Джошуа Спэньол - Изолятор
– Вот, Натаниель, думаю, тебе это должно понравиться.
Постукивая палками по кафельному полу, доктор Тобел повела меня в соседнюю комнату. Она оказалась меньше, чем первая, но оснащена гораздо лучше: новые хроматографы высокого давления, на каждом рабочем месте компьютеры, в углу – аппарат регистров управления процессами. Все оборудование новое и очень дорогое.
Морщинки на лице моей провожатой сложились в улыбку.
– Преимущество сотрудничества с частным сектором. Мы здесь неплохо оснащены.
Я услышал, как в противоположном конце комнаты кто-то очень шустро печатает на компьютере.
– Частный сектор? – переспросил я. Но в этот момент что-то явно отвлекло доктора Тобел. Что именно, я не понял. – Ну так что же? – повторил я. – Вы же не можете держать меня в неизвестности бесконечно.
Она улыбнулась, словно возвращаясь в настоящий момент.
– Ты что-нибудь слышал о компании под названием «Трансгеника»?
– Кажется, да. Что-то связанное с ксенотрансплантацией, так ведь?
– Вижу, не отстаешь от жизни, читаешь.
– Стараюсь по мере возможности.
Ксенотрансплантация, или гетеротрансплантация, – это межвидовая пересадка органов и тканей от одного живого организма в другой. В определенном объеме эта практика получила распространение в медицине. Например, клапаны сердца от свиней, инсулин от коров. Но, насколько я помнил, компания «Трансгеника» занималась куда более серьезными темами, целыми органами вроде почек и сердца. Эксперименты по данной тематике проводились уже в течение десятилетий. Но не приносили серьезных результатов. Первые опыты зарегистрированы в Германии в начале 1900-х годов. Хирург по имени Эрнст Унгер пересадил человеку почку примата. Пациент немедленно скончался, так как его иммунная система воспротивилась чужеродному органу, и кровь в сосудах свернулась. Позже, в 1920-х годах, уже американский врач пересадил человеку почки ягненка. С ними больной прожил целых девять дней. Результат лучше, но об успехе говорить не приходится. Однако если учесть, что в начале века даже теория групп крови казалась новой, эксперименты можно считать чрезвычайно успешными.
Почки приматов, почки ягнят, умирающие пациенты… тут мои познания заканчивались, поскольку это было единственное, что мне удалось вспомнить из лекций по трансплантации десятилетней давности.
– Так вы работаете на компанию «Трансгеника»? – уточнил я.
– Да, вернее, с ними. А они для продолжения работы получили большой грант от Национального института здравоохранения и инвестиции со стороны Фармацевтического союза. Деньги института предназначались специально для исследований по тематике риска межвидовых инфекций – вирусов, прионов и тех отвратительных микробов, с которыми вы работаете. Контроль над работой требовал независимой структуры и независимого руководителя. Они обратились ко мне, ну а я уж не упустила такой шанс.
– Поздравляю, – ответил я.
Учитывая все особенности ситуации, что-то я сомневался в полной независимости доктора Тобел. Однако углубляться в скепсис совсем не хотелось.
– И на какой же стадии находятся опыты? Дошли до клинической?
– Судя по всему, они уже приближаются к третьей стадии, за которой следует одобрение или неодобрение со стороны Управления по контролю над продуктами и лекарствами. А это должно произойти примерно через год. Все это очень ответственно и интересно. Мы скребем едва ли не каждую ткань реципиентов, но пока ничего не нашли. Абсолютно все реципиенты совершенно чисты.
– А кто они, реципиенты?
Она словно не услышала вопроса и задала встречный:
– Ты знаешь Отто Фалька?
Имя я слышал – и оно явно принадлежало не реципиенту. Отто Фальк – крупный хирург, специалист по трансплантации. Пятнадцать лет назад он перешел из университета Джона Хопкинса. А прославился как сторонник и пропагандист ксенотрансплантации. Именно из его лекций я и почерпнул сведения о первых экспериментах в данной области.
– Он прочитал нам несколько лекций, – ответил я. – Итак, вы имеете дело со свиньями? Насколько мне помнится, он очень благоволил к свиньям.
– Да. Потому что они имеют органы, наиболее близкие человеку по размеру и морфологии. Да. Благородная свинья.
Я услышал, как человек за компьютером в дальнем углу негромко что-то пробормотал, причем это «что-то» очень напоминало ругательство.
– И сколько же человек в группе «Трансгеника»? – поинтересовался я, пытаясь сквозь полки с каталогами и бутылками с реагентами лучше разглядеть хозяйку голоса – а он был именно женским.
Доктор Тобел не ответила.
– Почему бы нам не пойти пообедать? Днем я устрою тебе подробную экскурсию.
Женщина за компьютером снова что-то недовольно пробормотала, и я услышал, как она отодвинула стул и, обходя длинные лабораторные столы, направилась в нашу сторону. Вышла из-за угла и, увидев меня, остановилась как вкопанная. А мне на мгновение показалось, что я умираю.
– Привет, Натаниель, – наконец произнесла она.
– Элен… – прошелестел я.
Повисло перегруженное смыслами молчание. Нарушила его доктор Тобел:
– Доктор Чен – одна из наших сотрудниц.
Полностью потеряв способность думать, я лишь тупо кивнул.
– Как твои дела? – спросила Элен.
– Нормально.
Голос мой дрожал.
Наступила еще одна напряженная пауза, и доктор Тобел опять предложила отправиться обедать.
– Приятно тебя встретить, – произнесла Элен, когда мы уже повернулись, чтобы уйти.
Я кивнул.
В лифте Хэрриет Тобел тронула меня за руку.
– Извини, Натаниель. Элен не должна была сегодня быть здесь. И почему-то вдруг оказалась не за своим обычным столом. Если б я знала…
– Все в порядке. Дела давно минувших дней.
Не так уж и давно минувших, подумал я. Да и вообще, минут ли они когда-нибудь?
45
Мы направились в небольшое кафе, расположенное в соседнем лабораторном корпусе, опасаясь еще одной встречи с Элен Чен. На медицинском факультете полно этих маленьких закусочных и кафе – кажется, что каждый корпус имеет свою съедобную тематику. Благодатная клиентура приносит неплохой доход заведениям, которым посчастливилось получить возможность здесь работать.
Чтобы как-то поддержать компанию, я заказал сандвич, однако так и не смог проглотить ни кусочка. Мне вовсе не хотелось обсуждать подробности смерти Дугласа Бьюкенена и историю с Глэдис Томас, но точно так же мне не хотелось говорить об Элен Чен. Поэтому я начал рассказывать доктору Тобел какие-то сказки. А кроме того, подумал я, она ведь микробиолог и когда-то работала в моей организации – в Центре контроля и предотвращения заболеваний. Правда, тогда еще он назывался Центром передающихся заболеваний. Она занималась первыми исследованиями вирусной геморрагической лихорадки, и было это еще до того, как внимание самых ярких умов привлек ВИЧ. И ей удалось кое-что прояснить в своей области.
От меня не укрылось, что по мере развития рассказа доктор Тобел становилась все внимательнее. Как я и надеялся, тема ее заинтересовала. Для женщины, значительную часть своей жизни посвятившей исследованию СПИДа, любой разговор о сексе и смерти оказался бы отрезвляюще притягательным. Я покончил с фактами и начал излагать версию о биотеррористах, сеющих среди населения смерть посредством секса.
– Кажется бредом? – поинтересовался я.
– Я в этом не специалист, – последовал осторожный ответ.
– Но что вы думаете по этому поводу?
– Думаю, звучит весьма зловеще.
– Именно. И для населения, на которое направлена атака, является совершенно неожиданным. Все происходящее очень меня волнует, доктор Тобел. Можно даже сказать, пугает.
Она помолчала, словно раздумывая, а потом засмеялась.
– Ты слишком стараешься, Натаниель. Неожиданно еще не означает специально. Ты же не автор детективного романа.
Да, я действительно не был автором детективного романа. И биотерроризм вряд ли можно было считать самым вероятным сценарием. Но этот сценарий наверняка стал бы самым страшным, а в том, что происходило нечто очень странное и зловещее, сомневаться не приходилось. Наверное, мое смятение каким-то образом выползло на поверхность, потому что лицо доктора Тобел смягчилось, и она произнесла почти нежно:
– Но хорошо, что ты все это так серьезно обдумываешь. И я рада, что правительству удалось получить такого работника. – Она улыбнулась. – Ты сказал, что во всем этом замешан человек по имени Рэндал Джефферсон?
– Да.
– Ну так я ему позвоню. Я уверена, он сообщил вам все, что знает, даже если разговаривал и не самым любезным тоном.
– Так вы его знаете?
– Мы были знакомы – хотя и нельзя сказать, что дружили – в мою бытность в университете Джона Хопкинса. – Она задумчиво посмотрела в пространство. – Он хороший человек, Натаниель. Ты просто неудачно с ним столкнулся.
