Китти Сьюэлл - След крови
Солнце уже пекло вовсю, но на мощеных улочках стояла тишина, нарушаемая только пронзительными криками продавца хлеба из крошечного белого фургончика. Заспанные женщины в домашних халатах открывали двери и протягивали деньги, получая взамен горячий хлеб и пакетики со сладкими кексами. Мадлен догнала фургон, когда тот уже свернул за угол, и протянула мужчине горсть мелких монет. Он дал ей две огромные лепешки. Мужчина был красив, как красивы обычно мексиканские индейцы, но небрит, а под ногтями грязь.
— Ноу es mi cumpleanos,[24] — подчиняясь неожиданному порыву, призналась она.
— Que edacî tienes, nina?[25] — засмеялся он.
— Veinti uno,[26] — гордо заявила она, точно не зная, празднуют ли в этой стране совершеннолетие в двадцать один.
— Enhorabuena.[27] — Он театрально поклонился до земли и протянул ей кекс.
Мужчина скользнул глазами по ее длинным голым ногам. На секунду ей показалось, что он пригласит ее в свой фургончик. Легла бы она на этот хрустящий, вкусно пахнущий хлеб? Позволила бы ему заняться с ней любовью? Одна только мысль об этом, пусть и мимолетная, шокировала ее. Прошло уже много лет с тех пор, как ее укладывали в постель, но как еще ознаменовать свое взросление? Нет, только не с незнакомцем. Это епархия Джины.
Мадлен взяла кекс, оторвала липкую бумажку и с удовольствием съела его, пока шла по узким аллеям, пытаясь припомнить дорогу к площади. В телефонной будке воняло пивом и сигаретами, на полу стояла наполовину пустая бутылка из-под вина. Она недовольно поджала губы: только туристы способны на такое. Чертовы иностранцы!
Мадлен оставила дверь распахнутой и стала набирать мамин номер телефона. Она долго слушала длинные гудки. Трубку никто не брал. Который в Бате час? Наконец включился автоответчик, и она услышала голос Невилла: «Это автоответчик Росарии Фрэнк. С ней невозможно связаться по этому номеру, но, пожалуйста, перезвоните…»
Что? Телефон Невилла! Неужели мама переехала к нему? Отец совсем недавно женился на Элизабет, но кто знает — может, на него снизошло озарение (или Элизабет его бросила) и он снова сошелся с мамой? Сердце Мадлен екнуло. Какой отличный подарок на день рождения! Она тут же набрала номер отца.
В трубке что-то щелкнуло.
— Невилл! — закричала она, — Невилл!
— Мадлен! — откликнулся он. — Слава богу, ты позвонила.
— Вы волновались обо мне? — ошеломленно спросила она.
— Нет, дорогая, но ты, честно говоря, могла бы звонить чаще. У меня плохие Новости.
Мадлен почувствовала, как по спине пробежал противный холодок, руки и ноги онемели.
— Что? Какие новосги?
— Послушай, ты должна приехать. У тебя есть деньги? Ты где? Я закажу тебе билет, если у тебя нет денег.
— Что, черт возьми, происходит? — Повисла пауза, и Мадлен спросила: — Ты меня слышишь?
— Я тебя прекрасно слышу. Знаешь, твою маму… поместили в клинику для душевнобольных. Недель пять назад. Когда ты в последний раз звонила, я еще об этом не знал. А потом не мог с тобой связаться. Микаэлу… удочерили приемные родители. Не волнуйся, только не волнуйся, они прекрасные люди.
— Невилл, — закричала она, — что все это значит? Что значит «в клинику для душевнобольных»?
— Понимаешь… она в психиатрической лечебнице. У нее случился нервный срыв.
Господи! Время шло, а в воображении Мадлен одна за другой разыгрывались ужасные сцены. Нет, всему должно найтись самое простое объяснение. Может, мама занималась магией и на нее донесли в полицию? Решили, что она спятила. Никто в Англии ничего не понимал в сантерии. Вероятно, случилось нечто подобное.
— Боже мой! Бедная мама… Ты должен забрать Микки.
— С ней все отлично. Она в надежных руках. Меня больше заботит твоя мать.
— Да, но забери Микаэлу. Не оставляй ее в чужой семье.
— С ней все в порядке. Кстати, дорогая, твоя дочь — это твоя забота.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Мадлен! Давай приезжай, да пошевеливайся. У меня выставка в Токио.
— Уже еду! Забери ребенка. Нельзя оставлять Микки в приемной семье.
— Мадлен! — заорал отец в ответ. — Послезавтра я должен быть в Токио. У меня, черт возьми, открытие выставки! Я забронирую для тебя билет. Где ты находишься?
— В Мексике. — Слезы застилали ей глаза. — Успокойся и расскажи мне, что произошло с мамой. Невилл?
— Да, я слышу. По-видимому, это началось уже давно. Один из соседей сообщил в социальную службу… Росария закрасила все окна черной краской, а потом вынесла мебель и стала жечь ее в гараже. В саду на деревьях она развесила тушки кур и других животных. Разговаривала сама с собой. Она по нескольку недель не выходила из дому. Одному богу известно, что там происходило.
Мадлен замерла. Это совершенно не похоже на маму! Новость ее напугала.
— А ты? — воскликнула она. — Ты же обещал, что не оставишь их. Ты говорил, что каждую неделю ездишь к ним. Тебе на них плевать, да?
— Придержи язык, Мадлен. А ты сама? Ты прохлаждаешься в художественном колледже, а в свободное время болтаешься по Мексике. Почему бы тебе не взять ответственность на себя? В конце концов, Росария — твоя мать, а ты больше не ребенок!
— Не ребенок, — угрюмо согласилась Мадлен. — С сегодняшнего дня.
— Разве я не прав?
— Именно поэтому я и звоню.
— Что ты имеешь в виду?
— Сегодня у меня день рождения.
— О черт! — выругался Невилл, — Не может быть!
— А-а, наплевать!
— Что ж, с днем рождения! Что туг еще скажешь? Так как насчет билета, крошка? Где именно в Мексике ты находишься?
Это было желто-серое здание в окрестностях Бата. Зеленые стены, как в больнице. Реджис Форбуш проводил ее в комнату для гостей и предложил сесть за круглый стол. Произношению мистера Форбуша, пятидесятипятилетнего мужчины, можно было позавидовать, хотя на вид он — бродяга бродягой. Его коричневые брюки и зеленый кардиган на пуговицах были какими-то тусклыми и требовали стирки. Его волосы сильно поредели, а засаленная прядь прилипла к макушке.
— Расстройство биоритмов после перелета, верно? — заметил он с равнодушной улыбкой. — Очень любезно с вашей стороны прервать свои каникулы, если не ошибаюсь, в Мексике?
— Я приехала сюда, мистер Форбуш, чтобы забрать свою дочь. Она…
— Послушайте, мисс Фрэнк, — оборвал он ее, и улыбка исчезла с его лица, как растаявшая сосулька. — Это правда, что вы уже четыре года не являетесь опекуном своей дочери? И последний раз видели ее год назад?
Мадлен открыла рот, чтобы все объяснить, но он продолжал:
— Вот передо мной лежат документы… — Он похлопал ладонью по пухлой желто-коричневой папке на столе. — В деле имеется заявление об официальном удочерении Микаэлы. Да вы же сами собирались отдать дочь своей матери, Росарии Фрэнк, на удочерение. Разве я не прав?
— Да, что-то вроде того, — безрадостно подтвердила Мадлен.
Мистер Форбуш удивленно приподнял брови:
— Что-то вроде того?
Мадлен съежилась. Ее слова прозвучали крайне нелепо.
— Мама, по правде сказать, всегда хотела удочерить Микаэлу. Она постоянно повторяла мне, что не отдаст дочь, что мы останемся одной семьей. Микаэла считает меня своей сестрой. Мамой, как и я сама, она называет мою мать. Однажды наступил момент, когда я поняла, что поступаю несправедливо по отношению к собственной матери. Она все давила и давила на меня, целых пять лет, с самого рождения Микаэлы. Но я и понятия не имела, что она настолько… подавлена.
— «Подавлена», мисс Фрэнк… Мадлен — не возражаете, если я буду вас так называть? — это мягко сказано! Вашей матери поставили диагноз «параноидная шизофрения». И, по-видимому, у нее это уже очень давно.
— Параноидная шизофрения? — ошарашенно повторила Мадлен.
Диагноз звучал пугающе. Она знала, что это психическое расстройство, но разве не им страдают маньяки-убийцы? Сумасшедшие, которые носятся с ножами по городу и режут людей или врываются в школы и стреляют в детей?
— Здесь, должно быть, какая-то ошибка, мистер Форбуш! — взорвалась Мадлен. — У мамы обычное нервное расстройство, вызванное разводом. Ничего похожего на параноидную… как ее там? Понимаете, моя мать — не обычная женщина. Она сан-тера, вроде шамана. Здешние люди не понимают, что это означает. Они думают, что это какое-то мошенничество. Но думать так — это предрассудок.
— Уж вы извините, но врачи провели очень тщательное обследование. Мистер Невилл нанял лучших психиатров, чтобы помочь вашей матери… Поэтому, как, думаю, вам ясно, ей никогда бы не разрешили удочерить ребенка.
— Мой отец! — пробормотала Мадлен. — Что он-то, черт возьми, понимает?
Когда она приехала в Англию, Невилл уже улетел в Токио. Она давно стала подозревать, что он редко наведывался в Бат к маме и Микаэле. Он полностью был поглощен Элизабет, новой женой, и своими роскошными апартаментами в Лондоне, поэтому нанял пожилую пару, чтобы те присматривали за мамой, убирали, работали в саду. Они как раз отправились на несколько дней в путешествие по Шотландии, когда у мамы случился нервный срыв.
