Джек Керли - Коллекционеры смерти
– Я считаю, что насыпать немного семян в трубку не так уж и трудно. Сколько у вас этих кормушек, Денбери?
Денбери даже захлопала в ладоши.
– Ай да Наутилус!
Я с глупым видом уставился на Гарри. Что это он, черт возьми, делает?
– Вы не должны ехать, – повторил я для Денбери. – Один человек перемещается быстрее, чем двое.
Она с вызовом уперла руки в бедра.
– Ответьте мне на три вопроса, зомапол. Первый: кто нашел эти контакты? Второй: кто уже установил рабочие отношения с мадам сестрой? И третий: что вы ответите, если кто-то спросит вас о смысле жизни?
Я только покачал головой: спорить с Денбери было все равно что говорить в работающий миксер.
– Я не думаю, что меня об этом спросят…
– Je ne sais pas le sens actuel de la vie, – сказала она, – mais asseyez-vous et avoir du fromage et du vin et nous discuterons là-dessus pour six heures.
Я уставился на нее. Думаю, что рот у меня при этом был открыт.
Она подмигнула мне и ухмыльнулась – «что, получил?»
– Перевожу: «Мне неизвестен настоящий смысл жизни, но садись, возьми немного сыра и вина, и мы проспорим об этом шесть часов». Это типичный французский ответ.
Я все еще оторопело смотрел на нее.
– Я росла, разговаривая по-французски – français – с бабушкой по материнской линии; она изъяснялась только на этом языке. Я никогда не говорила вам, что означает это ДиДи? Даниэл Дезирэ. – Она поднесла указательный палец к подбородку и часто заморгала. – Вам понравилось мое прекрасное имя или нет?
– Думаю, что вопрос на этом исчерпан, – сказал Гарри, не пряча улыбки.
Глава 35
– Вернусь через несколько минут. И не пытайтесь поменять место, я все равно вас найду.
Денбери с извинениями прошла по проходу между креслами и направилась в носовую часть самолета. Береговая линия исчезла в иллюминаторе уже несколько часов назад. Я почувствовал, как наш лайнер провалился в воздушную яму и его крылья задрожали, словно от страха В нескольких милях, примерно на нашей высоте, я заметил приближающиеся к нам вспышки красного света. Возможно, такой же самолет взлетел в Орли в то самое время когда мы стартовали в Атланте; теперь мы менялись местами в небе с этим нашим зеркальным отражением. Я надеялся, что наш пилот или какой-нибудь прибор – радар? – также заметили его приближение.
А вдруг наш радар не работает?
Тогда радар на другом самолете разберется с этой ситуацией; именно так здесь все и устроено.
А что, если радары не работают на обоих самолетах?
Ладони у меня начали потеть, и мне вспомнилось стихотворение Джеймса Дики под названием «Падение», про стюардессу и ее акробатический полет с высоты небес. В этих красивых и жутких стихах описывается некая женщина, которая то камнем устремляется вниз, то взлетает, пока, наконец, мистическим образом не воссоединяется с землей. Сейчас, когда я сам очутился в самолете, поэтическая и мистическая стороны этого стихотворения занимали меня меньше всего. Осталась только женщина, падающая из развалившегося корпуса воздушного лайнера на землю, последними словами которой были «О Боже!».
Вернулась Денбери. Обустроившись на своем месте, она бросила на меня насмешливый взгляд.
– Что вы такой озабоченный, Райдер? Не переживайте: они скоро покажут, на что способны.
Нас еще раз тряхнуло, и откуда-то из самой глубины самолета донесся противный скрипучий звук. И опять эти крылья… Они что, так и должны вибрировать? А что, если нет. О Боже.
Денбери, увидев мои пальцы, вцепившиеся в собственное колено, все поняла.
– Как вы можете бояться летать, если целыми днями ездите на машине с Наутилусом? – спросила она.
– К маленьким самолетам я отношусь спокойно, – признался я. – «Сессны», «бичи»… да еще с пилотом, которого я знаю. – Мы попали в зону турбулентности, и мой желудок мгновенно среагировал.
Денбери кивнула в сторону кабины.
– Вы, надеюсь, догадываетесь, что ни один из наших пилотов не подвержен суицидальному синдрому, а команда механиков перед вылетом не сидела неделю на одном кокаине. Про террористов я уже не говорю.
– Спасибо, вы меня очень поддержали.
– Даже с учетом всех перечисленных факторов летать все равно безопаснее, чем просто переходить улицу. Это общеизвестные вещи.
– Разница между полетом и переходом улицы заключается в том, что там я сам выбираю, где ее переходить и когда. И переходить ли вообще.
– Это вопрос самоконтроля. Здесь, наверху, вам приходится положиться на людей, которых вы не знаете.
В ответ я буркнул что-то нечленораздельное. Ее взгляд скользнул по моему лицу, и я попытался принять невозмутимый вид.
– Вы ведь не доверяете людям, Райдер, верно?
– Конечно, доверяю. И очень многим.
– Кому, например?
– Гарри Наутилусу.
– Один есть. Теперь попробуйте назвать второго.
Мигающие огни приближавшегося самолета прошли в нескольких милях от нас; столкновения, по крайней мере, мы избежали. Я подавил вздох облегчения и стал следить за ребенком, беспокойно ерзавшим на руках своей матери через три ряда кресел от нас.
– Райдер? – позвала Денбери.
Я нажал кнопку вызова стюардессы, чтобы попросит наушники.
– Я собираюсь посмотреть кино, возможно, немного посплю. Поговорим потом.
Усталость после стольких дней гонок вслепую все-таки одолела мое нынешнее напряжение, и проснулся я уже над зелеными полями Франции. То ли на радостях, что наконец-то увидел землю внизу – пусть даже на расстояний нескольких километров, – то ли действительно выспался но чувствовал я себя свежим и отдохнувшим. Денбери тоже сморил сон, и сейчас она тихонько посапывала рядом. Мимо прошел кто-то из членов экипажа.
– Мы уже подлетаем, сэр. Пора будить вашу спутницу.
– Разбужу, конечно. Но она просила не тревожить ее до самого последнего момента.
– Я все слышу, Райдер, – пробормотала Денбери, просыпаясь. Она полезла в сумочку, вынула баллончик освежающего мятного спрея и пшикнула себе в рот, затем пальцами расчесала упавшие на лицо пряди волос. – Я сейчас за чашку кофе готова убить человека.
– Они уже не обслуживают.
– У меня мозги онемели, мне нужен кофе.
– Вероятно, только после посадки.
Мимо снова проходил тот же мужчина из команды лайнера, внимательно поглядывая на пассажиров. Денбери схватилась за горло и надрывно закашлялась. Мужчина повернулся.
– С вами все в порядке, мисс?
Грудь Денбери судорожно вздымалась. Она захлебывалась дребезжащими звуками.
– Не могу дышать, першит в горле, все пересохло.
Служащий успокаивающе похлопал ее по плечу.
– Я сейчас принесу вам бутылочку воды.
– Кофе… будет… намного лучше, – прокашляла она.
Денбери подмигнула мне, когда мужчина отправился на кухню за кофе. Наш самолет нырнул вниз, и я закрыл глаза, стараясь не думать про летящую вниз стюардессу, но у меня это плохо получалось.
Мы коснулись посадочной полосы аэропорта Орли в полдень по местному времени. Я переложил задачу по выбору отеля на Денбери, и она нашла старинное и элегантное заведение недалеко от Сены, с небольшими, но хорошо обставленными номерами. Мебель здесь была из настоящего дерева, потолки высокие. Надраенные бронзовые лампы горели, как новые трубы духового оркестра. Везде стояли цветы и бутылки с минеральной водой. Денбери пошла распаковывать вещи и принимать душ, и я последовал ее примеру.
Ощущение действительности вернулось ко мне, когда в мою дверь громко постучали. В комнату ворвалась Денбери с номером газеты «Ле Монд», который она взяла со стойки портье. Она переоделась в темный костюм и белую шелковую блузку. Юбка едва доходила ей до колен, а черные чулки и туфли-лодочки на среднем каблуке придавали ее деловому наряду некоторую нотку артистизма. Плюхнувшись на кровать, она сбросила туфли, выдернула из-под покрывала подушку и, сунув ее себе под спину, уселась по-турецки, не слишком заботясь о приличиях. Мне с трудом удавалось удерживать взгляд на ее лице.
– Нам уже назначено. Я только что говорила с этой неприятной мисс Мими, и она сказала, что месье Бадантье примет нас в три. В это время как раз заканчивается его послеобеденный сон. Нам нужно как-то заставить его рассказать о Гекскампе, – тараторила она. – А что, если он захочет говорить только о живописи? Все, что я могу сказать по этой теме, так это «Ах, Пикассо».
– Вы говорите по-французски, а я вполне профессионально могу поговорить о живописи, в основном по постимпрессионизму и модерну.
Это несколько охладило ее.
– Я под впечатлением, Райдер. Что же вы скрывали свои таланты? Кто-то говорил мне, что у вас есть диплом по психологии.
– Почти. Кстати, начала психологического анализа…
– Фрейд, Юнг и прочие ребята…
– …оказали огромное влияние на современную живопись. Поскольку моя образовательная программа предполагала изучение только самого главного, я самостоятельно углубился в дадаизм, сюрреализм и родственные направления. Однажды я даже целый месяц носил усы, как у Сальвадора Дали…
