Энн Райс - История похитителя тел
Да, но над камином же было зеркало!
Я подошел к нему, разочарованный тяжестью рук и ног, а также внезапной боязнью споткнуться и необходимостью постоянно смотреть под ноги. Я придвинул маленькую лампу к зеркалу и взглянул на свое лицо.
О да. За ним скрывался я сам, и как же оно изменилось! Исчезли напряженность и жуткий нервный блеск глаз. Меня разглядывал молодой человек, причем изрядно напуганный.
Я поднял руку и потрогал рот и брови, потом лоб, который оказался выше моего, а затем – мягкие волосы. Лицо было приятным, бесконечно приятнее, чем я думал, открытое, без глубоких морщин, пропорциональное и с выразительными глазами. Но мне не понравился таящийся в глазах страх. Нет, очень даже не понравился. Я попытался придать лицу новое выражение, научиться управлять чертами лица изнутри и заставить их выразить мое удивление. Это оказалось нелегко. И я не был уверен, что испытывал удивление. Да-а-а... В этом лице я не видел ничего, что шло бы изнутри.
Я медленно открыл рот и заговорил. По-французски сказал, что в этом теле нахожусь я, Лестат де Лионкур, что все в порядке. Эксперимент сработал! Пошел первый час, этот дьявол Джеймс исчез, и все получилось! Теперь в глазах показалось кое-что от моей былой свирепости; а улыбнувшись, я по меньшей мере несколько секунд наблюдал свою собственную озорную натуру, пока улыбка не угасла, уступив место озадаченному, удивленному выражению.
Я повернулся и посмотрел на собаку – она сидела рядом, подняв ко мне голову, и всем своим видом демонстрировала полное довольство.
– Откуда ты знаешь, что это я? – спросил я. – А не Джеймс?
Он наклонил голову набок и чуть-чуть шевельнул ухом.
– Ладно, – сказал я. – Пора кончать со слабостью и безумием. Пошли!
Я направился к темному холлу, когда правая нога неожиданно подогнулась и я тяжело сполз на пол, шаря по нему левой рукой, чтобы задержать падение, голова ударилась о мраморный камин, а локоть стукнулся о мраморную плиту, отчего взорвался резкой вспышкой жестокой боли. На меня с грохотом посыпались каминные приспособления. Но это было еще не все – я задел нерв в локте, и по руке разливалась огненная боль.
Я перевернулся на живот и ненадолго застыл в ожидании, что боль пройдет. Только тогда обратил я внимание на пульсирующую боль в голове. Я потрогал ее и почувствовал, что волосы намокли от крови. Кровь!
Великолепно! Как повеселился бы Луи! Я вскарабкался на ноги, боль шевельнулась и двинулась вправо, за лоб, как гиря, попавшая мне в голову; я ухватился за каминную доску и выпрямился.
На полу передо мной лежал один из многочисленных замысловатых ковриков. Убийца. Я оттолкнул его ногой прочь с дороги, развернулся и очень медленно и осторожно вышел в холл.
Но куда я иду? И что собираюсь делать? Внезапно меня осенило. У меня переполнен мочевой пузырь, и после падения он начал причинять мне новые неудобства. Необходимо сходить в туалет.
Разве где-то поблизости не было ванной? Я нашел выключатель на стене холла и включил люстру. Я долго разглядывал маленькие лампочки – их было штук двадцать, – сознавая, что они дают вполне достаточно света, что бы я по этому поводу ни думал; но ведь мне никто не запрещал зажечь весь свет в доме.
Этим я и занялся. Я прошелся по гостиной, по небольшой библиотеке и по холлу, расположенному в задней части дома. Свет не переставал меня разочаровывать, ощущение мрачности не исчезало. Не в состоянии отчетливо видеть предметы, я чувствовал себя обескураженным и встревоженным.
Наконец я осторожно и медленно двинулся вверх по лестнице, с каждой секундой опасаясь потерять равновесие или споткнуться, к тому же меня смутно раздражала легкая боль в ногах. Ну что за длинные ноги!
Оглянувшись на холл, я онемел. Если отсюда упасть, разобьешься насмерть!
Я повернулся и вошел в небольшую тесную ванную, где быстро нашел выключатель. Мне нужно было в туалет, просто необходимо, а я не делал этого вот уже двести лет.
Я расстегнул молнию на современных брюках и извлек оттуда член, поразивший меня своей вялостью и размером. Размер, естественно, меня устраивал. Кто же не хочет, чтобы этот орган был побольше? Что приятно, здесь было совершено обрезание. Но вялость его вызвала во мне особенное отвращение, и не хотелось даже дотрагиваться до него. Пришлось напомнить себе, что по стечению обстоятельств этот орган принадлежит мне. Весело!
А что это за запах от него исходит, и чем пахнут волосы вокруг него? Да, это тоже твое, детка! Давай, работай.
Я закрыл глаза, очень неточно и, наверное, слишком сильно надавил, и вырвавшаяся из него большая вонючая дуга мочи опустилась мимо унитаза на белое сиденье.
Вот мерзость. Я попятился, прицелился получше и с тошнотворным увлечением пронаблюдал за тем, как моча наполняет унитаз, как на поверхности образуются пузырьки, как запах усиливается, усиливается и наконец становится таким тошнотворным, что я больше не в силах его выносить. Наконец пузырь опустел. Я засунул эту вялую мерзость обратно в штаны, застегнул молнию и захлопнул крышку унитаза. Я дернул за рычаг. Моча исчезла, за исключением брызг, расплескавшихся по сиденью и по полу.
Я попробовал вдохнуть поглубже, но от мерзкого запаха было не скрыться. Сообразив, что руки пахнут столь же отвратительно, я поспешил открыть кран, схватил мыло и принялся за работу. Снова и снова намыливал я руки, но никак не мог увериться, что они действительно чистые. Кожа была куда более пористой, нежели моя сверхъестественная плоть, она показалась мне грязной; я принялся стаскивать уродливые серебряные кольца.
Даже мыльная пена не заставила их слезть. Я призадумался. Да, ублюдок носил их еще в Новом Орлеане. Наверное, он сам не мог их снять, а теперь они достались мне! Никакого терпения не хватает, но ничего не поделаешь, придется искать ювелира, который сумеет их снять при помощи пилки, напильника или еще какого-нибудь инструмента. От одной этой мысли я так разволновался, что все мускулы напряглись в болезненном спазме, а затем расслабились. Я мысленно приказал себе успокоиться.
Я прополоскал руки, причем несколько раз, потом схватил полотенце и вытер, содрогаясь от вида их пористой текстуры и следов грязи вокруг ногтей. Господи Боже, ну почему этот дурак не мыл руки как следует?
Потом я взглянул в зеркальную стену в другом конце ванной и увидел по-настоящему мерзостное зрелище. Большое влажное пятно на штанах спереди. Этот тупой орган еще не высох, когда я запихивал его внутрь!
Что ж, в былые дни меня не беспокоили такие вещи, правда? Но, с другой стороны, я был грязным деревенским дворянином, который принимал ванну только летом или же когда ему взбредало в голову прыгнуть в горный родник.
И речи быть не может о пятне мочи на брюках! Я вышел из ванной, обошел терпеливого Моджо, лишь бегло потрепав его по голове, и направился в хозяйскую спальню; распахнув дверцы платяного шкафа, я нашел новую пару брюк, кстати сказать, получше, из серой шерсти, скинул ботинки и переоделся.
Так, что теперь? Нужно найти что-нибудь поесть, решил я. И осознал, что голоден! Да, точно, вот в чем еще одна причина того ощущения неудобства, которое я испытывал с начала моей недолгой саги, – дело не только в переполненном мочевом пузыре и общем ощущении тяжести.
Поесть. Но если поесть, знаешь, что будет? Придется вернуться в эту ванную – или в какую-нибудь другую ванную – и освободиться от переваренной пищи. При этой мысли меня чуть не вывернуло наизнанку.
Меня действительно так затошнило, когда я представил себе вид человеческих экскрементов, выходящих из моего тела, что сначала я думал, меня вырвет по-настоящему. Я тихо сел в ногах низкой современной кровати и постарался обуздать эмоции.
Я сказал себе, что речь идет о самых обычных аспектах человеческого существования, а потому никак нельзя позволить им затмить вещи поважнее. И больше того, я веду себя как настоящий трус, а не герой мрака, на роль которого претендую. Поймите, на самом деле я не верю, будто я для всего мира – герой. Но я давно решил, что должен жить как герой – что должен пройти через все трудности, с какими столкнусь, ибо они – всего лишь мои неизбежные огненные круги.
Хорошо, это позорный огненный кружочек. И с трусостью пора кончать. Имя этому испытанию – ешь, пробуй, чувствуй, смотри! Да, трудностей предстоит немало.
Наконец я встал на ноги, решил шагать пошире, чтобы приспособиться к новым ногам, вернулся к шкафу и, к своему изумлению, обнаружил, что там не так уж много одежды. Две пары шерстяных брюк, две довольно легкие шерстяных куртки, обе новые, и стопка их трех рубашек на полке.
Да-а-а. Куда же подевалось все остальное? Я выдвинул верхний ящик бюро. Пусто. В остальных ящиках – тоже пустота. Как и в сундучке у кровати.
Что это может значить? Он забрал одежду с собой или отослал ее туда, куда ушел? Но зачем? Его новому телу она не подойдет, к тому же он утверждал, что позаботился об этом. Я забеспокоился. Может ли это означать, что он не планировал возвращаться?
