, пойми, как сильно я люблю тебя».
Ответ Маарет был краток:
«Джесс, я особа эксцентричная и своевольная; мне очень редко приходилось терпеть отказ в чем-либо. Иногда я не умею правильно оценить степень своего влияния на других людей. Мне не следовало привозить тебя в дом в Сономе – это было эгоистично с моей стороны, и я не могу простить себе это. Но ты должна избавить меня от угрызений совести. Забудь о том, что ты когда-либо была в том доме. Не сомневайся в подлинности своих воспоминаний, но и не придавай им чересчур большoe значение. Настанет день, и я отвечу на все твои вопросы, но никогда больше не позволю себе оказать столь разрушительное влияние на твою судьбу. Поздравляю тебя с обретением новой профессии. Моя безграничная любовь навеки принадлежит тебе».
Вслед за письмом Джесс получила подобранные с большим вкусом подарки. Элегантный кожаный чемодан для путешествий по миру и красивое норковое пальто, чтобы не мерзнуть в «отвратительном британском климате». Эту страну, по словам Маарет, «может любить только друид».
Джесс очень понравилось пальто, потому что норка была внутри и не привлекала внимания. Чемодан тоже весьма пригодился. Письма от Маарет продолжали приходить – два, а то и три в неделю. Она оставалась все такой же заботливой.
Но шли годы, и постепенно Джесс отдалилась от нее сама – ее письма стали краткими и нерегулярными. Причиной тому стала конфиденциальность ее работы в Таламаске – невозможность подробно рассказывать о том, чем она занимается.
Джесс по-прежнему навещала членов Великого Семейства – на Рождество и Пасху. Если кто-то из родственников вдруг оказывался в Лондоне, она непременно встречалась с ними за ленчем или показывала достопримечательности. Но общение с ними было, как правило, кратким и не касалось подробностей жизни Джесс. А ее жизнью стала Таламаска.
Едва Джесс приступила к переводу с латыни архивов Таламаски, перед ней распахнулся целый мир: записи о целых семействах медиумов и об отдельных экстрасенсах, описания случаев «очевидного» колдовства и «подлинно пагубной» злонамеренности и, наконец, во множестве повторяющиеся, но при этом неизменно завораживающие отчеты о реальных судах над ведьмами, которые вершились исключительно над невинными и бессильными. Сутками напролет она извлекала бесценный исторический материал, сохраненный рассыпающимися листами пергамента, и заносила переводы в память компьютера.
Совершенно иной, но еще более соблазнительный мир открыла ей практическая работа. В течение года с момента вступления в Таламаску Джесс стала свидетелем нескольких проявлений полтергейстов, причем столь устрашающих, что даже взрослые мужчины в ужасе покидали дома и выбегали на улицу. Она видела, как обладающий способностью к телекинезу ребенок поднял дубовый стол и швырнул его в окно. Она без единого звука общалась с телепатами, получавшими любое мысленно посланное ею сообщение. Никогда прежде она бы не поверила в существование вполне ощутимых призраков, но теперь ей довелось вести наблюдение и за такими. Выдающиеся достижения в области психометрии, бессознательное письмо, левитация, искусство погружения медиума в транс – все это она видела своими глазами, а позже кратко записывала впечатления, не переставая изумляться собственному удивлению.
Неужели она никогда к этому не привыкнет? Не начнет воспринимать как должное? Даже старейшие члены Таламаски признавались, что их продолжают шокировать события, свидетелями которых они становятся.
И, без сомнения, Джесс обладала выдающейся способностью «видения». Постоянная практика развила эту ее способность до поистине невероятных масштабов. Через два года после вступления в Таламаску Джесс стали посылать в дома с привидениями по всей Европе и Соединенным Штатам. На каждые день или два, проведенные в тишине и покое библиотек, приходилась неделя дежурства в каком-нибудь продуваемом сквозняками помещении, где Джесс наблюдала за появлявшимся на короткие мгновения безмолвным фантомом, наводящим ужас на окружающих.
Джесс редко удавалось прийти к какому-либо выводу относительно этих видений. В конце концов она уяснила для себя то, о чем было известно всем членам Таламаски: не существует единой теории оккультизма, способной объяснить все странные явления, какие можно услышать или увидеть. Работа была захватывающей, но никакого удовлетворения не приносила. Обращаясь к этим «беспокойным созданиям», или к «безмозглым духам», как их когда-то назвал Миль, Джесс не чувствовала в себе уверенности. Тем не менее она советовала им искать успокоения на «более высоких уровнях» и оставить в покое смертных.
Такая стратегия в общении с духами казалась ей единственно возможной, однако она боялась, что может лишить их последнего, что у них осталось. Что, если смерть – это конец и появление призраков свидетельствует только о том, что настойчиво цепляющиеся за жизнь души не желают с этим смириться? Слишком ужасно воспринимать мир духов как своего рода тусклую вечернюю зарю, предшествующую абсолютной тьме.
Так или иначе, Джесс избавила от привидений множество домов. И то облегчение, которое она приносила живым, служило ей постоянным утешением. У нее возникло глубочайшее убеждение в необыкновенности ее жизни. Все было так волнующе! Она не променяла бы ее ни на что в мире.
