Роберт Блох - Дом психопата
Эми дописала строчку в конце страницы и закончила фразу на другой. После этого она подняла голову и посмотрела в сторону открытой двери кабинета шерифа. В приемной за секретарским столом сидела Айрин Гровсмит, которая кивнула ей и улыбнулась.
Эми терялась в догадках относительно причин столь разительной перемены, но неожиданно ее осенило. Должно быть, Айрин видела ее в вечерних новостях. Всякий, кто появляется на телеэкране в прайм-тайм, автоматически становится знаменитостью. Таким людям улыбаются в надежде, что и они улыбнутся в ответ.
И Эми улыбнулась, но, когда она снова перевела взгляд на Энгстрома, выражение ее лица изменилось.
— Мы с ним провели вместе немало времени, — проговорила она. — Теперь я понимаю, что его занимало: он пытался выяснить, как много мне известно. Прикинулся, будто помогает мне освоиться здесь, но истинным его мотивом было не допустить, чтобы я узнала больше, чем ему бы хотелось. — Она нервно теребила пальцами авторучку. — И все это время я думала, что делает он это потому, что, возможно, увлекся мною. — Эми покачала головой. — Как я могла быть такой дурой?
— Одно несомненно, — сказал Энгстром, — вам не стоило приезжать в мотель Бейтса, даже для того, чтобы встретиться там с Гиббзом. А когда вы увидели, что его припаркованная машина пуста, одно это должно было послужить вам сигналом, что он приготовил для вас ловушку. Именно это он и сделал — и даже дверь приоткрыл, чтобы вы вошли внутрь.
— Да я не задумывалась ни о чем, — сказала Эми. — Я беспокоилась за него.
— А он был обеспокоен из-за вас. Когда вы сказали, что видели Данстейбла и опасаетесь, что он может поджечь дом и мотель, у него не осталось выбора. Если ваше предположение было верным, он должен был действовать быстро, чтобы не дать Данстейблу чиркнуть спичкой. Проблема заключалась в том, что он не мог помешать вам отправиться туда, коли вы так на этом настаивали. И даже если бы он смог вас отговорить, а там что-нибудь произошло, ему пришлось бы объяснять, почему он не выполнил своего обещания и не позвонил мне. В любом случае ему нужно было сделать две вещи — остановить Данстейбла и избавиться от вас.
Эми продолжала записывать.
— Я все еще не могу в это поверить, — пробормотала она. — Два хладнокровных убийства…
Шериф пожал плечами.
— Вспомните Терри Доусон, Отто Ремсбаха, Дорис Хантли. Говорят, убивать — это такая же работа, как и всякая другая. И с каждым разом делать ее все легче.
Ничего особенного. Казалось, до слуха Эми донеслось эхо слов Бонни Уолтон, которые та произнесла во время одной из их бесед. Если так, то нужно повсеместно распространить предупреждение врачей, вроде того, что печатают на сигаретных пачках. Минздрав предупреждает: убийство может войти в привычку и стать опасным для вашего здоровья.
Юмор висельника, вот как это называлось раньше. Но в гибели других людей и в том, что она сама чудом избежала смерти, не было ничего, даже отдаленно напоминавшего юмор.
Она встретилась с Энгстромом взглядом.
— Вы действительно думаете, что Хэнк Гиббз отправился туда, готовясь убить нас обоих?
— У него был не слишком большой выбор. Судя по всему, он приехал туда, как раз когда Данстейбл разливал бензин. Возможно, между ними завязалась борьба, а может быть, и нет, но мы знаем, чем все кончилось. После этого Гиббзу нужно было разделаться с вами. Опять же, мы не знаем этого наверняка, но предполагаем, что он сам поджег бы мотель, чтобы уничтожить все следы.
— То есть наши с Данстейблом тела. — Эми невольно содрогнулась. — Поскольку никто не знал, что я звонила ему, он, вероятно, сказал бы, что случайно проезжал мимо и увидел огонь.
— Наверное, — согласился Энгстром. — Если бы ему удалось сжечь мотель, он был бы свободен от всяческих подозрений. Перестройка его могла бы оказаться дорогостоящей, но, по крайней мере, он спас бы дом. — Шериф подался вперед. — Скажу вам еще кое-что. Если бы все это сработало, то, готов побиться об заклад, восковая фигура Нормана оказалась бы в кладовой для фруктов, а не растаяла бы в огне. У Гиббза было достаточно времени, чтобы рискнуть перенести ее туда и только потом вызвать пожарную команду, поскольку он не предполагал, что кто-либо из нас окажется поблизости.
Эми оторвала взгляд от блокнота.
— А почему вы решили послать туда своих людей?
— Можете поблагодарить за это вашего друга Стейнера. Если бы он не разобрался во всем и не позвонил нам, Эл не прибыл бы туда и не смог оказать вам помощь.
Эми нахмурилась.
— Доктор Стейнер не знал, что я туда отправлюсь.
— Верно. Но из того, что вы ему рассказали, у него сложилось довольно твердое убеждение, что Гиббз выдаст себя, раньше или позже.
— И что же вселило в Стейнера такую уверенность?
— Кто знает? — Энгстром пожал плечами. — Может быть, вам лучше самой спросить его об этом.
И в этот же день она спросила.
На этот раз доктор Стейнер встретил ее в кабинете. Там он и ответил на ее вопрос.
— Маски, — сказал он. — После нашего разговора я подумал о том, что все мы прячемся за ними, и о том, что они олицетворяют в нашем обществе. Две общеизвестные крайности представляют, разумеется, Комедию и Трагедию, и я видел их на лицах разных людей, о которых мы с вами говорили. На всех, кроме Чарли Питкина. Для него трагедия — не маска.
Блокнот Эми был открыт, ручка наготове.
— Что вы имеете в виду?
Доктор Стейнер покачал головой.
— Лучше бы вы этого не писали. И прошу вас, если все же будете использовать эту информацию, не ссылайтесь на меня.
— Обещаю. — Эми захлопнула блокнот кончиком авторучки. — Он тоже был одним из ваших пациентов, лечащихся амбулаторно?
— Да.
— Тогда, возможно, вам не стоит ничего говорить. Шериф Энгстром рассказал мне о двойном самоубийстве, об остальном я, пожалуй, могу догадаться сама. Бремя подобного союза было, наверное, невыносимым для них обоих.
— Он делал все от него зависевшее, чтобы избавиться от этого бремени, — ответил Стейнер. — Но после того, что произошло той ночью, это бремя стало для него непосильным. Он несомненно понимал, что, как только станет известно о его причастности, он не сможет защитить себя и свою дочь от неизбежного расследования.
Эми кивнула.
— Следовательно, он знал о планах Хэнка Гиббза в отношении Ремсбаха.
— Не думаю. Поэтому он и пребывал в таком шоке. Признаю, Питкину было далеко до эталона нравственности, но он никогда не стал бы сознательно потворствовать преднамеренному убийству. — Стейнер вздохнул. — Хотел бы я, чтобы он пришел ко мне раньше…
Его посетительница нахмурилась.
— Не сходится что-то, — сказала она. — Этот мрачный человек с мрачными секретами, который при этом давал Отто Ремсбаху диковатые смешные советы…
— Вот поэтому я и догадался, — сказал доктор Стейнер. — Я не помню, чтобы он при мне хотя бы раз улыбнулся или сказал нечто, что открыло бы в нем хоть какое-то чувство юмора. А вот Хэнк Гиббз — тот всегда носил маску Комедии.
— А вы знали, что Хэнк и Питкин втайне были деловыми партнерами? — спросила Эми.
— Я знал, что они близки, и предполагал, что эта близость имеет некий деловой характер. Но пока мне в голову не пришло это сравнение с масками, я и предположить не мог, что оно как-либо связано с планами Ремсбаха превратить дом Бейтса в туристический аттракцион. Потом все, кажется, встало на свои места — их отношения, Гиббз, снабжающий Питкина идеями, которые тот передавал Ремсбаху, мотивы убийств…
— Шериф считает, что убийство девочки было непреднамеренным, и насчет Дорис Хантли он тоже не уверен. Но он уверен в том, что Хэнк Гиббз намеревался убить Ремсбаха.
— Вот за этим ему и понадобилась восковая фигура матери Нормана: он хотел, чтобы ее нашли в постели возле тела Ремсбаха.
Эми снова нахмурилась.
— По-вашему, он сделал это, чтобы вот так мерзко пошутить?
— Совсем наоборот. Положить этот манекен рядом с трупом Ремсбаха было очень серьезной задумкой. Это реклама, которую не купишь ни за какие деньги.
— Но это же безумие!
— Формально нет. С медицинской и юридической точки зрения Хэнк Гиббз был совершенно вменяем, отдавал себе отчет в том, что делает, и осознавал последствия своих действий. Он принадлежал к психопатическому, а не психотическому типу личности. В свете последующих событий убийство Эрика Данстейбла и попытка устранить вас были вполне логичными действиями.
Эми покачала головой.
— Насколько я помню, психопат — это человек, неспособный к сопереживанию, неспособный поставить себя на место другого. Но ведь Хэнк всегда был таким отзывчивым, таким дружелюбным…
— Дружелюбным он был со всеми, но ни с кем по-настоящему не дружил. Одиночка на работе, которая предполагает общение с множеством людей.
