Майкл Кокс - Зеркало времени

Меня охватывает паника. Я должна выбраться отсюда — но как это сделать, не выдав своего присутствия?

Словно во сне, я смотрю, как высокая прямая фигура миледи пересекает вестибюль и выходит на туманный свет дня. Потом она поворачивается и с гулким лязгом закрывает металлическую дверь. Мгновение спустя я слышу скрежет ключа в замке.

С выпрыгивающим из груди сердцем я подбегаю к двери и приникаю глазом к замочной скважине.

Миледи стоит спиной ко мне на тропе, сразу за портиком с колоннами. Издалека доносится приглушенный туманом колокольный звон: куранты церкви Святого Михаила и Всех Ангелов отбивают одиннадцать. С последним ударом я слышу стук возвращающегося экипажа.

Сквозь замочную скважину я вижу, как возница помогает леди Тансор сесть в карету. У меня не остается выбора.

Я начинаю колотить в дверь кулаками и истошно кричать о помощи, но когда я останавливаюсь, снаружи не доносится ни звука. Я снова приникаю глазом к скважине.

Карета укатила прочь.

Я сажусь на холодный пол, спиной к двери, ошеломленно размышляя о своей участи. Я снова и снова невольно задаюсь вопросом, каково это — медленно умирать, минута за минутой, час за часом, день за днем, как, похоже, суждено умереть мне. Поначалу я уверена, что меня скоро хватятся и пошлют людей на мои поиски, но время идет, и надежда постепенно тает. Даже если меня уже разыскивают, кому придет в голову заглянуть в мавзолей? А если сюда явятся слишком поздно, что обнаружат здесь? Жутко оскаленное иссохшее существо, из которого алчная Смерть выпила все жизненные соки.

Тщетно пытаясь отвлечься от ужасных мыслей, я решаю сделать несколько записей касательно своего окружения — насколько получится при столь слабом освещении.

Сперва я заношу в блокнот имена обитателей всех гробниц в центральном зале; последним в списке значится Джулиус Верней Дюпор, двадцать пятый барон Тансор, двоюродный дядя миледи, передавший ей в наследство титул и состояние, — человек, некогда обладавший несметным богатством и огромным политическим влиянием, а ныне превратившийся в иссохший труп, в какой скоро превращусь и я, если никто не придет на помощь.

Затем я перехожу в смежное помещение и останавливаюсь перед погребальной нишей с прахом Феба Даунта, чтобы переписать в блокнот выбитые на плите слова:

Здесь покоится

Феб Рейнсфорд Даунт,

ПОЭТ И ПИСАТЕЛЬ,

любимый сын преподобного Ахилла Б. Даунта,

пастора Эвенвудского прихода.

Родился в 1820 г.

Жестоко убит 11 декабря 1854 г.,

на тридцать пятом году от рождения.

Ибо Смерть есть смысл ночи,Вечная тьма,Поглощающая все жизни,Гасящая все надежды.

Надпись на соседней погребальной нише, напротив, совсем короткая, но тотчас привлекает мое внимание:

Лаура Роуз Дюпор

1796–1824

Sursum Corda

Так значит, здесь покоятся бренные останки первой жены лорда Тансора, бесподобной красавицы, чей портрет, висящий в переднем холле усадьбы, пленил мое воображение с первого взгляда и впоследствии продолжал оказывать на меня сильнейшее магнетическое действие. Когда я стояла перед ним, порой мне казалось, будто я вижу себя саму в какой-то прошлой жизни, а порой я вдруг исполнялась странной уверенности, что знала эту женщину — знала живую, во плоти и крови, хотя воспоминания о ней были смутными, расплывчатыми, как о чем-то, оставшемся в далеком прошлом. Разумеется, такого быть не могло, ибо она упокоилась здесь за тридцать с лишним лет до моего рождения; и все же, глядя на ее прекрасное лицо, я всякий раз испытывала острое чувство родства, совершенно необъяснимое, которое влекло меня к портрету снова и снова. Теперь она тоже, как и ее муж, обратилась в кости и прах.

Нет, все без толку. Мне никак не отделаться от тягостных мыслей, неизбежно приходящих на ум при созерцании подобных памятников бренности человеческой. Захлопнув блокнот, я возвращаюсь к двери мавзолея и бессильно опускаюсь на пол, снова объятая диким страхом. Не в силах сдержаться, я начинаю плакать и плачу, плачу, покуда у меня не иссякают слезы.

Сколько времени прошло с тех пор, как миледи вернулась в усадьбу? Час? Даже больше, наверное. Я опоздаю к двум пополудни, когда она велела явиться к ней, потом пройдет еще час, и еще один. Станет смеркаться, и мавзолей, где и сейчас мало света, погрузится в кромешную тьму. Вот тогда-то начнется настоящий ужас.

Должно быть, я заснула, но сколько времени проспала — не знаю. Вздрогнув, я просыпаюсь от резкого звука, раздавшегося всего в нескольких дюймах над моей головой.

В первый момент я решаю, что это мне приснилось, но потом звук повторяется. Скрежет ключа в замочной скважине.

Я вскакиваю на ноги и поворачиваюсь к двери, но она не открывается. Я замираю в нерешительности: вдруг то миледи вернулась? Лихорадочно соображаю, не укрыться ли мне в тени в глубине вестибюля, чтобы потом попробовать незаметно выскользнуть прочь. Но никто так и не входит.

Я протягиваю вперед руку и осторожно отворяю дверь.

За ней никого. На лужайке ни души, на дороге — тоже.

Дикий голубь, испуганный моим внезапным появлением, срывается с головы каменного ангела и улетает в лесные сумерки, шумно хлопая крыльями, но в остальном вокруг тишина. Я выхожу наружу, потом поворачиваюсь и смотрю на дверь.

Ключ исчез, а вместе с ним и мой неизвестный спаситель.

14

ПОДАРОК ОТ МИСТЕРА ТОРНХАУ

I

Я принимаю извинения

С бешено колотящимся сердцем я неслась во весь дух по изрезанной колеями дороге, опоясывающей парк, — вне себя от счастья, что избежала ужасной участи, но в крайней тревоге, что давно опоздала к назначенному миледи часу.

Я почти ожидала нагнать своего спасителя, но добежала до Южных ворот, так никого и не увидев по пути; подъездная аллея, вьющаяся по склону Горки, тоже была пустынна.

Достигнув Парадного двора, я, разгоряченная и запыхавшаяся, взглянула на часовенные часы. Без десяти два. Я не опоздаю к назначенному миледи времени.

— Чем вы занимались нынче утром, Алиса? — спросила она при моем появлении, беря со столика книгу Феба Даунта «Эпиметей»,{5} ставшую у нее особо любимой в последние дни.

— Я провела утро за чтением, миледи.

— И что же вы читали?

— Мистера Уилки Коллинза, «Без имени», миледи.

Она кисло поморщилась и заявила в самой своей напыщенной манере:

— Я не знакома с сочинениями мистера Коллинза… Мне кажется странным, Алиса, — продолжала она, — что вы не проводите время с большей пользой для себя. Ведь вы наверняка не читали великого множества книг, дающих гораздо больше пищи уму и сердцу, чем подобные пошлые сочинения. Уверена, ваш мистер Торнхау согласился бы со мной.

Мне страшно хотелось отпарировать, что иная проза дает уму и сердцу ничуть не меньше, чем поэзия, и что мой учитель очень любит мистера Коллинза и подобную литературу, но я благоразумно воздержалась.

— Кстати, вы спросили мистера Торнхау, не желает ли он навестить вас здесь? — осведомилась она.

Разумеется, я ответила утвердительно, но сказала, что он сейчас отсутствует в Париже в связи со своими научными разысканиями.

— Ах да, научные разыскания, — промолвила госпожа. — Очень жаль, однако. Я уже нахожу вашего мистера Торнхау человеком положительно очаровательным и в своем роде загадочным, хотя мне еще только предстоит с ним познакомиться. Ну не странно ли? Итак — начнем?

Она вручила мне книгу.

— Погодите-ка…

Миледи, нахмурившись, смотрела на подол моей юбки.

— Что это? Паутина?

Я опустила глаза и с легким испугом увидела, что подол и впрямь изукрашен серыми нитями пыльной паутины, налипшими во время моего краткосрочного заключения в мавзолее.

— Полагаю — да, миледи.

— Но откуда она?

Я напрягла ум, лихорадочно соображая.

— Я завела обыкновение исследовать усадьбу по утрам, прежде чем прихожу к вам, миледи, — сказала я. — Надеюсь, вы ничего не имеете против. История — еще одна моя страсть, а здесь так много всего интересного. Сегодня с утра пораньше я спускалась в подвал часовни, там очень пыльно и темно, а я не прихватила с собой фонарь. Видимо, там я и испачкала платье. Прошу прощения, миледи, что я не заметила этого раньше.

— А что еще у вас на подоле — не грязь ли? И на туфлях тоже.

— Извините, миледи. Я сейчас гуляла в розовом саду. Мне следовало быть внимательнее.

— Ладно, неважно. Несомненно, вы были слишком поглощены мистером Коллинзом, чтобы обращать внимание на состояние вашего платья и обуви. Вам достаточно светло там? Хорошо. Мне хотелось бы послушать «Песнь пленных израильтян» и последующий цикл сонетов.