Ярость - Алекс Михаэлидес
— Но уговорил тебя я. И я никогда себя не прощу, никогда…
И так далее — мы бы успокаивали друг друга, пытаясь взять вину на себя. Мы бы сколько-то погоревали, а затем оправились бы. Общая вина объединила бы нас. И мы бы жили долго и счастливо.
Вот так это должно было закончиться. К несчастью, Лана увидела мою записную книжку — и то, что она прочла, выглядело не очень… Слова, написанные в приступе злости, вырванные из контекста мысли, интимные фантазии, которые не предназначались для чужих глаз, и уж точно не для Ланы.
Если б только она меня тогда разбудила, когда прочла записи! Если б высказала мне, что она об этом думает… Я бы все объяснил. Я бы смог до нее достучаться. Но Лана не дала мне и шанса.
Почему? Ведь за последние дни она узнала не менее ужасные вещи о Кейт. И все-таки нашла в себе силы простить ее. Почему не меня?
Этот план наверняка придумала Кейт. У нее всегда полно блестящих идей. Представляю, с каким наслаждением они писали сценарий, а потом репетировали. Как с самого начала потешались надо мной на острове, пока я выставлял себя дураком. Они позволили мне думать, будто я автор пьесы. А на самом деле я был лишь зрителем.
Как могла Лана так со мной поступить? Откуда в ней столько жестокости? Наказание было слишком суровым. Меня унизили, запугали, лишили достоинства и человеческого облика. Я валялся на земле в слезах и соплях, как несчастный ребенок.
Вот вам и дружба. Вот вам и любовь. Внутри меня закипала злоба, я будто заново очутился в школе. Опять издевательства и насилие. Только на этот раз надежды на спасение нет. Больше нет мечты о счастливом будущем с Ланой. Я в ловушке навечно.
Ноги сами принесли меня к развалинам. В рассветных лучах заброшенные руины выглядели зловеще. Вместе с солнцем появились осы. Они были повсюду, как темная масса. Ползали по мраморным колоннам и плитам. Карабкались по моей руке, когда я сунул ее в куст розмарина, чтобы достать пистолет, а потом и по оружию.
Я собирался уйти, но вдруг застыл как вкопанный. Говорят, ветер способен свести с ума. Наверное, это со мной и произошло — я на миг потерял рассудок. Я смотрел и отказывался верить своим глазам. Порывы ветра с разных сторон закручивались в единую исполинскую спираль. Прямо передо мной формировался смерч.
Вокруг него воздух был совершенно неподвижен. Ни намека на дуновение ветра. Не шевелился ни один листок. Вся мощь и ярость бури пряталась там, внутри вращающейся массы. Я изумленно смотрел на смерч.
И тут меня осенило: это и есть Аура, в полном ее величии. Богиня, сеющая страх, вершащая возмездие и преисполненная ярости. Аура явилась в виде ветра. И она пришла за мной.
В следующее мгновение смерч двинулся на меня. Он ворвался в мой открытый рот и горло, заполнил собой все тело. Меня распирало изнутри, легкие лопались от напряжения. Смерч проник в мои вены и закружился вокруг сердца. Ветер поглотил меня, и я стал его воплощением. Воплощением ярости.
7
Лана вошла на кухню; следом двинулись остальные. Впрочем, едва ли она их замечала. Глядя в окно на светлеющее небо, Лана с головой ушла в раздумья. Ею овладело странное спокойствие, как будто она проснулась после крепкого сна. Впервые за долгое время в ее голове настала абсолютная ясность.
Вы наверняка предположили, что Лана размышляла обо мне. А вот и нет. Я почти тут же исчез из ее мыслей, словно меня и вовсе не существовало. Но с моим исчезновением особенно отчетливо высветилось остальное. Все то, чего Лана боялась — одиночество, утрата, чувство вины, — отныне это стало пустым звуком. Все человеческие взаимоотношения, которые казались ей непременным залогом счастья, потеряли смысл. У нее открылись глаза. Лана поняла, что одинока и была одинокой с самого начала.
Почему же это так ее пугало? Она не нуждалась ни в Кейт, ни в Джейсоне. Она решила, что отпустит их. Освободит всех заложников. Купит Агати землю в Греции — пусть у нее будет свой дом, своя жизнь. Ведь Агати пожертвовала всем ради того, чтобы защитить Лану от страхов. А Лана больше не боялась. Она не станет вмешиваться в жизнь Лео и позволит сыну добиваться поставленных им целей. Не будет цепляться за него, не помешает двигаться дальше.
Джейсона она вышвырнет на улицу. Пусть угодит в тюрьму, пусть катится к черту! Он больше ничего для нее не значил.
Лане не терпелось как можно быстрее уехать с этого острова — и никогда не возвращаться. Конечно, в Лондоне она не останется. Только вот куда поехать? Бесцельно скитаться по свету, как потерянная душа? Нет. Она больше не потеряна. Туман рассеялся, и дорога стала видна. Теперь ясно, куда идти.
Лана отправится домой. Дом. От этой мысли потеплело на сердце. Она вернется в Калифорнию, в Лос-Анджелес. Все эти годы она убегала, пряталась от себя, от того единственного, что имело смысл. И вот теперь Лана наконец-то посмотрит судьбе в глаза. Она вернется в Голливуд — туда, где ее место. И вновь начнет работать.
Лана чувствовала необычайный прилив сил — она, словно феникс, возродилась из пепла. Сильная и бесстрашная. Одинокая, но победившая свой страх. Больше никакого страха. Лана ощущала… Что это было за чувство? Да, радость. Ее переполняла радость.
Я проник в дом через черный ход. Беззвучно идя по коридору, я слышал, как они поздравляли друг друга на кухне с удачным окончанием представления. Раздавался смех, хлопали пробки от шампанского.
Когда я вошел, Агати разливала шампанское по выстроенным в ряд бокалам. Сначала она меня не заметила, а потом, увидев пару ос, ползущих по кухонному столу, вскинула голову. Я стоял на пороге кухни. Агати брезгливо на меня посмотрела — наверное, потому, что по мне ползали осы.
— Катер придет через двадцать минут, — объявила она. — Собирайся.
Я не удостоил ее ответом. Я не отрываясь смотрел на Лану. Она стояла отдельно от остальных и глядела в окно. Какая же она была красивая в ранних лучах солнца! Солнце, проникая сквозь окно, высветило вокруг ее головы сияющий нимб. Лана походила на ангела.
— Лана? — тихо позвал я.
Мой голос звучал спокойно. Снаружи я был само спокойствие. Но где-то глубоко внутри, в запертой на замок камере, уже восстал, словно голем, мой маленький пленник. Я слышал, как он выл и кричал, и молотил кулаками по прутьям решетки, захлебываясь от ярости.
Его в очередной раз унизили, в очередной раз подвергли насилию. И что гораздо, гораздо хуже — несмотря на все мои заверения, его самые глубокие, самые темные страхи подтвердились. И причиной этого стал единственный человек, которого он любил в своей жизни. Лана показала мальчику, кто он на самом деле: ненужный, нелюбимый, врун. Урод.
Я слышал, как он разломал прутья и, страшно завывая, вырвался на свободу. Он выл не переставая — это были ужасающие звуки.
И вдруг я понял, что кричит не мальчик. Кричу я. Лана обеспокоенно уставилась на меня. Я поднял пистолет, и ее глаза расширились от изумления. Я прицелился и до того, как кто-нибудь смог меня остановить, нажал на спусковой крючок. Я выстрелил трижды.
■ ■ ■
Вот, друг мой, чем закончилась эта печальная история о том, как я убил Лану Фаррар.
Эпилог
Накануне у меня был посетитель. Вообще-то ко мне нечасто приходят. Поэтому я обрадовался, увидев знакомое лицо. Это оказалась Марианна, мой психотерапевт. Она приходила к своей коллеге, решила заодно навестить и меня — так сказать, убить двух зайцев одним выстрелом. Это слегка уменьшило радость от встречи, но разве у меня есть выбор? И на том спасибо.
Выглядела Марианна относительно хорошо. Несколько лет назад у нее умер муж, и она сильно горевала. Бедняжка явно была сломлена. Уж я-то знаю.
— Как ты? — спросил я.
— Ничего, — она вяло улыбнулась. — Потихоньку. А ты? Как тебе тут?
Я пожал плечами и произнес стандартные слова: типа того, что нужно видеть во всем хорошее и что это не навсегда.
— Теперь у меня много времени на раздумья, — заключил я. — Наверное, даже слишком.
— И как ты со всем этим справляешься?
Я улыбнулся, но промолчал. Что говорить? Ответить честно я не решился.
Будто
