Мэг Гардинер - Озеро смерти
— Сегодня мы увидели начало. Что дальше?
Она ничего не ответила. Джесси все еще выбирался из машины, и Глори пристально смотрела за тем, как он снимает с заднего сиденья сложенное инвалидное кресло. Затем проговорила:
— Как только Шенил приняла команду, все изменилось. И нельзя сказать, что она принесла церкви какую-то там женскую кротость. Вы даже представить не можете, какая она.
— Уличная проститутка с золотым сердцем? — не удержался от сарказма Джесси.
Стараясь успокоить, я коснулась его плеча.
— Лучше не иронизируйте. Она тверда как камень. Она более деятельна, чем сам пастор Пит. Уверенная в своей правоте, она действует. Видит своим, особым, образом. То есть у нее действительно видения.
— И что она видела? — спросила я.
— Чрезвычайное положение.
Не удержавшись, Джесси коротко фыркнул.
— Да. Те, кто сидит в Вашингтоне, — лишь пешки в руках дьявола. Правительство собирается ввести чрезвычайное положение, оно хочет превратить страну в полицейское государство.
Судя по застывшему на лице Джесси выражению, он принял речь Глори за цитату из лексикона одного из «ястребов» большой политики. Он еще не понял, что «Оставшиеся» трактовали эти слова совершенно буквально.
— В Вашингтоне? А кто именно? — спросил Джесси.
— Засевшие в конгрессе проститутки и гомосексуалисты. Нас хотят отравить врачи-убийцы из Центра контроля за заболеваниями. Пентагон вступит в сговор с ООН и сделает нас своими рабами.
— Вот так, да? А нельзя ли поподробнее с этого момента?
Сарказм вновь не прошел мимо Глори.
— Ладно, давай поспорим. Шенил рассказала, что это Пентагон велел Брайану Делани убить пастора Пита. Как часть общего плана передачи власти антихристу.
— Скажи, Глори, неужели это кажется тебе убедительным? — дипломатично спросила я.
Она посмотрела так, словно я отказывалась видеть летящий мне в голову пылающий метеорит.
— «Откровение», глава одиннадцатая, стих седьмой. Там говорится, что зверь выйдет из бездны и что он убьет двух свидетелей. И вот сбылось пророчество: пастор Пит мертв. Это произошло на самом деле.
— «Пост хок, эрго проптер хок». Логическая ошибка. По латыни: «После этого — значит, вследствие этого», — сказал Джесси.
Глори уставилась на него:
— Что вы хотите сказать?
— Ничего. — Я ответила вместо Джесси. — Глори, Брайан не совершал убийства.
— Я понимаю, вы действительно так считаете. Это заблуждение — следствие величайшей лжи. Но и твой брат мог заблуждаться. Возможно, Пентагон «промыл» ему мозги или Брайану просто солгали, сообщив, что пастор Пит выполняет шпионское задание. Понимаете, к чему я веду?
Объясняться с Глори — все равно что спорить с манекеном.
— Понимаю. Расскажи о роли чрезвычайного положения.
— Правительство собирает силы, чтобы отдать человечество во власть зверя. Это так. Скоро станет совсем плохо. Скоро.
— Когда именно? — поинтересовался Джесси.
— Очень скоро. Правительство нанесет удар в ночь дьявола.
Защемило в груди, но Джесси спросил первым:
— Это когда?
Я ответила:
— На Хэллоуин.
Еще десять дней. Откинувшись на спинку своего кресла, Джесси погрузился в размышления.
— Хэллоуин — ворота в ад, — пояснила Глори. — Каждый год сатанисты убивают детей отравленными конфетами. Еще они мучают животных и похищают невинных девушек.
Я сразу вспомнила работу Табиты. Ту самую, однажды виденную в ее доме: «Хэллоуин, предчувствие дьявола».
— Сказки для городских идиотов. Комиксы не несут нам правду жизни! — взмолился Джесси.
— Тогда лучше слушайте, что скажу я. В ночь дьявола стена между нашими мирами становится тоньше, вот почему сатана может обрушиться на наш мир с особенной силой. Вот правительство и наметило свой удар на этот час.
Джесси устал скрывать раздражение.
— А что предпримут «Оставшиеся»? — спросила я.
— Для меня это больная тема. Внутри церкви есть разные группировки… что-то вроде уровней. Те, что ближе к Шенил, — самые злые…
— Определите, что значит «злые», — попросил Джесси.
— У Шенил есть группа наиболее преданных сторонников. Настоящее боевое ядро. И это ядро беспокоит более всего.
Глори опасливо посмотрела кругом. На стоянке не было никого, нас окружал и только звезды и волны. Тем не менее она втянула голову в плечи, явно чего-то страшась.
— Знаете, мне непросто об этом говорить.
А я не могла позволить ей уйти от разговора.
— Ладно, не бойся. Меня тоже кое-что беспокоит.
Глори продолжала нервно озираться.
— Не говорите так. Мне кажется, вы единственная, кто их не боится.
— Почему так?
— Вы первая, кто посмел возразить Шенил Вайоминг.
От неожиданности я даже отступила на шаг. Вспыхнувшее в глазах Глори чувство показалось слишком необычным.
Она стащила с головы платок.
— Поймите, «Оставшиеся» спасли мне жизнь. Это не просто слова: если бы Шенил не вытащила меня из одной очень плохой ситуации, я могла запросто сыграть в ящик. Она привела меня в место, где была чистота, где не было лжи и где я сама хоть что-то значила. Я сама. Попав к «Оставшимся», я стала личностью.
Чувствуя, что Глори хочет, чтобы ей помогли сделать еще шаг, я спросила:
— А теперь все изменилось?
Она смотрела в темное пространство над океаном.
— Когда я пришла к ним, Шенил пообещала, что жизнь поведет меня к славе. Потому она дала мне такое имя. Знаете, это не мое настоящее имя. Шенил направила меня сюда работать уборщицей.
— Шенил специально настояла на грязной работе?
— Да. Она сказала, что нужно учиться смирению. Как будто я не прошла хорошую школу еще до своего спасения. Тогда в обмен на наркотики я раздвигала ноги на задних сиденьях автомобилей.
Глори искоса взглянула в мою сторону, словно желая убедиться, что не слишком меня шокировала. Я осторожно положила руку на ее плечо.
Голос Глори заметно потеплел:
— Как вы заметили, лично для себя она не оставила такой же работы. Себя она назначила солисткой. Хотя нет, мне тоже поручили некое секретное дело, и знаете какое? Я много чем занималась до своего спасения, живя на улице, но никогда не думала, что, вырвавшись из грязи, получу по-настоящему низкую работу… Ладно, я хотя бы полюбила ходить в библиотеку… И познакомилась с научной фантастикой. Прочитала Орсона Скотта Карда и Октавию Батлер. Просто восхитительно! Ах да, и Кони Уиллис…
— «Книга Судного дня», — откликнулась я.
— Да! Я сидела и мечтала научиться путешествовать во времени. — Здесь Глори на секунду остановилась. — А потом открыла, что будущее может стать более волнующим, чем описано в фантастических романах.
Джесси барабанил пальцами по колену, давая понять, что больше не в состоянии удержаться от смеха.
— Эван, я так полюбила твою книгу… А потом вдруг вспомнила, что она противоречит Библии, и мне стало плохо…
— Познание, — глубокомысленно произнес Джесси. — Любовь, не желающая, чтобы о ней говорили вслух.
Глори посмотрела на него:
— Жажда знания привела к грехопадению. Когда Ева вкусила от древа добра и зла.
— Ваша церковь лезет из кожи вон, чтобы с корнем вырвать то, что мы узнали с тех пор. Я имею в виду поджог книжного магазина.
Джесси кипел от злости. Он напрасно сюда пришел, и, если не сможет с собой справиться, наша встреча через минуту закончится.
— Джесси… — предостерегла я.
— Учение? Это не главное. Главное — это правда и вера.
— Да уж: блажен лишь тот, кто истинно слеп.
— Знаете, если веришь, то и живешь по законам Божьим.
Все, конец. Мы только что прошли точку возврата.
Джесси кивнул, соглашаясь с нарочитой готовностью. Ага, как же…
— Понял-понял. А что еще? — Сжавшись, Глори смотрела на Джесси, и он продолжил: — Что еще я получу у Бога в обмен на веру? Выдающееся сексуальное здоровье или, скажем, личный самолет? Можно составить список?
Изобразив ладонями букву «Т», я сказала:
— Тайм окончен. Все на перерыв.
Они уставились на меня.
— Один вопрос: «Оставшимся» ни к чему изучать книги, тогда по какой причине Шенил заставила тебя устроиться на работу в университет?
После долгого размышления Глори ответила:
— Она сказала, что со временем причина станет известна.
Мы стояли, слушая шум разбивавшегося о скалы прибоя.
— Саботаж, — сказал Джесси. Он уже успокоился.
— Я этого не говорила, — ответила Глори.
— Где именно ты работаешь?
— На кафедре биологии.
Идеальная мишень, учитывая ненависть пастора Пита к микробам и латинской терминологии. Не давала покоя лишь одна-единственная копошащаяся в закоулках сознания мыслишка, никак не желавшая всплывать на поверхность. Подойдя к краю асфальта, я остановилась. На большом расстоянии удивительно хорошо просматривался пирс Голеты, и в неспокойной воде отражались яркие огни прибрежного ресторана.
