Илья Бушмин - Анабиоз
Так я узнал, где мне искать нужного врача.
Психиатрическое отделение Новокуйбышевской городской больницы. Заведующего отделением звали Аркадий Семенович Айшанов.
Дежурная медсестра отделения не собиралась меня впускать и даже пригрозила вызвать полицию. Пока я не показал ей фото моего брата.
— Ой, — сказала она.
— Вот именно, — согласился я. — Как мне можно поговорить с чертовым врачом?
Медик оказался грустным человеком в возрасте, с седыми волосами и нависшими над глазами тяжелыми веками, которые делали его еще более грустным. Он пригласил меня в кабинет.
— А с вами что произошло?
— По официальной версии, это был каток. Аркадий Семенович — вас ведь так зовут? — что с моим братом? Вы им занимались?
Айшанов вздохнул.
— Все правильно. Как, говорите, зовут вашего брата? Сергей?
— Да, — нахмурился я. — Подождите… он что, так и не вспомнил ничего?
— Совершенно верно. Ваш брат получил черепно-мозговую травму, сотрясение мозга и внутричерепную гематому. Эта травма вызвала нарушение памяти. Вам знакомо слово амнезия?
— Амнезия, — с глупым видом повторил я.
А ведь пару недель версия амнезии проскальзывала. Но все вышло совсем не так.
— Диссоциативная амнезия, — кивнул медик. — Расстройство, которое является последствием либо сильнейшего стресса, либо, как в случае с вашим братом, травмы головного мозга. При данном виде амнезии пациент утрачивает память на события личного характера. При этом у него сохраняется способность восприятия новой информации. Мало того, ваш брат сохранил в памяти общую информацию об окружающем мире. Он умеет писать, читать, общаться и внятно излагать свои мысли. Но не помнит совершенно ничего о самом себе. О своей личности.
Я выдохнул. Мне нужно было время, чтобы осмыслить это.
— В поезде, в котором он ехал… «Москва-Оренбург». Он мог нарваться на грабителя, который подсыпал ему что-то в еду или в какой-нибудь напиток. Что-то вроде клофелина. Сейчас в Самаре как раз задержали такую банду. Их жертвы теряли память из-за передозировки этих… — я не мог собраться и с трудом подбирал нужные слова. — …этих препаратов, в общем. Может быть такое, что у Сергея память пропала из-за этого?
Айшанов покачал головой.
— Мы сделали все анализы. Если бы он принял какие-то психотропные или нейролептические препараты, их следы остались бы в крови. Но ничего подобного мы не обнаружили. Амнезию вызвала черепно-мозговая травма, — Айшанов вздохнул. — Значит, его зовут Сергей… А ведь я долго допытывался. Мы с ним очень плотно общались. Я задавал всевозможные вопросы, чтобы пробиться к его памяти. Называл все имена, которые мог вспомнить. На имя «Евгений» ваш брат отреагировал. Он сказал, что имя ему знакомо. Мы решили, что именно так его и зовут. Женя.
Я закусил губу.
— Нет. Так зовут его девушку. Они живут вместе. И после этой командировки он хотел сделать ей предложение.
Айшанов улыбнулся.
— Вот как. Значит, ваш брат ее действительно любит, раз всем, что он смог вспомнить о своей собственной жизни, оказалось ее имя.
Доктор понятия не имел, что во мне вызывают его слова. Но мне начало казаться, что он специально сыплет соль мне на рану, нажимая в самое болезненное место.
— Первые четыре дня Же… простите, Сергей жил здесь, в нашем отделении, — продолжал эскулап. — Мы приглашали к нему участкового из полиции. Но тот сказал, что ничего не сможет сделать для вашего брата, поскольку у него нет никаких документов, удостоверяющих личность.
— Самое волшебное в этой истории то, что паспорта у нас выдает как раз полиция, — прорычал я.
— Временную справку вместо паспорта вашему брату все-таки выдали. Евгений Иванов, так его сейчас зовут. С фамилией мы не стали особо заморачиваться… — Айшанов прокашлялся. — Да, еще мы приглашали корреспондента из городской газеты. А потом про него вышла небольшая заметка с фотографией. Мы надеялись, что Сергей местный, и кто-то из горожан обязательно его вспомнит. Но после публикации нам так никто и не позвонил. Как видите, мы старались сделать все, что могли.
Я попытался собраться, чтобы задать главный вопрос.
— Хорошо. Спасибо. Аркадий Семенович, где Сергей сейчас? Он в городе?
— Конечно, где же ему быть. Он ведь не знает, куда ехать, помните? — кажется, врач находил в моих словах что-то забавное. — Один наш сотрудник, доктор из травматологии, договорился со своим знакомым. Тот предприниматель, у него собственный оптовый склад около городского рынка. Он согласился временно трудоустроить Сергея.
Айшанов рассказал мне, как добраться до рынка и где именно искать склад. Я прыгнул в очередную маршрутку, на табличке под стеклом которой одним из остановочных пунктов значился рынок. «Газелька» ползла по серым, как близнецы-братья, безликим улочкам безумно долго. Мне хотелось кричать, чтобы водитель надавил на проклятую педаль акселератора чуть посильнее. Но я молчал.
Вскоре перед маршруткой растянулся широкий перекресток с крупным торговым комплексом сразу за остановкой. А по другую сторону тянулись заветные торговые ряды с палатками, которые я последний раз видел лет десять назад. Рынок. Я выскочил из микроавтобуса и бросился туда.
Оптовый склад занимался торговлей овощами и фруктами. Сам он был небольшим строением, по размерам и внешнему виду идеально подходящим под просторный гараж для грузовика. Распахнутые ворота и трое людей в спецовках, разгружающие из фургончика мешки с картошкой.
Я не поверил своим глазам. Я видел это — и не верил.
Одним из троих грузчиков был мой брат. Тот самый Сергей, которого я увидел впервые 23 года назад, после выписки матери из роддома. Я помнил этот момент, несмотря на то, что и сам я был тогда младенцем. Я смотрел на пищащий комок, завернутый в пеленку и клетчатое одеяло, в черные погруженные в собственные переживания глаза и пытался осознать, что теперь у меня есть брат.
Сейчас история повторялась.
— Сергей, — подходя, сказал я предательски охрипшим голосом.
Один из грузчиков поднял глаза. Увидев, к кому я обращаюсь, он упрятанной в рабочую перчатку ладонью шлепнул брата по предплечью.
Это был Сергей. Мой брат. Единственный человек на этой чертовой планете, который всегда, несмотря ни на что, был на моей стороне.
И сейчас он не узнавал меня.
— Сергей, — повторил я.
— Вы… Вы мне?
Сергей похудел. В глазах не было веселого задора и уверенности в себе, поселившихся в нем в день, когда он шагнул во взрослую жизнь и принялся строить карьеру. В них не было и спокойствия, всегда сопровождавшего его, потому что Сергей был любимым сыном — и потому что у него был брат, который сумеет его прикрыть и защитить в трудную минуту.
— Ты меня не узнаешь?
— А мы… мы знакомы?
Я чертовски разозлился на себя. Поскольку почувствовал, что мне хочется плакать. Я стиснул зубы, шагнул к брату и крепко обнял его.
2
Это была однокомнатная квартира прямо напротив рынка, в одной из безликих серых пятиэтажек. Квартира была практически пустой. Расшатанный обеденный стол, плита и холодильник на кухне — ни стульев, ни дополнительного рабочего стола или подвесного шкафчика. Раскладушка и рассохшаяся тумбочка в жилой комнате. Вот и все. Я сидел на тумбочке и наблюдал за братом, словно боялся, что, отведи я взгляд, он снова испарится. Это было глупо.
Сергей смотрел на мятую листовку, в центре которой красовалась его собственная фотография. Я пытался понять, о чем он думает, глядя на собственное лицо на снимке — и даже не подозревая о том, кто этот человек.
— Когда сделали эту фотографию? — спросил он.
— Не знаю. Я взял ее у родителей. А я давно не живу с ними.
— Значит… значит, я из Москвы? И ты тоже?
— Неужели ты вообще ничего не помнишь?
Сергей покачал головой. Он выглядел, словно оглушенным. Именно с таким видом он разгружал фургон с картошкой, когда три часа назад я увидел брата впервые с момента его исчезновения. Именно с таким видом он смотрел на меня сейчас. С таким видом он смотрел теперь и на окружающий мир. Сергей не видел себя в этом мире, потому что понятия не имел, кем он являлся — и для себя самого, и для мира.
— А родители? Как их зовут?
— Владимир. И Мария. Владимир и Мария Роговы. — я поколебался, сомневаясь, стоит ли об этом говорить. Но все же сказал: — Отец умер. Пару недель назад.
— Вот как.
Сергей посмотрел на меня, будто ожидая, что я подскажу ему, как себя вести. Когда умирает отец — это всегда плохо. Но как быть, если о существовании этого отца пять минут назад ты даже не догадывался?
— Он здорово сдал, когда ты исчез. А у него итак было больное сердце. Оно его и подвело в конце концов.
— Понятно. Это… плохо.