Джеффри Линдсей - Деликатесы Декстера
На ней была маленькая табличка, золотые буквы на которой, выполненные тем же шрифтом, что и «Эф» на жетоне и большая вывеска наверху, гласили: «Закрытый клуб». На Дебору это определенно не произвело впечатления. Она схватилась за ручку и повернула ее. Дверь не поддалась. Она толкнула ее плечом, но та оставалась закрытой.
— Разреши мне, — сказал я, протискиваясь мимо нее, и нажал на небольшую кнопку, расположенную под табличкой.
Деб дернула углом рта, но ничего не сказала.
Через пару секунд дверь открылась, и на мгновение я утратил представление о реальности. Человек, открывший дверь и сейчас смотревший на нас, оказался практически двойником Ларча — дворецкого из старого сериала про семейку Адамс. Он был почти семи футов ростом, очень худым и носил классический костюм дворецкого с визиткой. Но, к счастью, его громкий голос с сильным кубинским акцентом вернул меня в реальность.
— Ви звонили? — спросил он.
Дебора подняла жетон. Ей пришлось держать его в вытянутой руке, для того, чтобы Ларч его разглядел.
— Полиция, — сказала она, — впустите нас.
Ларч вытянул длинный узловатый палец и указал на табличку на двери.
— У нас закритый клуб.
Дебора пристально посмотрела на него, и, несмотря на то что он был на два фута выше ее и лучше одет, он вынужден был немного сдать назад.
— Впустите меня, — сказала Дебора, — а не то я вернусь с ордером на обыск и приведу с собой La migra[22]. И тогда ты пожалеешь, что родился на свет.
Не знаю, от чего было больше пользы: от упоминания миграционной службы или от волшебного взгляда Деборы, — но он отошел в сторону и придержал дверь, чтобы мы смогли пройти. Дебора убрала значок и ураганом пронеслась мимо швейцара.
Внутри клуба ритмичный звук, который так раздражал меня снаружи, превратился в совершенно невыносимый гул. С мучительным ритмом сливался пронзительный электронный аккорд из двух нот, они не сочетались друг с другом и соединялись в несколько повторявшихся еще и еще тактов. Через каждые два или три таких повтора низкий, искаженный компьютером голос шептал что-то о нечестивых удовольствиях. Он очень напоминал тот голос, которым разговаривал Пассажир.
Мы прошли небольшой холл в направлении, откуда раздавался чудовищный шум, и я заметил блики, похожие на огни стробоскопов, с разницей в том, что свет исходил из зачерненных ламп. Раздался крик, и свет окрасился багровым, огни бешено засверкали, и с началом новой, еще более жуткой «песни» свет вспыхнул ярко-белым, а затем вновь вернулся к ультрафиолету. Ритм не менялся, но вместе с двумя пронзительными нотами они сложились в новый порядок и на этот раз сопровождались оглушительным скрипом, который, вероятно, издавала плохо настроенная электрогитара, звук которой был пропущен через компьютер. Голос раздался вновь, и на этот раз слова можно было различить.
— Пейте! — произнес он, и в ответ раздались воодушевляющие крики.
Когда мы добрались до двери, низкий голос расхохотался на манер злодеев из старых фильмов. И в этот момент мы увидели интерьер клуба.
Декстер никогда не был любителем вечеринок — большие сборища обычно заставляют меня радоваться, что я не подвержен многим человеческим слабостям. Но раньше мне ни разу не приходилось видеть настолько замечательной иллюстрации того факта, почему проводить время в веселой компании не так хорошо, как кажется. И даже Дебора замерла на месте в тщетной попытке осмыслить происходящее.
Через густой дым от горящих благовоний был виден зал, набитый молодыми, моложе тридцати лет, людьми, одетыми в черное. Они с остекленевшими глазами в исступлении дергались и извивались в ритме жуткой музыки, и лампы высвечивали их флюоресцирующие клыки.
Справа от меня находилась платформа, и в ее середине на двух крутящихся тумбах стояли две черноволосые женщины. Их бледная кожа отливала зеленью, когда на нее попадал свет. Они были одеты в черные платья с высокими воротниками и вырезом в виде ромба между грудями. Одежда облегала их тела так, что казалась нарисованной на коже. Тумбы располагались очень близко, и время от времени лица женщин соприкасались, и тогда они нежно проводили кончиками пальцев по щекам друг друга.
Три бархатные портьеры висели вдоль стены. Одна из них скользнула в сторону, и я увидел нишу, в которой находился немолодой человек. Одной рукой он вытирал рот, а другой держал за руку юную девушку. На секунду вспышка ламп высветила темное пятно на ее плече: внутренний голос подсказал мне, что это кровь, — но девушка улыбнулась своему спутнику, прижалась к его плечу, и они вместе вышли из ниши на танцпол.
В дальнем конце зала находился фонтан, из которого лилась темная жидкость, подсвеченная цветными лампами, пульсировавшими в такт музыке. За фонтаном в синем луче стоял не кто иной, как Бобби Акоста. Он держал в руках огромный золотой кубок, украшенный гигантским красным камнем, и наполнял из него стаканы проходивших мимо него танцоров. Он улыбался шире, чем следовало бы, очевидно, желая продемонстрировать окружающим произведение стоматологического искусства, сделанное доктором Лоноффом. Он поднял кубок над головой и окинул комнату восторженным взглядом; к несчастью, среди собравшихся он заметил Дебору. Он застыл на месте от ужаса, его рука задрожала, и содержимое кубка выплеснулось. Столпившиеся вокруг него люди нетерпеливо подносили стаканы и чуть ли не прыгали на месте, но Бобби никак не реагировал на них и видел только Дебору. Наконец он выронил кубок и рванул к черному ходу. Дебора выругалась и побежала за ним, лавируя между танцорами. У меня не было иного выхода, кроме как последовать за ней в толпу бешено извивающихся людей.
Танцоры плотной толпой двигались в одном направлении, и Дебора хотела пробиться сквозь них напрямик, чтобы попасть в коридор, куда скрылся Бобби Акоста. Нас хватали те, мимо кого мы пробирались. Худая рука с накрашенными черным лаком ногтями поднесла к моему лицу бокал и плеснула чем-то мне на грудь. Я проследил взглядом и обнаружил, что рука принадлежит стройной девушке в футболке с надписью «Тим Эдвард». Она призывно облизнула покрытые черной помадой губы. В этот момент меня сильно толкнули сзади, и я повернулся к моей сестре. Большой парень с совершенно отсутствующим взглядом, одетый в плащ поверх голого торса, пытался разорвать блузку на Деб. Она остановилась на мгновение только для того, чтобы найти точку опоры и получше врезать ему в челюсть, после чего продолжила путь. Несколько человек рядом с нами радостно закричали и принялись толкаться сильнее; все остальные услышали их, и в мгновение ока толпа, ритмично выкрикивая что-то вроде «Хай! Хай! Хай!», начала выдавливать нас к выходу, к двери, охраняемой Ларчем, через которую мы вошли.
Дебора пыталась сопротивляться, и я видел по ее губам, что она вспоминает все свои любимые ругательства, но от этого не было толку. Нас медленно вытолкали с танцпола, и когда мы оказались там, откуда пришли, пара сильных рук схватила нас за плечи и как маленьких детей вытащила в холл.
Я оглянулся, чтобы посмотреть на наших спасителей, и увидел двух на редкость здоровенных парней: белого и чернокожего. Фрачные рубашки без рукавов обнажали их не в меру развитые мышцы. Длинные блестящие волосы чернокожего были собраны в хвост, перевязанный чем-то похожим на бусы из человеческих зубов. Белый оказался выбрит наголо и носил в одном ухе большую золотую серьгу в виде черепа. Оба они выглядели вполне способными оторвать нам головы, если бы кто-то решил им это поручить.
Рядом с ними появился человек, от которого вполне могло исходить подобное поручение. Если привратник был Ларчем, то сейчас нашим взорам предстал сам Гомес Адамс: сорок лет, темные волосы, костюм в полоску, кроваво-красная роза в петлице и тоненькие усики. Но это был очень рассерженный Гомес. Он ткнул пальцем Деборе в плечо и сказал, пытаясь перекричать музыку:
— У вас нет права здесь находиться! Это злоупотребление властью; мои адвокаты ухватят вас за задницу.
Он глянул на меня и отвел взгляд, но тут же, будто спохватившись, посмотрел более пристально. Наши глаза встретились, и температура вокруг нас, казалось, упала на несколько градусов. Шелестя кожистыми крыльями, Пассажир поднялся со своего места и прошептал предупреждение. Между нами возник призрак некой черной рептилии, и в моем мозгу сложилась забытая головоломка. Я вспомнил, где видел название клуба — в недавно уничтоженной папке со списком кандидатов в товарищи по играм. И теперь я зная, что за хищник стоит передо мной.
— Джордж Кукаров, я полагаю?
Я заметил, как Дебора изумленно взглянула на меня, но на фоне встречи двух шипевших друг другу предупреждения Пассажиров это не имело значения.
— Кто ты, черт бы тебя побрал, такой? — спросил Кукаров.
