Михаил Белозёров - Украина.точка.РУ (СИ)
– Ничего не было, – сжалилась она над ним, – пьяная я была.
– Фу, – выдохнул он и предпочёл не спрашивать насчёт постели и трусов, а пятясь отступил в комнату и начал одеваться. В тот момент, когда на пол посыпалась мелочь из карманов, когда взгляд устремился следом и наткнулся на что-то чрезвычайно знакомое, Цветаев непроизвольно охнул и прочитал на газетном поле, потряс головой и ещё раз прочитал: «Бирсан Лёх...», и номер телефона. От удивления он так и оставил мелочь на полу.
– Откуда у тебя этот телефон? – сунулся на кухню с газетой в руках.
– Оттуда, – ответила Зинка, кокетливо выпутывая бигуди из волос. – А попка у тебя ничего!
– Я спрашиваю, откуда? – спросил он, чувствуя, что краснеет.
– Ты что ревнуешь, котик?!
Она задрала свой тяжёлый подбородок в потолок, демонстрируя свежий засос на шее. Таких подробностей Цветаев не помнил, его невольно передёрнуло, как кота, ступившего в лужу.
– Я тебе не котик! Говори, откуда! – спросил он, не обращая внимания на её материнские нотки, которые совсем недавно его страшно волновали.
– Ну ладно, ладно, – перестала она кривляться. Глаза сделались злыми, бигуди рассыпались по полу. – Знакомый дал!
– Какой?!
Он набрался терпения, зная по опыту, что дело того стоит.
– Клиент…
– Врёшь! – подался он вперёд на шаг. – Говори!
Не мог Лёха Бирсан позариться на Зинку. У Бирсана такие женщины были, к которым не подступишься абы как. Да и женат он был на писаной красавице итальянского типа, с огромными миндалевидными глазами. Разъезжали они на красном «феррари», обитом натуральной кожей, с откидным верхом. Впрочем, люди меняются, подумал Цветаев. Где та машина? И где та жена с итальянскими глазами? Хотя очень может быть, что его на простушек потянуло. Стервы порой надоедают.
– Ладно… – сказала она неохотно, – всё, но между нами. Ходили мы туда с Жаглиным… – и покраснела, и даже театрально схватилась за виски, опустив глаза.
– Куда? – удивился он её реакции.
– К этому мужику… – ответила она неловко.
– Зачем? – потерял он суть разговора..
Покраснела сильнее:
– На групповуху…
– На что?! – нахмурился он с ещё большим удивлением.
– Групповуху. Ой, мамочки! – Вовсе пошла красными пятнами. – Лично мне не понравилось, – повела мягким плечиком. – Жаглин был без ума. Хотел ещё пойти, но мы на этой почве поругались.
– И у тебя появился «чвашник»?
– Да… – ответила она, глядя в потолок и кусая губы.
Трудно было понять, раскаивается она или нет.
– А потом?..
– Потом… Да, да, да… Сашка пошёл и ради меня совершил на Бессарабске подвиг!
– Ляха бляха! – только и выругался Цветаев, испытав сильнейшее раскаяние.
Мог бы и сам догадаться! Он ошарашенно посмотрел на Зинаиду. Вот что сподвигло Жаглина! Так просто. А я его, скотина, подозревал чёрти в чём.
– Прости меня…
– Бог простит, – ответила она великодушно так, как ответила бы любая жалостливая баба в России.
Бигуди жалко свисали, лицо готово было расплакаться. Несомненно, они понимали друг друга, но и знали, что всё это пустопорожно, ни к чему не обязывает, слишком разные и ненужные они друг другу.
– Кого-нибудь узнала? – спросил он глупо.
Ему было жалко её, и это родило в нём даже не симпатию, а нечто большее, что связывает женщину и мужчину, что невозможно передать словами, а ощущается на подсознании, не животное чувство, а напротив, воспарение. Нет, нет, нет, – подумал он и вовремя вспомнил свою Наташку, иначе готов был протянуть руку и совершить ошибку.
– Где? – вздохнула она так, словно хотела сказать: «Отстань, мне и так тошно!»
– Там!
Блин, как он себя ненавидел в роли ищейки и знал, что ничто больше не будет, как было прежде, и что он сам в чём-то и как-то виноват: там не доглядел, здесь поотпустил, в результате Пророк созрел, как подгнивший плод.
– Никого. Мне стало стыдно, и я ушла!
– Ну а женщины там были? – настоял он. – Блондинки?
Он понял, что несёт околесицу, хотя его вдруг озарило: Ирка Самохвалова! Ах, сучка, ах, стерва! А Пророк – дурак, нашёл, на ком жениться!
– И блондинки, и брюнетки. Все голые! Больше я ничего не знаю. Жаглин у меня в ногах две недели валялся, чтобы я его простила. Я обычная проститутка. Я на такие заморочки не подписывалась. Я ещё замуж выйти хочу. Кто меня потом возьмёт?! Кому я буду нужна?!
Цветаев устало рухнул на стул:
– А что этот человек, – он показал на блокнот, – вам ещё что-нибудь говорил?
– Ничего не говорил. Я его ни разу не видела. С ним Жаглин общался. Есть будешь?
– Давай… – машинально согласился Цветаев и уставился на таракана, который выполз из-под чашки и вовсю шевелил усами.
– Ну вот так бы сразу и сказал, – вмиг подобрела Зинаида. – Я женщина честная, у меня такие мероприятия рвоту вызывают, а женщины туда ходят исключительно одни больные, – объяснила она, накладывая ему картошки.
– Откуда ты знаешь? – спросил он, опять же машинально беря вилку.
Таракан испугался и спрятался, как Зяма-кровавый за НАТО, но один ус остался торчать.
– Что я не видела их в деле? Фу! Они сумасшедшие, как с цепи сорвались. Нет, это не по мне. Я люблю ласку, нежность, и чтобы по обоюдному согласию. Вот как с тобой!
Она вызывающе поправила грудь и поглядела на него хитро-хитро.
– Ну ты даёшь, мать! – грубо оборвал её Цветаев и покраснел ещё гуще. – Меня интересует высокая, холёная блондинка.
– Жена, что ли? – поинтересовалась Зинаида, не скрывая ревности, словно имела на неё право.
– Да нет, – простодушно ответил он. – Жена у меня брюнетка, да и не здесь она.
Зинаида подумала:
– Тогда подружка?
– И не подружка, – вздохнул он, подумав, что Ирочка Самохвалова вряд ли могла претендовать на эту роль, не по Сеньке шапка. – А просто натуральная блондинка, вот с такими волосами, по плечи.
– Кажется, была одна, – Зинаида присела напротив и участливо заглянула в глаза. – Что, обмишурился?!
– Да брось ты! – открестился он. – Жена не моя.
– А чья?! Рассказывай! – потребовала она. – Дюже люблю такие истории… – и подпёрла подбородок мягким кулачком.
Чёрт, подумал он с досадой о Зинке, а ведь хорошая баба. Душевная, только слаба на передок. На таких бабах весь мужицкий мир держится, не зря Жаглин здесь околачивался.
– Это тайна, – огорчил он её. – Тайны не выдают. Я слово дал.
И сам тоже огорчился, потому что испытал огромное желание поделиться всем тем, в чём запутался. Может, кто-то что-то подскажет? Однако приходилось довольствоваться собственными домыслами, потому особо не разгуляешься.
– Жаль, – произнесла она мечтательно и с силой втянула в себя воздух. – А я вот настоящей любви и не испытывала, всю продажная и продажная. – И засмеялась, глядя на его вытягивающееся лицо. – Шучу я, шучу! Жаглин меня безумно любил, и ещё один мужчина тоже. Мне этого достаточно. Давай выпьем!
И Цветаев пожалел, что у него нет фотографии Ирочки Самохваловой. Всё сразу встало бы на свои места, хотя в то, что Ирочка занималась групповухой, абсолютно не верилось. Глаза у неё другие, строгие, нет в них блядства. Однако чем чёрт не шутит, пока Пророк спит.
Получалось, что Жаглин дал злополучный адрес Гектору Орлову, где того благополучно «приняли» на месяц и держали бы дольше, если бы ты, Цветаев, не постарался. Почему его тогда не расстреляли, как поступают со всеми другими иноверцами, не принявшими новый строй? Вопрос, на который Зинаида ответа не знала, как не знал его и Цветаев, хотя и догадывался: судьба Герки зависела от его длинного языка, он вовремя его укоротил.
– Знаешь, что, – не без внутренней борьбы с самим собой, сказал он, – пойду-ка я разбираться дальше.
– А может, останешься?.. – выпрямилась она.
– Не-а… – показал он головой и подумал о своей Наташке, она всегда неотлучно была с ним.
– Ну вот, – вздохнула Зинаида, – как хороший мужик, так сразу сбегает.
Он хотел сказать, что с удовольствием остался бы, чтобы слушать её материнский голос, но не сказал. Не должен он был так поступать. Звали его долг и иная любовь, и с этим ничего нельзя было поделать.
– Дела… Ты бы уезжала отсюда, – посоветовал он, понимая, что говорит глупости.
– Куда и зачем? – спросила она обречённо, как говорят все русские бабы на пороге войны.
– Плохо здесь скоро будет, так плохо, что мирную жизнь будешь вспоминать, как манну небесную, – сказал он ещё раз с надеждой, что Зинаида его услышит.
– Это уж, как Бог положит, – вздохнула она, посмотрела на него скорбно и с долготерпением поправила шикарную грудь.
И в этом он с ней было полностью согласен. Слава богу, что до соплей в шоколаде мы не добрались, подумал он с уважением к Зинаиде и едва её не поцеловал в щеку из чувства благодарности и за то, что она подарила ему свою нежность.
