Марк Альперт - Последняя теория Эйнштейна
Вскоре они с Броком дошли до пикапа и закинули профессора на заднее сиденье-скамью. Потом Брок рухнул на пассажирское сиденье, а Саймон сел за руль. Включить фары было нельзя — вертолеты засекли бы тут же, — поэтому он надел инфракрасные очки. На их экране грунтовая дорога была холодной и черной, а ветви на обочинах тепло светились, возвращая дневной жар. Этого контраста хватило, чтобы ехать быстро, и это было удачно, потому что время поджимало сильно. Обернувшись через плечо, Саймон отметил, что лицо у Гупты существенно холоднее, чем у Брока. У старика развивался шок.
Отъехав от «Приюта» километров на двадцать, уже на той стороне границы штата Виргиния Саймон заметил за поворотом дороги дом. Ничего особенного — двухэтажный дом с верандой и пристроенным гаражом, но внимание Саймона привлекло имя на почтовом ящике. Пластиковыми буквами, отчетливо видными на холодном металле, было написано: Д-Р МАЙЛО ДЖЕНКИНС.
Саймон со скрипом затормозил и свернул на дорожку к дому.
Охотники шли через лес, как призраки. Под темной сенью листвы они следовали извилистой тропой, бежавшей по крутому склону горной долины. Хотя шли они так быстро, что Дэвид, Моника и Майкл едва за ними успевали, шаги их были совершенно бесшумны. Дэвиду удавалось не терять их из виду только потому, что свет ущербной луны поблескивал на стволах ружей.
Почти полчаса они поднимались верх, на крутой гребень, заросший торчащими соснами. Майкл стал задыхаться, но шел не останавливаясь, вперившись в свою электронную игрушку, и позволял Дэвиду тащить себя за локоть. На гребне Дэвид обернулся и через просвет в деревьях оглядел лежащий к востоку ландшафт. Видны были прожектора всех трех вертолетов, обшаривающих холмы и лощины, но теперь уже так далеко, что рокот их доносился еле слышным дребезжанием.
Охотники шли по гребню около мили, потом начали спускаться в соседнюю долину. Через несколько минут на холме стал виден огонек, и охотники пошли прямо к нему, ускорив шаг. Вскоре показался сарай из некрашеной фанеры, поставленной на шлакоблоках. Он был длинный и узкий и больше всего напоминал брошенный в лесу гараж-бокс. Вокруг сарая кружили две дворняги, гавкая и повизгивая, но они успокоились, когда охотники подошли ближе. Одна подбежала к мальчику-дауну и заплясала у его ног. Отец мальчика, толстяк в комбинезоне, повернулся к Дэвиду и протянул руку:
— Вот тут наш дом. Я Калеб. Это мой батя, а это мой мальчишка, Джошуа.
Дэвид пожал протянутую руку, заметив, что у Калеба нет безымянного пальца.
— Я Дэвид, а это моя жена Моника. — Ложь далась очень легко. Без всяких усилий он создал новую семью. — А это мой сын Майкл.
Калеб кивнул:
— Так чтобы вы знали все, мы тут без предрассудков. Белые, черные — тут в горах без разницы. Все мы братья и сестры в глазах Господа.
Моника заставила себя улыбнуться:
— Очень любезно с вашей стороны было это сказать.
Калеб подошел к сараю и открыл дверь — грубо обтесанную перекошенную доску.
— Входите и располагайтесь. Спорить могу, вам нужен отдых.
Все друг за другом вошли в сарай, состоящий из единственной длинной комнаты. Окон не было совсем, только светила голая лампочка под самым потолком. На столе при входе в комнату стояли пластмассовые миски и тарелка-подогреватель, позади стола — пара кухонных стульев, накрытых драной рогожкой. Еще дальше — серое армейское одеяло на полу, означающее, очевидно, место для спанья. А у самой дальней стены, в темноте, разваливающаяся куча картонных коробок и груда всякой одежды.
Отец Калеба, ни слова не говоря, снял свою шапочку с эмблемой «Джон Дир», направился к столу, включил подогреватель и открыл банку тушенки. Тем временем мальчишка побежал в глубь сарая и стал играть в перетягивание каната с собакой. Калеб потрепал его по голове, явно давно не мытой.
— Джошуа — это мне дар от Бога, — сказал он. — Социальная служба графства Минго пытается у меня его забрать еще с той поры, как умерла его мать, вот почему я поселился здесь в глуши. От ближайшей дороги добрых две мили, и вот почему шериф с его конторой нас обычно не трогают.
Моника посмотрела на Дэвида, и он понял ее взгляд: невероятно повезло встретить этого мужика. Впрочем, в этой части Западной Виргинии вряд ли такое уж чудо, что одна группа беглецов встречает другую. Всякий, кто живет в этих богом забытых местах, наверняка от кого-нибудь прячется.
Калеб шагнул к Майклу и попытался привлечь его внимание:
— И ты тоже дар Божий, — сказал он. — Как сказано в Библии, в Евангелии от Марка, глава десятая: «Пустите детей приходить ко Мне и не препятствуйте им, ибо таковых есть Царствие Божие».
Майкл не замечал его, продолжая большими пальцами нажимать на кнопки геймбоя. Калеб постоял и повернулся к куче старой одежды, набросанной поверх картонных коробок, взял оттуда футболку и протянул Дэвиду.
— На, надевай, — сказал он. — Добро к нам переночевать, ребята.
Дэвид бросил взгляд на расстеленное на полу одеяло. Он так устал, что с удовольствием бы на нем заснул, как бы ни было жестко и неудобно, но не давала покоя мысль о вертолетах, виденных на той стороне гряды.
— Спасибо за предложение, Калеб, но я думаю, нам надо идти.
— И куда же ты направишься, брат? Если можно спросить.
— В Коламбас, в Джорджию. — Дэвид показал на Монику. — У моей жены там родственники, они нам помогут.
— И как ты туда доберешься, брат?
— Машину нам пришлось бросить, когда за нами погнались копы. Но как-нибудь доберемся. Надо будет — пешком дойдем.
Калеб покачал головой:
— Не надо будет. Кажется, могу вам помочь. Тут в нашей церкви есть один такой, Грэддик его фамилия, так он завтра во Флориду едет. Может, завезет вас по дороге.
— Он тут живет неподалеку?
— Нет, но приедет сегодня где-то в полночь змей забрать. Наверняка согласится вас прихватить с собой.
— Змей? — Дэвид подумал, что ослышался.
— Я ему несколько полосатых гремучников наловил в горах на той неделе, и он их должен отвезти в святую церковь в Таллахасси. Там змей приручают, как и в нашей в Рокридже. — Калеб открыл картонную коробку и вытащил кедровый ящик — размером с выдвижной ящик стола. Ящик был закрыт плексигласовой крышкой с дырочками. — Мы, понимаешь, помогаем нашим братьям во Флориде, но это не так чтобы законно. Потому мы змей перевозим по ночам.
Дэвид глядел внутрь через прозрачную крышку. Там лежала, свернувшись, ржавого цвета змея толщиной с предплечье взрослого мужчины. Она тряхнула погремушкой, и раздался резкий, будто упрек, громыхающий треск.
Калеб поставил ящик на пол и достал из коробки другой.
— Так поступать велит нам Библия. Евангелие от Марка, глава седьмая: «Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: именем Моим будут изгонять бесов, будут говорить новыми языками; будут брать змей». — Он вытащил третий ящик и поставил поверх первых двух. — Я эти ящики вытащу наружу и почищу, пока Грэддик не приехал. А вы отдохните тем временем. Там говядина есть в буфете, если голодные.
Джошуа со своей собакой вышел вслед за Калебом. Старик-отец остался сидеть за столом, поедая тушенку прямо из банки, а Майкл свернулся на одеяле. Моника села рядом с ним, спиной опершись на фанерную стену. Лицо у нее было мрачное и усталое.
Дэвид сел рядом.
— Что с тобой? — спросил он тихо, на случай, если старик слушает.
Моника, глядя на Майкла, покачала головой:
— Теперь у него никого нет. Даже деда.
— Ты насчет Амила напрасно волнуешься. Там все будет в порядке, федералы его отвезут в больницу.
— Я виновата. Меня интересовала только эта теория, ничего больше. Плевать мне было на все прочее. — Она поставила локти на колени, обхватила руками голову. — Права была мама. Сука я бессердечная.
— Послушай, ты же не виновата. Это…
— Да и ты не лучше! — Она подняла голову и посмотрела на него с вызовом. — Ты что будешь делать, когда найдешь единую теорию? Или ты так далеко не заглядывал?
Если честно, то нет. Единственное, что у него было, это неопределенное указание доктора Кляйнмана: сбереги теорию.
— Мы должны вверить эту теорию какой-нибудь нейтральной стороне. Скажем, какой-то международной организации.
Моника скривилась:
— Чего? Отдать в ООН на ответственное хранение?
— Может быть, не такая уж дурацкая идея. Эйнштейн был активным сторонником ООН.
— Да провались ты со своим Эйнштейном!
Это было сказано достаточно громко, чтобы старик услышал. Он поднял голову, оглянулся через плечо, и Дэвид улыбнулся ему — дескать, все в порядке, — и снова повернулся к Монике.
— Тише говори, — прошептал он. — Старик слушает.
Моника подалась к нему, губами к уху.
— Эйнштейну надо было уничтожить теорию, как только он понял, насколько она опасна. Но он слишком, черт его побери, ценил свои уравнения. Тоже бессердечная сволочь.
