Слепая зона - Ильина Наталья Николаевна

– Тысяча таблеток, – поник Орехов.

– Пиши и надейся на лучшее.

Глава 7

Напрасно я решила, что меня так сразу и отпустят из больницы домой. Лечащий врач с радостью разобрала бы меня на составляющие, чтобы понять, что именно произошло прошедшей ночью с моим организмом.

А позже к ней неожиданно для меня присоединилась мама, заявившая:

– Светочка, что ты говоришь? Такое резкое улучшение может потом обернуться какой-нибудь бедой…

– Мам, – попыталась сопротивляться я, демонстрируя прекрасную дикцию и повышая тон, – ну ты-то должна быть на моей стороне!.. Я хочу домой!

– А я как раз на твоей стороне, доченька. О тебе же беспокоюсь! Врач говорит, что нужно обследовать, значит, нужно обследовать.

Спорить было бесполезно. Во всем, что касалось моего здоровья, мама была непреклонна. Я понимала почему. Если бы мою болезнь обнаружили на несколько лет раньше, я ходила бы сейчас в очках с толстыми линзами, но сохранила бы часть зрения. Маминой вины в том, что я ослепла, не было, но она всю жизнь считала иначе.

Так что я смирилась, и в результате весь день вокруг меня суетились люди, брали анализы, отвезли в кресле, словно я была безногой, куда-то на другой этаж, запихнули в томограф, где пришлось неподвижно лежать целых полчаса. Тварь устроилась прямо над гудящим и ахающим аппаратом, совершенно не проявляя никакого беспокойства. Мне же процедура удовольствия не принесла. Изо всех сил стараясь не сжать во вспотевшей ладони сигнальную грушу, я принялась размышлять, стараясь отвлечься от совершенно потусторонних звуков, издаваемых аппаратом.

Если допустить, что Тварь все это время прикидывалась глупой и зависимой, то что ее подвигло выдать себя? Ведь она способна копаться в моих воспоминаниях и ощущениях, а значит, уже поняла, что, мягко говоря, насторожила меня. Принять версию о том, что существо, способное убивать по собственной прихоти и намертво приклеившееся ко мне, способно строить в отношении меня какие-то неведомые планы, было невероятно трудно. И страшно. Всю жизнь я ненавидела собственную зависимость, училась обходиться без посторонней помощи, хотела перестать чувствовать себя ущербной и, самое главное, не позволять другим считать себя такой. А теперь могло получиться, что Тварь просто использует меня, как кукловод, дергая за нужные ниточки? Что ей надо, в конце концов?

«Что тебе надо от меня?» – швырнула я через клацанье и щелчки невидимого аппарата такой мощный посыл к потолку, что Тварь сжалась до размеров большой кошки типа Матроскина.

Вот только в отличие от Матроскина она вовсе не была мурчащим котом. В позвоночник плеснуло холодом, на виске задергалась жилка, а томограф вдруг издал пронзительный писк. Я дернулась, как будто меня проткнули от макушки до попы ледяным штырем, и едва не завопила в ужасе. Тварь забралась в меня! Всего на миг, но этого хватило. Томограф верещал, я давила на грушу изо всех сил, пытаясь подняться, но лбом упиралась в невидимое препятствие и не могла понять, как освободиться.

Насквозь мокрую от пота, задыхающуюся, меня вытащили и сунули под нос какую-то вонючую дрянь. Я пыталась вспомнить как она называется, но в опустевшем мозгу звенело от страха и ярости. Тварь оказалась расплющена по потолку надо мной и, кажется, пыталась что-то мне передать, но я просто не могла позволить ей коснуться своей головы еще раз. Ни за что! Неожиданно из памяти выплыло уже ненужное слово – нашатырь.

– Дышите, Светлана, дышите! – испуганным голосом увещевала меня девушка-медик, насквозь пропахшая этим самым нашатырем.

Я честно попыталась следовать ее совету. Помогло. В голове прояснилось, сердце перестало по-заячьи колотиться в груди. Призрак панической атаки растворился, спрятался где-то в темных глубинах мозга.

– Спасибо, – выдавила я, осторожно пробуя недавно обретенный голос.

А вдруг Тварь отобрала свой неожиданный дар?

– Вы простите, такое случается. Что же вы так поздно подали сигнал?

Поздно? Хорошо, что вообще про него вспомнила! Я промолчала, конечно. Ни к чему врачам лишние знания. Лишь немного ослабив хватку ярости, я позволила Твари ползти следом за креслом, которое катила девушка-медик. Как бы там ни было, я обрадовалась, что все еще способна контролировать Тварь.

Дежин с тоской посмотрел на часы – была четверть четвертого. Нетерпеливо постукивая пальцами по обтянутому истертой кожей рулю, он ждал, пока впереди переключится светофор. Если повернуть направо и проехать несколько кварталов, то он окажется возле больницы и сможет увидеть Свету, но машина стояла в среднем ряду и ехать Максим намеревался прямо – обратно в «Фармком». Рабочий день еще не закончился. Нужно было узнать, что удалось накопать ребятам Гречина, и доложить о том, что смог узнать он сам. Копия протокола допроса Орехова и его сочинение лежали в папке на заднем сиденье. Подавив вздох, Максим миновал перекресток, и его мысли переключились на работу. Еще в следственном изоляторе, пока неудачливый торговец ворованными таблетками Орехов писал свои признательные показания, Дежин первым делом решил выяснить, кому именно из компании-арендатора выписывали пропуска для проезда на территорию «Фармкома», и запросить видео с КПП. Там могли обнаружиться весьма полезные для следствия кадры.

К вечеру у группы Гречина был целый ворох вопросов к Вернякову, но ни по месту прописки, ни по месту фактического проживания срочно выехавшие для его задержания сотрудники ФСБ застать его не смогли. Максим без удивления узнал, что Верняков был дважды судим, так что не сомневался, что найти его будет непросто. Василий по его просьбе успел пробить по базам несколько человек из списка выданных пропусков, в основном – охранников из частного охранного предприятия, которое, как выяснилось, тоже числилось за Верняковым. Ими Гречин поручил заняться своим ребятам, а Дежину велел:

– Капитан, дайте мне связь вашего Ломакина с Верняком. Я же вижу, куда вы линию тянете.

– А лаборатория? – не выдержал Дежин.

Спутанный рассказ Орехова о подвальной лаборатории не давал ему покоя.

– Лаборатория – не ваше дело, завтра ее будут искать мои ребята. Вы сегодня и так отлично потрудились. Этот ваш допрос снял много вопросов. Завтра на месте будет работать группа экспертов, посмотрим, что им удастся обнаружить.

Максим понимал, что полковник тоже тянет свою линию. Трупы, пожранные тварями, никуда не делись, и, судя по тому, что сообщил на допросе Орехов, их количество только возросло. И наркотики, какими бы они ни были, не имели к этому отношения. Гречин мог в этом сомневаться, но Максим-то знал наверняка. Вот только к тварям при всей устроенной в «Фармкоме» суматохе они не приблизились ни на йоту.

Уже сидя в машине, Дежин набрал Светин номер и едва не подставился под ползущую позади его машины маршрутку, когда услышал в трубке взволнованное:

– Максим!

Он всего лишь собирался сказать, что едет к ней, не рассчитывая на ответ, а потому непроизвольно ударил по тормозам.

– Как? – воскликнул Дежин, едва справившись с удивлением, и оно тут же сменилось тревогой. – Тебе разрешили говорить?

– Да! Ты где?

– Еду в больницу. Буду через десять минут.

– Я жду. Приезжай. Ты мне очень нужен.

Это было настолько неожиданно, сказано так серьезно, что Максим плотнее придавил педаль газа. Было ясно – что-то случилось. Снова. Лавируя в вечернем потоке автомобилей, он инстинктивно пытался выгадать несколько минут до встречи со Светой, чертыхаясь сквозь зубы и проклиная себя мысленно за то, что весь день почти не думал, как она там, одна. Три непринятых вызова всплыли в памяти и жгли острым беспокойством. Бросив машину под знаком «парковка запрещена», он пулей взлетел на нужный этаж и, не переведя дух, приоткрыл дверь в палату.

Скорее всего, Света услышала его шаги, потому что уже шла навстречу, к дверям, очень быстро шла, вытянув вперед беспомощно подрагивающие руки. Максим приготовился поймать, подхватить ее в этом стремительном движении. Воображение успело нарисовать ему нечаянные, но, черт побери, такие желанные объятия, вот только в шаге от него Света словно споткнулась. Замерла, уронив руки, подняв голову и словно глядя прямо в его лицо слепыми глазами.