Анри Лёвенбрюк - Соборы пустоты
— Мы слишком поспешно покинули комплекс, Эрик. С тем, что мы захватили, нам долго не продержаться. Нам больше нечего есть и пить.
— Придется как-то выкручиваться. Найти еду. Только не надо падать духом, Каролина. Здесь повсюду растут плоды.
— Найти еду? Ты что, вообразил, что это телеигра? — Она не сдержала раздражение. — Да как можно хоть что-то найти в этих чертовых джунглях? Ты разве умеешь распознавать съедобное?
— Нет. Не умею. Но если мы будем выходить из себя, станет только хуже.
Взглянув на растерянное лицо мужа, Каролина прошептала:
— Извини. Я… Я измучена и срываюсь по пустякам.
— Отдыхай. А я пойду пройдусь, может, что-то найду.
— Эрик… Я боюсь, что ты заблудишься. Здесь все одинаковое. Эти джунгли — настоящий лабиринт.
— Я не стану далеко уходить и буду делать зарубки, договорились?
Она медленно кивнула. По правде сказать, она слишком устала, чтобы спорить.
Эрик достал перочинный нож, который они захватили с собой, и отправился в путь.
Через каждые десять метров он вырезал на деревьях большие кресты. Так или иначе, он не собирался заходить слишком далеко. Как ни старался он выглядеть уверенным в глазах жены, на самом деле его терзала тревога.
Он продвигался с величайшей осторожностью, внимательно осматриваясь. Съедобные растения чаще встречаются на лужайках или на берегах, в чаще леса найти их почти невозможно.
Как справедливо заметила Каролина, он не слишком-то разбирался, что съедобно, а что нет. Чтобы не слишком рисковать, он решил не собирать семена, корни или клубни, хотя и знал, что в некоторых из них много крахмала. Надеялся, что ему попадутся кокосовые орехи, бананы или любые цитрусовые, которые он сумеет распознать.
Так он больше получаса кружил в окрестностях их лагеря, но ему встречались лишь незнакомые плоды. Его терзала мысль, что из-за своего невежества он, возможно, проходит мимо вполне годных в пищу растений. Но лучше голодать, чем умереть от отравления.
Вдруг, когда он уже собирался вернуться, на одном из деревьев послышался звук. Чей-то резкий крик. Подняв глаза, он разглядел маленькое животное, сидевшее высоко в ветвях. Это оказалась пугливая молодая обезьяна с рыжей шерстью, чей хвост дугой изгибался в воздухе. Судя по тому, как подергивалась черная сморщенная мордочка, зверек ни на миг не терял бдительности.
Эрик приблизился, чтобы рассмотреть обезьяну. Она его заметила, но на такой высоте, похоже, не чувствовала себя в опасности. Немного посидев на своей ветке, обезьяна перепрыгнула на соседнее дерево. С невероятной скоростью она взобралась по тонкому голому стволу и остановилась на самой вершине рядом с гроздью каких-то плодов, прикрытых листвой.
Инженер смотрел, как обезьянка срывает зеленый грушевидный плод и жадно в него вгрызается. На губах у него появилась улыбка.
Спасибо, малышка… Надо думать, то, что подходит тебе, подходит и мне.
Но его энтузиазм поутих, как только он сообразил, на какой высоте находится еда…
Он вовсе не был уверен, что сумеет забраться так высоко. Вот уже много лет он не лазил по деревьям и сомневался, что в его возрасте может повторить детские подвиги. Не закружится ли у него голова задолго до вершины? Эрик никогда особенно не любил высоту.
Но проверить это можно, только попытавшись.
Он подошел к дереву, вытер руки о штаны, с ужасом прикинул расстояние, потом, собравшись с духом и силами, вцепился в ствол, чтобы попытаться взобраться наверх.
Пришлось несколько раз повторить попытку, прежде чем к нему вернулись давно позабытые навыки. С третьей попытки ему удалось принять самое подходящее положение. Обретя былые рефлексы, он начал преодолевать метр за метром. Шершавая кора обдирала ему икры. Но он этого почти не замечал. В голове засела одна мысль: добраться до вершины. И желание сделать Каролине приятный сюрприз пересилило боль. Он продолжал ползти, каждый раз сильнее подтягиваясь на руках, чтобы приблизиться к фруктам. Когда он преодолел половину пути, испуганная обезьянка сорвалась с места и исчезла в листве. Эрик на мгновение замер, пытаясь перенести большую часть веса с рук на ноги. Но мускулы напрягались все сильнее и сильнее, а страх перед падением только мешал. Торопясь покончить с этим, он снова полез наверх.
Последние метры оказались самыми трудными. Ему пришлось преодолеть боль и совершить нечеловеческие усилия, чтобы наконец подобраться к фруктам.
Задыхаясь, инженер протянул руку как можно дальше. Дрожащие пальцы вцепились в плоды, но ноги заскользили, и он опустился на несколько сантиметров, так ничего и не сорвав. Он поднялся снова, вытянул руку и на этот раз сорвал целую гроздь. Едва не потеряв равновесие, он тут же выпустил добычу и снова вцепился в ствол. Плоды с глухим стуком свалились к подножию дерева. Он попытался определить место падения, и тут у него вдруг закружилась голова, тошнота подступила к горлу, словно его выворачивало наизнанку. Он закрыл глаза и крепко вцепился в кору.
Спуститься. Спуститься скорее. Преодолеть пустоту. Медленно, понемногу Эрик ослаблял хватку. Пальцы скользили по дереву. Он цеплялся ногами за выступы, потом позволял себе сползти еще чуть-чуть.
Внезапно он потерял контроль над спуском. Порезав правую руку об обломившуюся ветку, от боли он разнял руки.
Все произошло так быстро, что он не успел среагировать. Тело мгновенно сорвалось в пустоту. Лес завертелся у него перед глазами. Он услышал собственный испуганный и удивленный крик. Потом с силой ударился о землю тремя или четырьмя метрами ниже, и все вокруг потухло.
61
— Забавно, что ты это читаешь…
Слегка удивленная, Мари резко подняла голову. Увлеченная чтением, она не заметила, как Маккензи вошел на переполненную террасу «Сансер». Она положила карманное издание «Сговора остолопов» на высокий стол рядом с недопитым бокалом «Irish Coffe».[60]
— Почему?
— Я сам это прочел несколько дней назад по совету Бене, здешней официантки.
На лице актрисы появилась улыбка.
— Она хорошенькая. Твой очередной трофей?
— Нет. Просто официантка. Почему все уверены, что я не пропускаю ни одной официантки?
— Может, потому, что ты вечно торчишь в барах?
— Может. Но мы с ней просто друзья.
— Понимаю. Похоже, она забавная.
— Так и есть.
— Ну так где мы сегодня ночуем?
— В гостинице.
Актриса прыснула.
— И стоило так напрягаться из-за пустяков? Знаешь, Ари, если ты хотел отвезти меня в гостиницу, так бы и сказал с самого начала, и незачем было куда-то сваливать на два часа.
— Я надеялся придумать что-нибудь получше. Только не обольщайтесь, мадемуазель, мы спим в разных номерах.
— Это я-то обольщаюсь? На себя посмотри… С чего ты взял, что из нас двоих именно мне не терпится затащить тебя в постель?
— Это бросается в глаза.
— Ого! Да неужели? — Она притворилась оскорбленной.
— Хочешь, я тебя процитирую? По памяти: «Мари запала на легавого. Это опасно, доктор?»
— Ага… Только вот что-то мне вдруг внезапно перехотелось. Слишком самоуверенный тип способен отбить у меня всякое желание.
— Очень кстати. — Ари расплылся в улыбке. — Потому что ничего не выгорит.
— Вот и отлично.
— Ладно. Может, теперь поедем?
— Может, сперва ты позволишь мне допить коктейль?
Аналитик приподнял брови, помахал Бенедикт и сел рядом с актрисой.
Официантка подошла к их столику с пустым подносом в руках.
— По вашей книге я могла бы и догадаться, что вы подруга Маккензи. — Она улыбнулась Мари. — Вы бы сразу так и сказали.
— Зачем? По-вашему, мне есть чем гордиться? — усмехнулась молодая женщина.
— Да нет. Но из сострадания я бы добавила побольше виски в ваш коктейль.
— Вы обе страшно остроумные, — вмешался Ари. — Честно-честно. Я был бы рад слушать вас часами, но, может быть, мне тоже дадут виски?
Бенедикт с видом заботливой мамочки потрепала его по щеке:
— Конечно-конечно, Ари. Сами знаете, я ни в чем не могу вам отказать.
Она очаровательно ему подмигнула и направилась к бару.
— Значит, просто друзья, да? — подколола его Мари.
— Подумай только, этот тип покончил с собой, потому что думал, что его книга никому не интересна.
— Прости?
— Джон Кеннеди Тул. Автор книги, которую ты читаешь…
— Ах да. Кажется, мне что-то такое попадалось.
— Потрясающая история, правда?
— То, что писатель покончил с собой? Ты имеешь в виду, ужасная?
— Для него — конечно… Ну а для литературы! Человек посылает свой роман издателю, тот его возвращает, говоря, что книга никуда не годится. И бедняга кончает с собой. Спустя одиннадцать лет его мать наконец добивается посмертной публикации романа, и он получает Пулитцеровскую премию. Разве не красивая история?
