Алексей Зубко - Сначала было весело
Пытаюсь осмыслить, что вызвало припадок злости Вольдемара возле душевой кабинки, но на ум приходит только предположение, что он скрывает тело от посторонних взглядов. Возникает вопрос: «Почему?»
Обезображен? Ожег или…
Может он болен какой-нибудь болезнью?
Холодею… Если он заразит меня, я такого позора не переживу.
За что мне все это?
По щекам катятся слезы.
Выплакавшись, вытираюсь рукавом.
Вольдемар продолжает храпеть.
Повторяя, что должна выжить во чтобы то ни стало, собираюсь с духом.
Решимость бороться за жизнь и свободу крепнет.
«Я выберусь», – обещаю сама себе.
Потянувшись, Вольдемар зевнул и поднял голову.
– Сидишь?
– Сижу.
– Вставала? – интересуется парень, тараща глаза.
– Нет. Как села, так и сидела, любовалась тобой.
– А я уже есть хочу.
– Давай приготовлю, – вызываюсь я.
– Ладно, сходи на кухню. Хочу котлет и молока с медом.
– Котлет?
– Да. В красной кастрюле, – поясняет парень. – Пять… нет, шесть штук принеси.
– Хорошо.
На кухне одна из узниц варит в большой кастрюле овощное рагу, а во второй внушительного размера кусок мяса. На стуле у серванта Призрак цедит вино.
– Ты почему здесь? – напрягается он. – Одна?
– Одна. Вольдемар велел принести котлет и молока с медом.
– Бери.
Достав из холодильника красную кастрюлю, аккуратно перекладываю на тарелку шесть котлет.
– Можно в микроволновой печи разогреть?
– Можно, – кивает приближенный к Старухе мужик, чему-то улыбаясь.
Пока греются котлеты, убираю кастрюлю и достаю пакет молока. Наполняю кружку.
– Извините, – вновь обращаюсь я к Призраку, – за беспокойство…
Узница косится на меня, но ничего не говорит.
– Вольдемару молоко греть нужно?
– Грей. А то простынет еще, болезный.
Остановив процесс разогрева в микроволновой печке, попробую котлеты – горячие, ставлю греться молоко.
– И еще один вопрос, простите, а где мед?
– На холодильнике.
Достав полупустую банку, обнаруживаю в ней ложку, которой и зачерпываю золотистого, густого пчелиного нектара.
– Столько хватит? – уточняю я.
– Хватит.
Достав подогретое молоко, опускаю в него ложку с медом и старательно размешиваю, стараясь, чтобы он растворился полностью, без осадка на дне.
Призрак Великой Екатерины внимательно наблюдает за мной, словно ожидая, что я попытаюсь отравить наследника, сыпанув стрихнина.
Отрезав ломоть хлеба и пристроив на тарелке с котлетами вилку, спешу к Вольдемару.
Он сидит перед мольбертом и резкими мазками превращает покрытое ровным голубым цветом полотно в озерную гладь. По поверхности бегут волны, в толще виднеются клубки водорослей и размытые силуэты стремительно плывущих рыб.
Поставив угощение на стол, замираю рядом.
– Прошу, угощайся.
Отложив кисточку, Вольдемар принюхивается.
– Котлеты.
– Из красной кастрюли, – подтверждаю я.
– И молоко.
– С медом, Вольдемар. Все, как ты хотел.
Взяв котлету пальцами, парень засовывает ее в рот. Несколько кусочков падают на пол, но он на это внимания не обращает.
– Горячие, – кривится старухин сынок, но тотчас сует в рот вторую.
– Давай подую – остужу.
Проигнорировав предложение, Вольдемар берет кружку молока.
– Мало меда. Нужно было ложку полную положить.
– Я клала полную. Сходить, добавить?
– Нет.
Доев котлеты и выпив молоко, Вольдемар возвращается к мольберту.
– Я отнесу?
– Не отвлекай! – отмахивается парень, задумчиво жуя губу. – Я творю!
Взяв тарелку и кружку, тихо выхожу из комнаты.
На кухне дежурная повариха, ойкая и то и дело дуя на пальцы, рвет горячий ломоть мяса на куски. Готовит порции пленникам.
Поставив посуду в рукомойник, я только облизываюсь и спешу обратно.
Призрак, привычно затаившийся со стаканом вина в руке, провожает меня взглядом.
Сегодня я останусь без обеда. Не пролететь бы с ужином.
Творческий порыв Вольдемара прошел, и он, перебрасывая из руки в руку человеческую голову с выпученными глазами и высунутым языком, прохаживается у аквариума. Голова женская, с длинными светлыми волосами и золотыми сережками в ушах. Наверное, пара той, что хранится у меня в камере. Этакие Барби и Кен по-вольдемаровски.
– Сними, – кивает на халат наследник Великой Екатерины.
Раздеваюсь.
– Ложись.
Выполняю приказ. Без вопросов и с демонстративной готовностью.
Привязав шелковыми полосками руки и ноги, Вольдемар тычет муляжом отрубленной головы мне между ног и довольно хихикает.
Подыгрывая ему, постанываю и извиваюсь. А саму передергивает от отвращения. Я понимаю, что это всего лишь резина, но уж очень натуралистично выглядит.
Продолжая орудовать муляжом, Вольдемар кусает за бедро, за живот. Свободной рукой тянется к ширинке.
Зубы прокусывают кожу на груди, добавляя к незажившим ранам свежие.
Вою от боли.
– Да, да, да, – хрипит парень, заглядывая мне в лицо. Слюна падает на грудь, на подбородок. – Тебе хорошо?
– О, да! – кричу я, изображая высшую точку удовольствия.
Проворно, словно гигантский паук с четырьмя конечностями, Вольдемар забирается на меня и лезет вперед.
В нос шибает резкий запах немытого тела.
Толчок в щеку, в нос… – так и глаз может выбить – наконец попадает.
Ноздри щекочет густая поросль.
– О! – выдыхает парень. – О-о-о!
Судорожный рывок, и тело опускается на лицо всей тяжестью.
Сейчас бы сигаретку… перебить мерзкий привкус.
Завозился, сполз, растянулся рядом.
– Тебе было хорошо? – смотря прямо в глаза, спрашивает Вольдемар.
– Так хорошо мне еще никогда не было, – произношу я то, что он хочет услышать.
– Я тебя люблю.
Едва не поперхнувшись, я сумела выдавить:
– Я тоже.
– Я скажу маме, чтобы ты жила у меня. Здесь.
– Это было бы замечательно, мы могли бы в любое время… – замолчав, я даю ему время возвести песочный замок. И добавляю, изображая полную дуру: – А то этот ужасный карлик так смотрит на меня… А я хочу только тебя.
– Я рад.
– Вот бы твоя мама совсем его прогнала.
– Кого?
– Карлика, – поясняю я, ломая голову над тем, как бы выведать у Вольдемара причину пребывания здесь. Не в смысле в его кровати, а в подземелье. Зачем Старухе и иже с ней пленники? Зачем они похищают людей и что с ними, в смысле с нами, делают?
– Нельзя. Он преданный человек, – явно не своими словами произносит парень, ковыряя пальцем в носу. – Не бойся его. Ты теперь моя, и он не тронет тебя.
– А если… он так смотрел.
– Маму все боятся.
Нисколько не сомневаюсь.
16. Тайна похищений
Два дня канули в вечность без результата, не приблизив к свободе ни на шаг.
После завтрака меня отводят к Вольдемару. Ловлю злые взгляды некоторых собратьев по несчастью. Плевать! Они думают, что я ищу легкие пути, но избранная мною стезя куда как тернистее, вот только и шанс на спасение выше. Это как у той лягушки, что упала в крынку с молоком.
Не сдамся.
Дойду.
Сцепив зубы, до крови прикусив губы, терпя унижение и боль, глотая едкие, как кислота, слезы.
Выживу вопреки всему.
Превозмогу страх, стерплю презрение, вынесу боль…
Снова и снова оказываюсь в кровати. Руки и ноги намертво прикручены к каркасу кровати, кровоточат укусы на груди и плечах… и толчки Вольдемара в глубь желудка – наружу. Слава богу, продолжается это недолго. А затем наступает очередь петь дифирамбы его таланту.
Время от времени я забрасываю пробные шары, проверяя, насколько мое положение отличается от статуса остальных узников. Выходит – не очень. Сцепив зубы, борюсь с отчаянием.
Поднявшись с постели, замечаю, что старухин сынок смотрит на меня. А скорее даже таращится.
Потягиваюсь.
– Мне бы загореть немного, – оглаживая бедра, бормочу я.
– Так лучше.
Встав с кровати, парень лезет в аквариум за черепашкой.
Скрыв за улыбкой злость, пытаюсь придумать другой повод выманить Вольдемара на прогулку. Главное – выбраться из катакомб, а там убегу. Даже если придется пешком домой идти. Без всяких «если», на волшебника в голубом вертолете я не рассчитываю. Придется ползти – доползу.
На следующий день, после очередного минутного сеанса любви, я набираюсь смелости и интересуюсь:
– Вольдемар, а зачем мы здесь?
– Давай следующий раз привяжу тебя к столу, – после непродолжительных раздумий предлагает парень.
– Да нет. Зачем вы нас здесь держите?
– Кого нас?
– Пленников, – осторожно произношу я.
– А где нужно держать? – позевывая, вопрошает Вольдемар.
– Не знаю… А зачем? Для чего мы вам нужны?
– Тебе не нравится?
– Нет-нет! Что ты! Мне с тобой очень хорошо. Мне никогда не было так хорошо. Ты такой хороший, добрый, талантливый.
– Ты правда так думаешь? – В светло-голубых глазах разгорается огонек интереса.
– Да.
– Я талантливый?
– Конечно, Вольдемар. Твои картины такие же красивые и… и гениальные… как те, что висят в Третьяковке. Когда-нибудь на «Сотбис» их будут продавать за сотни тысяч долларов, да даже за миллионы долларов! – восклицаю, широко разведя руки.
