Джонатан Рабб - Заговор
Путь наверх проходил взаперти, над головой скрежетал кабель. Кабинка, качнувшись, остановилась, конвойный сдвинул застекленную дверь и вывел Сару на покрытую гравием дорожку. Дом, находившийся в тридцати футах от края утеса, молчаливо взирал, как она шла по узкой полоске, которая, нигде не начавшись, похоже, и не собиралась нигде заканчиваться, вполне довольствуясь незамысловатой замкнутостью. Когда фасад дома скрылся из глаз, слева показался просторный застекленный балкон, рукотворный выступ, уходящий за край утеса.
Там между двумя колоннами одиноко стоял мужчина — узкие плечи застыли, взгляд устремлен в безмятежное море. Услышав шаги, он обернулся. Судя по выражению его глаз, человек он был сдержанный. Об этом же говорила и неестественная скованность его движений, когда он шел навстречу. Далеко не таким представляла Сара Антона Вотапека.
— Добрый вечер, мисс Картер, — сказал он, указывая жилистой рукой на два цветастых кресла из толстого пластика, стоявшие по обе стороны небольшого металлического столика. Сара заметила приготовленные графин и два стакана. — Присаживайтесь, пожалуйста.
Сара, кивнув, направилась к креслам. «Картер, — подумала она. — Он, должно быть, держал телефон на прослушке, когда я звонила Элисон». Появился еще один человек, придвинул ей кресло и, когда она села, удалился в затененный угол. Вотапек продолжал стоять, явно чувствуя себя неловко при этих приготовлениях к знакомству. Костюм и галстук, пусть и неуместные в здешних тропиках, идеально подходили к его легкой фигуре, с которой плохо вязались бы рубашки-поло и бермуды.
— Надеюсь, путешествие вас не утомило? — спросил он.
— Нет.
— Немного неожиданно, как мне представляется.
— Разве что место прибытия. — Сара устроилась в кресле поудобнее. — Нам необходимо было встретиться. А где и как — не столь уж важно.
Он внимательно посмотрел на нее: не рассчитывал на такую откровенность.
— Понимаю. — Сел, налил себе в стакан лимонада. — Не хотите ли?
— Мне на сегодня уже хватит, — ответила она.
— Да-да, конечно. — Вотапек поставил графин на стол и откинулся на спинку кресла, с удовольствием отдаваясь созерцанию облаков. — Элисон очень любит лимонад. Мой немного слаще.
— Уверена, не затем вы доставили меня в такую даль…
— Это правда, — перебил он, слегка запинаясь, но как-то обыденно. — Я вас сюда доставил потому… меня немного обеспокоил ваш визит к мисс Крох.
— Немного?! — воскликнула Сара. — Столько всяких хлопот… и ради того лишь, что вас немного обеспокоило?
— Возможно, — ответил он, оправляя пиджак. — Возможно, и побольше.
— Мне припоминается, вы были гораздо сильнее, нежели просто немного, обеспокоены, когда мы впервые столкнулись в Нью-Йорке. Слов нет, тут куда приятнее, однако я уверена, песня у вас все та же.
Вотапек повернулся к ней, удивленно выгнув бровь:
— Простите?
— Ваше первое предупреждение, — напомнила она. — В проулке. Надеюсь, те двое уже поправились.
Он все еще недоуменно смотрел на нее:
— Мисс Картер, я удивлен.
Сара взглянула на него: у Вотапека был вид человека, действительно сбитого с толку.
— И полагаю, вы в таком же неведении относительно того, что случилось во Флоренции?
Выражение лица у него не изменилось.
— Флоренция?.. И что это должно означать?
Сара снова выдержала паузу.
— Вы в самом деле понятия не имеете, о чем я говорю?
Вотапек несколько раз моргнул.
— Ни малейшего. — И поднес стакан к губам.
Сара следила за его движениями: по-прежнему скованные, но не более, чем раньше. Она давным-давно научилась замечать малейшие признаки обмана: едва уловимый сдвиг в движении глаз, в подборе слов, даже в наклоне тела. Но в Вотапеке не заметен ни один из разоблачительных знаков. Выходит, он и правда ничего не знал о двух ее стычках с Эйзенрейхом.
— Мне трудно в это поверить, — произнесла она, неожиданно куда более осторожно.
— Во что вы верите, меня не касается. Равно как и ваша личная жизнь.
— Значит, вы привезли меня сюда…
— Я уже сказал, зачем вас сюда доставил, — вновь перебил он. Взгляд, устремленный на нее, стал еще пристальнее, в голосе зазвучало нетерпение: — Меня интересует мисс Крох. Я опять спрошу: как вы ее разыскали?
Сара пыталась постичь смысл сказанного в последние три минуты. Флоренция, Пескаторе, Нью-Йорк… Все это ему ни о чем не говорит? Может, он…
Из петли долой. Фраза всплыла в сознании: посыл подсознательных девяноста семи в помощь для наведения порядка в вопросах, застревающих в мозгу. Из петли долой. В какой-то прошлой жизни вот так же говорила она себе, чтобы устраниться, сохранить свободу духа, отрешенного от всяческих структур и систем. Амман. Агент в безопасности, только когда обособлен. Для Вотапека, впрочем, это лишено смысла. Он — важная деталь в структуре Эйзенрейха. Вычленение из нее только собьет его с цели, отсутствие связи только превратит в объект нападения. Как же получилось, что он остался в неведении о дикой свалке, какой сделалась прошедшая неделя ее жизни? Как?
Человек в темном углу шевельнулся, Сара уловила движение: расправил плечи. У него сильный торс, мощная шея, хотя голова, похоже, маловата для такой крупной фигуры. До странности невозмутимый, он стоял в сторонке, не обращая внимания на игру в кошки-мышки, которая велась у него на глазах. Идеальный послушник, подумала она. Идеальное орудие.
Сара снова перевела взгляд на хозяина, тянувшегося губами к стакану. И тут инстинкт и факт, объединившись, дали ей ошеломляющий ответ: Вотапек ничем не отличается от человека в темном углу. В этот миг Сара разглядела мир Эйзенрейха, каким он был, каким ему надлежало быть: задуманным так, что каждый человек обособлен и тем защищен. Тиг, Седжвик и Вотапек. Каждый из них сам по себе, каждый из них в неведении. Вотапек не знал про Нью-Йорк или Флоренцию, потому что ему не положено знать. Этим заправлял кто-то другой.
Вот она, слабина, какой можно воспользоваться.
— Тут вам придется быть немного точнее, — произнесла она куда более беззаботно, чем минуту назад.
* * *Ферик приканчивал уже третий пакетик крендельков, на откидном столике перед ним стояла банка пива, пальцы сердито терзали беззащитный целлофановый пакет.
— Остальное немного сложнее, — сказал Ксандр, отправляя в рот кусочек сыра.
— Значит, упрощайте. — Ферик послюнил пальцы и собрал крошки со столика. — Любой способен усложнить что угодно, доктор. Признак истинного гения в том, чтобы представлять сложное простым. — Он сделал глоток.
— Не исключаю. Только я никакой…
— Признак гения, — прибавил Ферик, — а не гений как таковой.
Ксандр улыбнулся. Через шесть минут он, очень постаравшись, обобщил:
— Теория умная. Монах не занимается шайкой политических заговорщиков, он говорит о массовой манипуляции тремя определяющими сферами внутри государства: политической, экономической и общественной. Учитывая, насколько верно понимает он структуру государства, все выходит далеко за рамки обычного обмана.
— Сферами? Не улавливаю.
— Монах по-новому осмысливает то, как складываются государства, — пояснил Ксандр. — В шестнадцатом веке государство рассматривалось с точки зрения его политической роли. Эйзенрейх расширяет это представление и включает в него на равных основаниях две другие сферы. Эта идея на самом деле не получала развития еще три сотни лет. Но даже тогда, то есть в наше время, идея управления сферами большинству людей недоступна. Открытие Эйзенрейха в том, что он осознает: чтобы управлять государством, его руководству следует управлять каждой из сфер обособленно. Один человек на одну сферу. И к понятию «обособленно» монах относится очень серьезно. Управителей, по сути, не заботит происходящее в других сферах. Теоретически они пребывают в блаженном неведении друг о друге.
— Но это только вызовет путаницу, — заметил Ферик.
— Вот оно-то и делает теорию такой умной, — улыбнулся Ксандр.
Новый Орлеан. 4 марта, 11.35
Отталкиваясь от подводного пилястра, юный боец Эйзенрейха (снаряжение аквалангиста пришло на смену комбинезону, в котором он чуть больше недели назад щеголял в аэропорту Даллеса) проплыл к дальней оконечности пирса и приладил взрывчатку к плоской балке. Так же как и к тридцати восьми другим упаковкам, размещенным по всему подбрюшью промышленного причала, он приладил сбоку маленький черный коробок: загорелся зеленый огонек, потом желтый. Секунду спустя детонатор у него на поясе замигал красным. Контакт обеспечен, частота установлена. Он посмотрел на показатель запаса воздуха: шестнадцать минут. Полно времени, чтобы установить оставшиеся четыре устройства и настроить их частоты. Пловец развернулся и нырнул в глубину, взяв курс на следующий пирс.
