Томас Харрис - Ганибалл
Мотоциклист засунул заработанные деньги в нагрудный карман своей кожанки, и красный огонек заднего фонаря его мотоцикла скоро исчез в глубине извилистой улицы.
Доктор Лектер, возбужденный гонкой, прошел еще сорок метров до стоявшего у обочины «ягуара», достал спрятанные за бампером ключи и завел двигатель. У него чуть саднило кожу у основания ладони, где съехала перчатка, когда он набросил холщовое полотнище на Маттео, после чего спрыгнул ему на голову из окна второго этажа палаццо. Он наложил на ссадину немного итальянской антибактериальной мази, «цикатрин», и сразу почувствовал себя гораздо лучше.
Пока двигатель прогревался, доктор Лектер покопался в кассетах с музыкальными записями и остановился на Скарлатти.
ГЛАВА 37
Турбовинтовой санитарный самолет поднялся над красными черепичными крышами и, сделав вираж, взял курс на юго-запад, на Сардинию. Пизанская «падающая башня» торчала вверх под таким крутым углом, на который пилот никогда не отважился бы задрать нос самолета, будь у него на борту живой пациент.
На носилках, предназначавшихся для доктора Лектера, вместо него лежало остывающее тело Маттео Деограциаса. Его старший брат Карло сидел возле трупа, одежда на нем заскорузла от крови.
Карло Деограциас заставил сопровождавшего их санитара надеть наушники и включить музыку, пока он говорил по сотовому телефону с Лас-Вегасом, где слепой аппарат-шифратор передавал его звонок дальше, на берега штата Мэриленд…
Для Мэйсона Верже день и ночь – почти одно и то же. Оказалось, в этот час он спал. Даже в аквариуме свет был погашен. Голова Мэйсона лежала на подушке, повернутая вбок, его единственный глаз как всегда был открыт, как и глаза огромного угря, который тоже спал. В комнате слышались лишь регулярные всхлипы и вздохи респиратора и тихое бульканье аэратора в аквариуме.
Но вот на фоне этих звуков возник новый, тихий и настойчивый. Звонок самого личного из личных телефонов Мэйсона. Его бледная рука передвинулась, переступая на пальцах, словно краб, и нажала кнопку включения аппарата. Динамик находился под подушкой, а микрофон возле того немногого, что осталось от его лица.
Сперва Мэйсон услышал шум самолетных двигателей, потом давно надоевшую мелодию «Gli Innamorati».
– Я слушаю. Говори.
– У нас тут кровавая каша, – сказал Карло.
– Рассказывай.
– Мой брат Маттео мертв. Я сейчас держу рукой его тело. Пацци тоже мертв. Доктор Фелл убил их обоих и сбежал.
Мэйсон ничего сразу не ответил.
– Вы должны мне двести тысяч долларов за Маттео, – продолжал Карло. – Это для его семьи. – На Сардинии в контрактах всегда предусматривались выплаты семье.
– Да, конечно.
– Про Пацци тут теперь разведут всякие сопли-вопли.
– Лучше пустить слух, что Пацци был куплен, – сказал Мэйсон. – Тогда все будет воспринято гораздо легче, если он окажется замешан в коррупции. А он действительно «замазан»?
– Не знаю, кроме нашего случая, мне ничего не известно. А если они проследят его связь с вами?
– Об этом я позабочусь.
– А вот мне надо позаботиться о себе! – заявил Карло. – Это уже перебор! Угрохали главного следователя Квестуры, мне из такого дерьма вовек не выбраться!
– А ты что, наследил?
– Ничего я не наследил! Но если в Квестуре меня свяжут с этим делом – о Мадонна! Они же до самой смерти за мной будут гоняться! На меня же никто работать не станет, да я даже пернуть не смогу на улице! А как насчет Оресте? Он знал, кого будет снимать?
– Не думаю.
– Завтра-послезавтра в Квестуре уже будут знать, кто такой доктор Фелл. Оресте сразу допрет, как только увидит это по телику – хотя бы по совпадению во времени.
– Оресте хорошо заплачено. Оресте для нас не опасен.
– Может, для вас. Но Оресте ждет суд за порнографию – в Риме, через месяц. А у него теперь есть, что им продать. До вас, что, еще не дошло, что вам сейчас надо кого-нибудь пнуть в задницу, чтоб зашевелились? Он вам еще нужен, этот Оресте?
– Я поговорю с ним, – осторожно сказал Мэйсон. Мощный, усиленный радиоаппаратурой голос исходил из его изуродованного рта. – Карло, ты по-прежнему в деле? Ты все еще хочешь поймать доктора Фелла, правда? Тебе ведь придется его поймать, чтобы отомстить за Маттео.
– Да, но за ваш счет.
– Тогда на ферме все остается, как прежде. Сделай свиньям прививки от гриппа и холеры и получи все справки. Приготовь клетки для их перевозки. У тебя хороший паспорт?
– Да.
– Действительно хороший? Не какая-нибудь липа из Трастевере?
– У меня действительно хороший паспорт.
– Ладно. Я скоро с тобой свяжусь.
Закончив разговор, Карло случайно нажал кнопку автоматического набора. И телефон Маттео громко запищал в его мертвой руке, намертво зажатый пальцами трупа в последней смертельной судороге. На секунду Карло показалось, что брат сейчас поднесет телефон к уху. Тупо, сознавая, что Маттео никогда уже ему не ответит, он нажал кнопку отключения связи. Лицо его исказилось так страшно, что санитар отвел взгляд, не в силах на это смотреть.
ГЛАВА 38
Доспехи Дьявола с прилагающимся к ним рогатым шлемом – замечательный латный доспех работы итальянского мастера XV века, с 1501 года украшавший стену деревенской церкви Санта Репарата, расположенной к югу от Флоренции. В дополнение к изящным рогам, по форме напоминающим оленьи, там, где должны быть башмаки, у нижних концов наголенников, прикреплены шипастые стальные манжеты для латных перчаток – намек на раздвоенные копыта Сатаны.
В соответствии с местной легендой, некий юноша, одетый в эти доспехи, помянул имя Мадонны всуе, когда входил в церковь, и обнаружил затем, что не может снять с себя все это железо, пока не попросил у Богоматери прощенья. После чего преподнес свои доспехи в дар этой церкви в знак благодарности. Это весьма впечатляющее произведение оружейного искусства, которое вполне убедительно доказало свои выдающиеся достоинства, когда в 1942 году в церкви разорвался артиллерийский снаряд.
Доспехи, вся поверхность которых теперь покрыта толстым слоем пыли, уже превратившимся в нечто, весьма напоминающее фетр, глядят вниз, на маленький храм; в церкви заканчивается месса. Дым благовоний поднимается вверх, проходя через пустое забрало шлема.
В церкви только три человека – две пожилые женщины, обе одеты в черное, и доктор Ганнибал Лектер. Все трое получают причастие, правда доктор Лектер прикасается губами к чаше с некоторым колебанием.
Священник благославляет всех и уходит. Женщины тоже. Доктор Лектер продолжает молиться, пока не остается в храме один.
Поднявшись на хоры, где обычно сидит органист, доктор Лектер с трудом дотягивается до доспехов, перегнувшись через перила ограждения и протянув руку к шлему между рогами; он поднимает пыльное забрало шлема Доспехов Дьявола. Внутри за выступ латного воротника зацеплен рыболовный крючок, от которого вниз тянется леска с прикрепленным на конце свертком, который висит внутри нагрудника, там, где должно быть сердце. Доктор Лектер осторожно достает сверток.
В свертке: паспорт прекрасной бразильской работы, удостоверение личности, наличные, чековые книжки, ключи. Он засовывает сверток под мышку, под пиджак.
Доктор Лектер не слишком склонен сожалеть о чем-либо, однако ему жаль покидать Италию. В Палаццо Каппони оставалось еще много вещей, которые он собирался отыскать и изучить. Он хотел бы продолжать играть на клавесине, может быть, даже сочинять музыку; он мог бы даже готовить для вдовы Пацци, когда та оправится от горя.
ГЛАВА 39
Кровь еще капала с висящего тела Ринальдо Пацци, запекаясь и превращаясь в дым на раскаленных стеклах прожекторов у подножья Палаццо Веккьо, когда полиция вызвала пожарных, чтобы снять его.
Pompieri воспользовались своей машиной с раздвижной лестницей. Они всегда подходили к своей работе с практических позиций и, будучи уверены, что повешенный человек уже мертв, не торопились его снимать. Работа была очень деликатная – нужно было сперва собрать вместе все болтающиеся внутренности, подтянуть их наверх, к телу, обернуть всю эту массу сеткой и уже потом закрепить канат, чтобы опустить труп на землю.
Как только тело опустилось на вытянутые руки тех, кто стоял на земле, фотокорр «Ла Национе» получил прекрасные снимки, которые потом напомнили многим читателям картины великих мастеров, изображающие снятие с креста.
Полиция оставила петлю на месте, чтобы сначала снять с нее отпечатки пальцев, а затем толстый кабель разрезали в середине петли, чтобы сохранить в неприкосновенности узел.
Многие флорентийцы были уверены, что эта смерть – всего лишь занимательный спектакль, они считали, что Ринальдо Пацци сам связал себе руки, как это делают самоубийцы, кончающие с собой в тюрьме, совершенно забыв о том, что ноги у него тоже были связаны. В первом сообщении по радио даже говорилось, что Пацци сделал себе харакири, после чего повесился.
