Илья Бушмин - Анабиоз
Доктор понятия не имел, что во мне вызывают его слова. Но мне начало казаться, что он специально сыплет соль мне на рану, нажимая в самое болезненное место.
– Первые четыре дня Же… простите, Сергей жил здесь, в нашем отделении, – продолжал эскулап. – Мы приглашали к нему участкового из полиции. Но тот сказал, что ничего не сможет сделать для вашего брата, поскольку у него нет никаких документов, удостоверяющих личность.
– Самое волшебное в этой истории то, что паспорта у нас выдает как раз полиция, – прорычал я.
– Временную справку вместо паспорта вашему брату все-таки выдали. Евгений Иванов, так его сейчас зовут. С фамилией мы не стали особо заморачиваться… – Айшанов прокашлялся. – Да, еще мы приглашали корреспондента из городской газеты. А потом про него вышла небольшая заметка с фотографией. Мы надеялись, что Сергей местный, и кто-то из горожан обязательно его вспомнит. Но после публикации нам так никто и не позвонил. Как видите, мы старались сделать все, что могли.
Я попытался собраться, чтобы задать главный вопрос.
– Хорошо. Спасибо. Аркадий Семенович, где Сергей сейчас? Он в городе?
– Конечно, где же ему быть. Он ведь не знает, куда ехать, помните? – кажется, врач находил в моих словах что-то забавное. – Один наш сотрудник, доктор из травматологии, договорился со своим знакомым. Тот предприниматель, у него собственный оптовый склад около городского рынка. Он согласился временно трудоустроить Сергея.
Айшанов рассказал мне, как добраться до рынка и где именно искать склад. Я прыгнул в очередную маршрутку, на табличке под стеклом которой одним из остановочных пунктов значился рынок. «Газелька» ползла по серым, как близнецы-братья, безликим улочкам безумно долго. Мне хотелось кричать, чтобы водитель надавил на проклятую педаль акселератора чуть посильнее. Но я молчал.
Вскоре перед маршруткой растянулся широкий перекресток с крупным торговым комплексом сразу за остановкой. А по другую сторону тянулись заветные торговые ряды с палатками, которые я последний раз видел лет десять назад. Рынок. Я выскочил из микроавтобуса и бросился туда.
Оптовый склад занимался торговлей овощами и фруктами. Сам он был небольшим строением, по размерам и внешнему виду идеально подходящим под просторный гараж для грузовика. Распахнутые ворота и трое людей в спецовках, разгружающие из фургончика мешки с картошкой.
Я не поверил своим глазам. Я видел это – и не верил.
Одним из троих грузчиков был мой брат. Тот самый Сергей, которого я увидел впервые 23 года назад, после выписки матери из роддома. Я помнил этот момент, несмотря на то, что и сам я был тогда младенцем. Я смотрел на пищащий комок, завернутый в пеленку и клетчатое одеяло, в черные погруженные в собственные переживания глаза и пытался осознать, что теперь у меня есть брат.
Сейчас история повторялась.
– Сергей, – подходя, сказал я предательски охрипшим голосом.
Один из грузчиков поднял глаза. Увидев, к кому я обращаюсь, он упрятанной в рабочую перчатку ладонью шлепнул брата по предплечью.
Это был Сергей. Мой брат. Единственный человек на этой чертовой планете, который всегда, несмотря ни на что, был на моей стороне.
И сейчас он не узнавал меня.
– Сергей, – повторил я.
– Вы… Вы мне?
Сергей похудел. В глазах не было веселого задора и уверенности в себе, поселившихся в нем в день, когда он шагнул во взрослую жизнь и принялся строить карьеру. В них не было и спокойствия, всегда сопровождавшего его, потому что Сергей был любимым сыном – и потому что у него был брат, который сумеет его прикрыть и защитить в трудную минуту.
– Ты меня не узнаешь?
– А мы… мы знакомы?
Я чертовски разозлился на себя. Поскольку почувствовал, что мне хочется плакать. Я стиснул зубы, шагнул к брату и крепко обнял его.
2
Это была однокомнатная квартира прямо напротив рынка, в одной из безликих серых пятиэтажек. Квартира была практически пустой. Расшатанный обеденный стол, плита и холодильник на кухне – ни стульев, ни дополнительного рабочего стола или подвесного шкафчика. Раскладушка и рассохшаяся тумбочка в жилой комнате. Вот и все. Я сидел на тумбочке и наблюдал за братом, словно боялся, что, отведи я взгляд, он снова испарится. Это было глупо.
Сергей смотрел на мятую листовку, в центре которой красовалась его собственная фотография. Я пытался понять, о чем он думает, глядя на собственное лицо на снимке – и даже не подозревая о том, кто этот человек.
– Когда сделали эту фотографию? – спросил он.
– Не знаю. Я взял ее у родителей. А я давно не живу с ними.
– Значит… значит, я из Москвы? И ты тоже?
– Неужели ты вообще ничего не помнишь?
Сергей покачал головой. Он выглядел, словно оглушенным. Именно с таким видом он разгружал фургон с картошкой, когда три часа назад я увидел брата впервые с момента его исчезновения. Именно с таким видом он смотрел на меня сейчас. С таким видом он смотрел теперь и на окружающий мир. Сергей не видел себя в этом мире, потому что понятия не имел, кем он являлся – и для себя самого, и для мира.
– А родители? Как их зовут?
– Владимир. И Мария. Владимир и Мария Роговы. – я поколебался, сомневаясь, стоит ли об этом говорить. Но все же сказал: – Отец умер. Пару недель назад.
– Вот как.
Сергей посмотрел на меня, будто ожидая, что я подскажу ему, как себя вести. Когда умирает отец – это всегда плохо. Но как быть, если о существовании этого отца пять минут назад ты даже не догадывался?
– Он здорово сдал, когда ты исчез. А у него итак было больное сердце. Оно его и подвело в конце концов.
– Понятно. Это… плохо.
– Ты был его любимым сыном.
– А ты?
Я не стал отвечать. Сергей отложил листовку и сложил руки, не зная, что делать.
– Значит, у меня есть девушка.
– Женя.
«Я с ней переспал. А еще она беременна от тебя. Ты ее не помнишь, но она изменила тебе, и она носит твоего ребенка». Есть вещи, которые лучше не говорить.
Мне захотелось курить. Я кивнул на балкон, доставая сигареты, и вышел. Крохотный балкончик – выпирающая бетонная плита и металлические прутья ограждения – выходил на улицу. Квартира была на третьем этаже третьего же подъезда. Вид был далек от совершенства. Погруженная в вечерние сумерки пустынная территория рынка и унылая пустая улочка. На углу дома кто-то стоял. Мне показалось, что он смотрит на меня, но через секунду темный силуэт испарился. Снова чертова паранойя. Учитывая дикие события последних еще более диких дней, ничего удивительного.
Я закурил и принялся думать, что делать дальше.
Минутой позже ко мне присоединился Сергей.
– Я хотя бы не курю?
Я усмехнулся.
– Нет. Ты очень правильный.
– Вообще ничего не помню, – сказал он. – Никаких проблесков. Это так странно. Как-будто меня заново родили. Я уже умею говорить, читать, знаю, что Земля круглая, и все остальное, что положено знать. Есть какие-то сведения о мире вокруг. Только о себе самом нет ничего.
– Паршиво.
Ставший навечно оглушенным брат неуверенно кивнул.
– Я пришел в себя в каких-то кустах. Встал. Голова кружится, во рту соленый вкус. Кровь. Голова тоже в крови. Кусты, трава, а рядом какие-то рельсы. А чуть дальше – здание вокзала. Так и написано: «Вокзал». Как я там оказался? В каком я городе? Кто я вообще такой? Это… это почти паника.
Я вздохнул. И обнял брата за плечи.
– Все вернется. Рано или поздно память вернется. Так должно быть. Мы сделаем все, чтобы ты вспомнил. Приедем домой, в твою комнату. Увидишь мать. Фотографии наши детские. Все будет хорошо, Сергей. Не переживай и не волнуйся, хорошо? Главное, что я нашел тебя. Теперь ты не один.
Мне все еще не верилось. Еще утром, говоря по телефону с Женей, я допускал, что никогда не найду брата. И вот через какой-то десяток часов мы стоим на балконе и разговариваем.
– А… мать. Какая она?
– Испуганная.
– Что?
– Долгая история. Ты сам все поймешь, когда услышишь ее голос. Но придется набраться терпения. Она заикается, когда волнуется. А волнуется она всегда, когда говорит по телефону. Так что может так получится, что разговора и вовсе не получится. Хочешь, позвоним ей прямо сейчас?
Сергей напрягся.
– Не знаю даже. Что я скажу?
Хороший был вопрос. Даже сейчас Сергей умел задавать хорошие вопросы. «Здравствуйте, женщина. Мне сказали, что меня зовут Сергей, и что я ваш сын. Что добавить, понятия не имею».
– Я сам ей позвоню, – подумав, сказал я. – Объясню в двух словах, что случилось. Потом дам тебе трубку. Скажи хоть что-нибудь. Неважно, что. Она просто услышит твой голос и поймет, что это действительно ты. Что это не ее глюки, потому что она окончательно сошла с ума.
– Окончательно?
– Не бери в голову.
Сергей робко улыбнулся.
– Судя по тому, что я ничего не помню, я итак не беру в голову вообще ни черта.
