Мартин Смит - Полярная звезда
Шум в зале нарастал, но он уже почти не замечал его. Сьюзен сидела, поджав под себя ноги. Лицо в рамке золотистых волос пряталось в тени. Ее обычная по отношению к Аркадию враждебность дала трещину, в которой виднелось что-то более значительное и интересное.
— Мне омерзителен Воловой, но, скорее, я поверю ему, чем тебе.
— Значит, таков уж я.
— С мыслями о правде, справедливости и советском образе жизни?
— С мыслями побыстрее убраться с судна.
— В этом-то вся соль. Нам обоим придется на него вернуться, а ведь я даже не русская.
— Тогда смирись.
— Не могу.
— А тебя-то кто заставляет оставаться? — спросил ее Аркадий.
Она закурила, подлила себе виски — в стакане ее остались только кусочки льда — и ничего не ответила.
— Так что будем страдать вместе, — сказал он.
Джордж Морган и Гесс усердно делили свою бутылку.
— Представь, — говорил Гесс, — если бы все наши отношения строились в рамках совместных предприятий, а?
— Ты имеешь в виду настоящее сотрудничество?
— Если бы мы покончили со всякими подозрениями, отбросили бы попытки посадить друг друга в лужу. Какими бы партнерами мы тогда были!
— Мы берем себе Японию, вы — Китай?
— И делим пополам Германию, пока это возможно.
— Как, по-твоему, выглядит ад? — спросила Сьюзен Аркадия.
Он задумался.
— Как съезд партии. Как четырехчасовой доклад генерального секретаря. Или нет, вечный доклад. Распластанные в креслах, как дохлые рыбы, делегаты слушают доклад, который не имеет конца.
— А для меня это вечер с Воловым. Я смотрю, как он занимается поднятием тяжестей. Кто-то из нас двоих обнажен. Ужасное зрелище, в любом случае.
— Он зовет тебя «Сусан».
— И ты тоже. Какое женское имя тебе нравится больше?
— Ирина.
— Опиши мне ее.
— Светло-каштановые волосы, темно-карие глаза. Высокая. Жизнерадостная и энергичная.
— На «Полярной звезде» ее нет.
— Нет.
— Она дома?
Аркадий сменил тему.
— На судне тебя любят.
— Я тоже люблю русских, но не очень-то приятно, когда твоя каюта утыкана жучками. Если я говорю, почему у нас нет масла, то вдруг мне его приносят целую тарелку. Берни как-то поговорил о политике с каким-то палубным матросом, и на следующий день человека сняли с корабля. Сначала еще пытаешься не говорить ничего такого, что могло бы звучать оскорбительно, но потом, чтобы не сойти с ума окончательно, начинаешь говорить о Воловом и его стукачах. Для меня «Полярная звезда» превратилась в ад. А как ты?
— Для меня это только преддверие ада.
— Все бы было сплошным совместным предприятием, — продолжал между тем Гесс. — Кратчайший морской путь из Европы в Тихий океан лежит через Арктику, мы могли бы предоставить ледоколы. Было бы то же самое, что и сейчас, когда «Полярная звезда» ведет за собой «Орла» через ледяное поле.
— И тот полностью зависит от вас? — подхватил Морган. — Не думаю, что ситуация настолько изменилась.
— Тебе нравилась Зина, — сказал Аркадий. — Ты давала ей свой купальник, свои солнечные очки. А взамен… Что ты получала взамен?
Сьюзен долго молчала, у Аркадия было такое ощущение, что он, сидя в темной комнате, разговаривает с черной кошкой: полнейшая неизвестность и непредсказуемость.
— Это было для меня развлечением, — наконец ответила она.
— Ты рассказывала ей о Калифорнии, она тебе — о Владивостоке, происходил эквивалентный обмен, так?
— Она соединяла в себе невинность и вероломство, этакая русская Норма Джин.
— Не понимаю.
— Норма Джин обесцветила свои волосы и превратилась в Мэрилин Монро. Зина Патиашвили выкрасила свои и осталась Зиной Патиашвили. Те же амбиции, но другой результат.
— Вы же были подругами.
Она налила ему виски так, что жидкость поднялась над краем стакана, так же точно наполнила и свой.
— В Норвегии есть такая игра: кто проливает первым, тот пьет. Если проигрываешь два раза подряд, то противник усаживает тебя на стул и несильными ударами по голове пытается свалить на пол.
— Сыграем, но только без ударов по голове. Итак, вы с Зиной были подругами, — повторил Аркадий.
— «Полярная звезда» — прямо-таки юдоль лишений. Знаешь ведь, как редко удается встретить человека живого и непосредственного по-настоящему. Проблема в том, что у вас, советских, какое-то особенное представление о друзьях. И вы и мы — люди доброй воли, любящие мир, но, видимо, Господь Бог против того, чтобы американец и русский слишком уж сближались. Иначе почему русского списывают с судна тут же и готовы это сделать даже в Новой Зеландии?
— Зину никто не списывал с судна.
— Нет, и все мы знали, что она была осведомителем, в некоторой степени по крайней мере. И я была готова смириться с этим, поскольку она была такой живой, такой наивной, полной веселья, гораздо более интересной, чем любой ваш мужчина.
— С кем из ваших она спала?
— Откуда ты знаешь, что она вообще с кем-то спала?
— Она всегда этим занималась, такая уж была у нее натура. Если на борту было четверо американцев, она спала по крайней мере хоть с одним из них.
— Ланц.
Аркадий помнил Ланца — тощего и апатичного наблюдателя из бани.
— А после этого ты предупредила ее? Ведь не мог же этого сделать Воловой.
Аркадий пригубил.
— Хорошее виски.
Выпуклый краешек жидкости в ее стакане подрагивал, но не переливался. Неоновая лампочка над столиком отражалась в виски, как луна.
— А с кем спал ты сам на «Полярной звезде»?
— Ни с кем.
— Тогда и для тебя «Полярная звезда» — это юдоль лишений. За тебя!
Впервые за все это время Морган поднял свою голову для того, чтобы посмотреть на Сьюзен, и вновь переключился на Гесса, рассказывавшего о новом нашествии на Москву.
— Японцы кругом, они заполонили лучшие гостиницы. В лучших ресторанах сидят японцы, и туда уже не войдешь, потому что все до единого столика заняты ими…
— Зина говорила тебе о себе самой и капитане Марчуке, не так ли? Поэтому-то ты и не хочешь признаться в том, что видела их на корме в то время как все танцевали. Ты не хотела их выдавать? Смущать его?
— Там было темно.
— Ему ведь ничуть не показалось, что она помышляет о самоубийстве. Ты с ней говорила; как, по-твоему, была она чем-нибудь угнетена?
— А ты чем-нибудь угнетен? Размышляешь о самоубийстве?
Опять она его сбила с толку. Разучился он вести допрос, слишком медленно получается, слишком его уводят в сторону ее вопросы.
— Нет. Я скорее беззаботный бродяжка в жизни. А пока я был в партии, я был еще более беззаботным.
— Еще бы.
— Партбилет защитит от многих напастей.
— Да ну. Например?
— Возьмем контрабанду. Без него это трагедия. С ним — фарс.
— Ну-ну.
— Действие разворачивается следующим образом. Скажем, ловят второго помощника. Он идет на собрание и начинает плакать: «Не знаю, что на меня нашло, товарищи. Ничего подобного раньше со мной не было. Дайте мне шанс искупить свою вину».
— И что же? — Сьюзен чуть подалась к свету.
Гесс и Морган замолчали, слушая его слова.
— Собрание голосует, и принимается решение объявить ему строгий выговор с занесением в учетную карточку. После этого проходит два месяца и созывается новое собрание.
— Да? — с интересом сказала Сьюзен.
— Слово берет капитан. Он говорит: «Второй помощник разочаровал и огорчил нас всех, иногда мне даже казалось, что я никогда больше не окажусь с ним на одном корабле. Однако сейчас его усилия загладить свою вину очевидны каждому».
— Поднимается замполит и… — подсказала ему Сьюзен.
— Поднимается замполит и говорит: «Второй помощник вновь припал к светлому источнику коммунистических идей. Принимая во внимание его второе духовное рождение, я предлагаю снять с него строгий выговор с занесением в учетную карточку». Ты можешь представить себе что-нибудь более нелепое?
— Веселый ты человек, Ренько, — заметила Сьюзен.
— Он злой человек, — подал голос Гесс.
— Вот как все заканчивается, если ты член партии. Но если нет, если ты просто рабочий и тебя поймали с попыткой провезти видеокассеты, или жемчуг, или еще что-нибудь, то последствия уже будут совсем не комичными. Пять лет лагерей.
— Расскажи мне еще про Ирину. Мне это интересно. Где она?
— Не знаю.
— Где-то… — Сьюзен развела руки в стороны. — Там?
— Есть такие люди, — ответил ей Аркадий. — Ты знаешь, есть Северный полюс, и есть Южный полюс. А еще есть такое место, которое называется Полюс Недоступности. Раньше когда-то думали, что все льды арктических морей вращаются вокруг одной какой-то точки, мифического полюса, окруженного вращающимися плавучими льдинами и совершенно недостижимого. Вот там-то, я думаю, они и находятся. — Без всякой паузы он спросил: — В тот вечер с танцами Зина выглядела подавленной?
— Разве я сказала, что разговаривала с ней?
