Харлан Кобен - Пропащий

Призрак взглянул на Макгуэйна. Тот кивнул. Асселта отступил назад и дал ему приблизиться.

– Он задержался в Лас-Вегасе, – объяснил Макгуэйн. – Это была его ошибка. Там он заехал к врачу. Мы проверили все ближайшие телефоны-автоматы и обнаружили только один интересный звонок в интересующее нас время. Звонили вам, мистер Форд. На всякий случай, я приказал проследить за вашим офисом. Вчера у вас были федералы. Как видите, все сходится. Кену нужен адвокат – опытный, независимый и не связанный со мной. То есть вы.

– Но… – начал Форд.

Макгуэйн поднял руку. Форд послушно закрыл рот. Макгуэйн отступил в сторону и посмотрел на Призрака:

– Джон…

Тот подошел и не колеблясь ударил Форда по руке выше локтя. Локтевой сустав вывернулся в обратную сторону. Лицо адвоката побелело.

– Если вы станете что-то отрицать или делать вид, что не понимаете, – продолжал Макгуэйн, – то мой друг прекратит свои дружеские шлепки и начнет делать вам больно. Вы меня понимаете?

Несколько секунд Форд молчал. Когда он, наконец, поднял голову, Макгуэйн удивился твердости его взгляда. Адвокат посмотрел на Призрака, потом на Макгуэйна.

– Будьте вы прокляты! – прошипел он.

Призрак поднял бровь и улыбнулся:

– Смельчак…

– Джон! – поднял руку Макгуэйн.

Но Призрак не послушался. Он поднял стальной прут и наотмашь ударил Форда по лицу. Раздался влажный хруст, кровь брызнула через всю комнату, голова свесилась набок. Форд упал навзничь и больше не шевелился. Призрак прицелился, собираясь ударить по колену.

– Он еще в сознании? – спросил Макгуэйн.

Призрак опустил оружие и нагнулся.

– В сознании, но дыхание прерывистое. – Он снова выпрямился. – Еще один удар, и мистер Форд закатит глазки.

Макгуэйн забеспокоился:

– Мистер Форд…

Форд открыл глаза.

– Где он? – спросил Макгуэйн.

Тот лишь покачал головой.

Филипп Макгуэйн подошел к монитору. Он развернул его так, чтобы Форд мог видеть экран. Удобно устроившись в кресле и положив ногу на ногу, Кромвелл пил кофе.

Призрак указал на него пальцем:

– Отличные туфли. От Аллен-Эдмондса?

Форд попытался приподняться, но снова повалился на пол.

– Сколько ему лет? – спросил Макгуэйн.

Форд не ответил.

Призрак поднял стальной прут.

– Тебя спросили…

– Двадцать девять.

– Женат?

Форд кивнул.

– Детишки есть?

– Два мальчика.

Макгуэйн опять взглянул на экран.

– Ты прав, Джон. Туфли отличные. – Он повернулся к Форду. – Вы скажете, где Кен, или он умрет.

Призрак аккуратно положил стальной прут на пол и достал из кармана удавку. Рукоятка была из красного дерева, восьми дюймов в длину и двух дюймов в диаметре, восьмиугольного сечения. Глубокие бороздки позволяли крепче сжимать ее в руке. С двух концов к рукоятке был прикреплен плетеный шнур из конского волоса.

– Он тут ни при чем, – слабым голосом проговорил Форд.

– Слушайте меня внимательно, – сказал Макгуэйн. – Повторять не буду.

Адвокат молчал.

– Мы никогда не блефуем, – продолжал Макгуэйн.

Призрак улыбался. Макгуэйн подождал еще несколько секунд, глядя на Форда. Потом нажал кнопку на столе.

– Да, мистер Макгуэйн?

– Проводите ко мне мистера Кромвелла.

– Слушаюсь, сэр.

На экране было видно, как широкоплечий охранник заглянул в дверь и поманил пальцем Кромвелла. Тот поставил чашку с кофе на стол, поднялся с кресла, одернул пиджак и вышел. Форд перевел взгляд на Макгуэйна. Глаза их встретились.

– Глупо, – проговорил Макгуэйн.

Призрак ждал, сжимая в руке рукоятку с петлей.

Охранник открыл дверь. Реймонд Кромвелл вошел, заранее улыбаясь. Увидев кровь и своего босса, скорчившегося на полу, он застыл на месте. Лицо его вытянулось.

– Что слу…

Призрак скользнул к нему и пнул сзади. Под колени. Кромвелл вскрикнул и осел на пол. Движения Асселты, отточенные и грациозные, напоминали причудливый балет. Плетеный шнур обвился вокруг шеи молодого человека. Призрак сильно потянул рукоятку на себя, одновременно упершись коленом в спину жертвы, – шнур глубоко врезался в гладкую, холеную кожу. Затем повернул рукоятку, одним движением прекратив приток крови в мозг. Глаза Кромвелла выкатились, руки беспомощно хватали воздух. Призрак держал крепко.

– Стойте! – крикнул Форд. – Я все скажу!

Ответом было молчание.

Призрак смотрел на свою жертву. Лицо несчастного походило на жуткую багровую маску.

– Послушайте! – Форд повернулся к Макгуэйну.

Тот спокойно стоял, сложив руки на груди. Их взгляды встретились. Тишину нарушали лишь хрипы несчастного Кромвелла.

– Пожалуйста… – прошептал адвокат.

Макгуэйн покачал головой.

– Мы никогда не блефуем, – повторил он.

Призрак повернул рукоятку еще раз.

Глава 41

Я решил поговорить с отцом.

Видеозапись, Оуэн Энфилд, брат… И что теперь делать? В каком-то странном оцепенении я смотрел в окно машины на проносившиеся мимо полуразрушенные фабрики. Мозг работал на автопилоте, снова и снова перебирая события последних дней.

Кен жив. В самом деле жив. Я видел его своими глазами. Совсем недавно он был в Нью-Мексико. Может быть, теперь появился шанс все исправить? Неужели мы опять будем вместе?

А как же Шейла? Ее отпечатки в доме брата, рядом с двумя мертвыми телами… Господи, да при чем тут вообще Шейла? Я ничего не понимал. Или, может быть, просто не хотел признавать очевидного… Вместо этого мысли то и дело сбивались на наезженную колею. Шейла… Она предала меня, предала, предала… Вот она сидит на кушетке, поджав ноги… Откидывает назад волосы – целый водопад роскошных волос… Выходит из душа в махровом халатике – аромат ее тела… Напевает мне на ухо во время танца… И все это ложь, тонко продуманная, изощренная ложь…

Ладно, хватит. Так или иначе, надо наконец разобраться и покончить с этим. Мой брат и моя девушка ушли от меня – неожиданно, не попрощавшись, – и я не успокоюсь, пока не узнаю всей правды. Крест с самого начала предупреждал, что правда мне может не понравиться. Ну и что? Может быть, так оно и нужно? Может, теперь настала моя очередь быть храбрым и спасти Кена – после того, как он столько раз спасал меня!

Итак, самое главное то, что Кен жив. И он невиновен: если у меня и были прежде какие-то сомнения, то теперь, после разговоров с Пистилло, их не осталось. А значит, я смогу встретиться с ним и вернуть его домой. Забыть прошлое, как дурной сон, исправить все. Это мой долг перед матерью, в конце концов…

Крест высадил меня у автобусной остановки, недалеко от дома родителей. Срок формального траура истекал сегодня, и отца дома не было. Тетя Сельма, хозяйничавшая на кухне, сказала, что он вышел погулять. Она была в фартуке – интересно, откуда он взялся? У нас в доме никогда не было ничего подобного. Наверное, привезла с собой. Тетя Сельма всегда носила фартук – наверное, даже во сне. Я стоял и наблюдал, как усердно она чистит раковину. Сестра моей матери, сестра Солнышка. Тихая и незаметная, тетя Сельма принадлежала к тем, кто живет всю жизнь, не высовываясь. Как будто боится привлечь к себе излишнее внимание. Все ее воспринимали как некую данность – она просто существовала, не более того… Детей у них с дядей Мюрреем не было. Не знаю точно почему. Правда, однажды я краем уха слышал, как родители говорили о мертворожденном ребенке. И вот я смотрел на тетю Сельму словно впервые. Еще одно человеческое существо, которому каждый день приходится бороться, чтобы прожить жизнь достойно…

– Спасибо, – улыбнулся я.

Тетя Сельма кивнула.

Я хотел сказать, что люблю и ценю ее, хочу чаще ее видеть, особенно теперь, когда мамы нет, и что мама была бы этому рада… Но не смог. Вместо этого я подошел и обнял ее. Сначала тетя Сельма застыла в изумлении от такого внезапного выражения любви, но потом расслабилась.

– Все будет хорошо, – сказала она.

Любимые места прогулок отца были мне хорошо известны. Я перешел Коддингтон-Террас, старательно обойдя стороной дом Миллеров. Отец его тоже всегда обходил – уже много лет. Пройдя через несколько дворов, я зашагал по дороге, пересекавшей речку, в сторону городского стадиона. Сезон уже закончился, и бейсбольное поле пустовало. Отец одиноко сидел на самом верху трибуны. Помню, как он любил ходить сюда в прежние времена, как тренировал местную команду вместе с Бертилло и Горовицем, своими лучшими друзьями, а потом шел с ними пить пиво. Оба умерли от инфаркта, не дожив до шестидесяти… Помню белую майку и зеленую кепку отца, как он с улыбкой утирал пот со лба, как лицо его светилось от счастья, особенно если играл Кен… И сейчас, сидя рядом с ним, я знал, что у него в ушах до сих пор звучат аплодисменты и крики болельщиков, он ощущает запах сырой глины и пота, снова переживает ту радость, которой больше нет…