Брижит Обер - Укус мрака
Фюртерер удивился про себя, как эти трое умудряются работать в темноте.
– Покажите эту записку.
– Не помню, куда я ее положил… В потемках ее непросто отыскать… – неохотно объяснил Ди Паскаль.
Фюртерер начинал терять терпение.
– Где у вас материальная часть, положенная по уставу? Прожекторы, оборудование для оказания помощи, сигнальные ракеты?
– Все это в помещении гауптвахты, а ключ у Фишера…
– Но это ведь полнейший идиотизм! – взорвался сержант Фюртерер. – Ладно, возьмите трех человек, Мартин, и пройдитесь по деревне. Помощник Ди Паскаль, вы можете сесть за руль нашего грузовика и отвезти моих людей в район Трех Ферм?
– Без проблем. Оставляю контору на вас, девочки!
Женщины ответили невнятным бормотанием. Чудо, что за обстановочка!
– И кто же это? – спросил Фюртерер, указывая на неясные фигуры.
– Моя жена Джоанна и Ванья, наша секретарша.
– Очень рад…
Новое бормотание, которое могло сойти и за привет ствие. Помощник уже вышел и нетвердой походкой направлялся к грузовику. Похоже, этот тип пьян. Конечно, этим все и объясняется! Все они нализались в стельку!
А бедняга старикан Фишер, может, погибает сейчас где-нибудь в сугробе. Он услышал, что грузовик тронулся и стал подниматься в гору.
– Нельзя ли попросить у вас немного горячего кофейку? – сказал он, подойдя к Джоанне.
– Кофеварка не работает, – любезно ответила та, повернувшись к нему. Ее единственный глаз дергался на раскромсанной щеке.
Фюртерер прищурился. Тень фонаря искажала действительность. На какую-то секунду ему показалось, что перед ним страшно изуродованное лицо.
– Я тоже с удовольствием выпила бы что-нибудь теплое, – заметила, приближаясь, вторая женщина.
– Жаль, что кофеварка сломалась, – ответил Фюртерер, испытывая возрастающее беспокойство. Что-то было не так. Совсем не так.
— Кофеварка-то сломалась, а вот вы – нет, – сказала Джоанна, поднимая голову. Ее длинные зубы отсвечивали, как лезвия бритвы. Длинные зубы?
– А к тому же кофе вреден для здоровья! – поддержала ее Ванья, прижимаясь своим рылом к шее сержанта.
– Ага, от кофе не спишь! – хором прорычали обе женщины, захлебываясь от смеха.
Фюртерер уже выхватил пистолет и выстрелил в упор. Не для того он выжил во Вьетнаме, чтобы его захватили истеричные дамочки-киллеры. Голова Джоанны разлетелась, а ее сведенные пальцы исполосовали парку сержанта, разодрав ее с такой легкостью, словно она была из бумаги. Он почувствовал, что его кожа разрывается, и, не веря себе, увидел, что кровь хлещет на рубашку. Он хотел развернуться, чтобы расколоть и голову «секретарши», но не успел. Та что-то вонзила ему в шею, что-то, что могло бы оказаться языком, если бы языки были из острой стали, а может, она вонзила дрель, да-да, перфоратор ударного действия, вроде того, что подарили ему родители в день, когда ему исполнилось тринад… цать… лет…
Хихикая как школьницы, молодые женщины прикончили угощение, а Лео тем временем вынимал из грузовика куски солдат и бросал их детям, которые сидели на корточках в снегу.
Мартин и трое патрульных поднимались по главной улице. Все было закрыто. Ни одного укромного местечка, где можно было бы покутить.
– Капрал!
– В чем дело?
Гутман с удивлением рассматривал свои сапоги.
– Кажется, я наступил в лужу крови.
Мартин подошел поближе. Действительно, большая лужа чего-то красного и блестящего вытекала из подъезда. Он осветил ее лучом фонаря. Кровь или красная краска вытекала из-под закрытой двери и еще не впиталась в снег. Все четверо немедленно встали в боевую позицию. На двери висел медный молоток, украшенный венком из остролиста. Мартин сильно постучал молотком, и удары замерли в могильной тишине. На пороге появился маленький мальчик в красно-белой пижаме. Он обгладывал куриную ножку.
– Привет, сынок, – сказал Мартин, немного наклоняясь вперед. – Родители дома?
– Да, – ответил ребенок. – Они смотрят телик.
Какие-то штучки. Черные тараканы. Огромные. Мартин оглянулся на спутников. Телик? Когда в деревне нет электричества? Он снял оружие с предохранителя и проследовал за мальчуганом.
– Вот, – сказал малыш, отступая в сторону, чтобы пропустить их в уютную гостиную, обставленную по старинке.
Сидя на цветастом диване, мужчина и женщина пристально смотрели на пустой экран телевизора, по которому двигались черные пятна.
Мартин кашлянул. Пара не шелохнулась. Он почувствовал резкий прилив адреналина. Малыш уселся на полу рядом с большой куклой и опять принялся за свою куриную ножку.
Мартин обошел диван. Глаза мужчины и женщины были устремлены в одну точку. Их выпотрошенные тела походили на широко распахнутые шкафы. Кровь растекалась повсюду, пропитывая обивку, ковер, паркет. Гутман с трудом сдержал приступ рвоты! Какая бойня! В жизни не видел ничего подобного!
– Они смотрят тараканий балет, – неожиданно объяснил мальчуган, указывая на экран.
– Балет… – тупо повторил Мартин.
На экране действительно что-то копошилось. Тараканы. Огромные. Мартин почувствовал, что по спине у него заструился пот. Он прочистил горло:
– Послушай, малыш, забирай-ка свою куклу и пойдем с нами, о'кей?
– Балда, это не кукла! – ответил парнишка, дернув куклу за ногу и оторвав ее, словно резиновую. – Это моя сестричка!
И в эту самую минуту Мартин увидел, что куриная ножка была на самом деле ручкой пухленького младенца. В полном смятении он обернулся к своим товарищам и наткнулся на два трупа. Они широко улыбались.
– Как это мило, что вы пришли нас навестить, – произнесла женщина птичьим голосом.
– Капрал! – нацелив автомат на собственные ноги, покрытые блестящими насекомыми, позвал Гутман заплетающимся языком.
Мартин обвел комнату взглядом.
– Вы не это ли ищете? – спросил труп мужчины, потряхивая двумя аккуратно отрезанными головами.
Головами двух его солдат.
– Капрал! – вновь простонал Гутман, которого уже до половины тела скрывала черная шевелящаяся масса.
– Хочешь? – спросил Мартина мальчуган, протягивая ему маленькую розовую ножку.
Теперь скрылось и лицо Гутмана. Только из открытого рта, заполненного насекомыми, вырывался приглушенный крик.
– Вы ведь останетесь с нами обедать? – спросила женщина, звонко рассмеявшись.
– Ну конечно же, дорогая, он останется, ведь он и есть наш обед! – фыркнул в ответ ее муж. Он отвел взгляд от Мартина и крикнул: – Ей, Джед, перестань нажираться младенцем, ты испортишь аппетит!
Мартин сунул дуло своего автоматического пистолета в рот и нажал на спуск. Это вызвало гневные крики, но он их уже не слышал.
И вновь деревня погрузилась в тишину, в чуткую тишину. Жители заранее облизывались в предвкушении скорого приезда туристов.
Лошади с грохотом опустились на террасу, растоптав несколько мертвецов, которым удалось туда забраться.
– Туда, туда, папочка! – вопила Бренда, указывая пальцем на лестницу, ведущую вниз, во дворец. – Они убегают!
– Это Мак-Мюллены! – крикнул Герби.
Следуя за Марвином, они скатились по винтовой лестнице, вырубленной в камне вулканического происхождения. Ржание лошадей, устремившихся за ними в погоню, эхом отзывалось под сводами, их, копыта выбивали из ступеней искры, и такой знакомый запах протухшего мяса, липкий и тошнотворный, как потная порочная рука, полз вниз по стенам.
Саманта почувствовала, что эта рука легла ей на грудь и сильно ущипнула за сосок. И вот она вновь в той комнате, куда привел ее мужчина. Она была такая маленькая и такая испуганная. Она уже точно знала, что мужчина сделает ей ужасно больно. «Герби такой же, как он, – нашептывал голос с невидимыми пальцами. – Ему понравилось бы причинять тебе боль. Ему понравилось бы привязывать тебя и обладать тобой так, как ему захочется. Когда ты спишь, он склоняется над тобой и проводит острием ножа по твоим грудям, а ты думаешь, что он тебя любит. Дура несчастная. Ему понравилось бы вспороть тебе брюхо, затрахать тебя до того, чтобы твой живот лопнул и открылся… » Сэм затрясла головой. Глупости. Смешные глупости. Запах потерял над ней свою власть. «Это я мечтаю отрезать ему яйца, – шепнула она запаху. – И играть ими в шары. Я и у твоего хозяина отрежу яйца».
Ощущение когтистых лап на лице, кто-то дергает за волосы, и вот запах пропал.
Лори почувствовал этот запах между ног и, споткнувшись, едва не упал. Его удержала сильная рука Джема.
– Оставайся с нами, парень.
– Ты чувствуешь?
– Ага. Прогулочка в Диснейленд…
Запах старался их повалить, он был подобен мощной и вязкой волне, по которой они скользили. За ними в треске искр приближался топот копыт лошадей. Джем сопротивлялся изо всех сил. Он отказывался слушать шелестящее бормотание, которое закрадывалось в рот и в уши. «Ты проклят. Все, кого ты любил, умерли. Родители. Дед. Он умер из-за тебя. Из-за твоей привычки вмешиваться во все, что тебя вовсе и не касается. Потому что ты – трепло. Ни одна баба не взглянет на тебя. Ты слишком глуп. Взгляни на свои ножищи. Ты дурак-деревенщина. Внук алкоголика, торговца железным ломом. Ты дерьмо, обутое в бутсы сорок четвертого размера. Сегодня ты девственник, а завтра – импотент… » Джем напряг мускулы, разгоняя воздух перед собой сжатыми кулаками. Он ткнул кулаком в стену и почувствовал, как боль поднимается к локтю. Гнусная вонь отхлынула, ощущение от ее прикосновения постепенно исчезло. Джем взглянул на свой кулак и вновь ударил им по камню. Ослепляющая боль. Он представил себе, что разбивает кулаком ненавистную рожу Аллана Мак-Мюллена, и пошел дальше, раздавая удары в пустоту.
