Арсен Ревазов - Одиночество-12
– Здравствуйте, – сказал ему я.
– Здравствуйте, – сказал он. – Не беспокойтесь! Не вы первый, не вы последний.
Потом он пристегнул меня к креслу специальными ремнями. Руки, ноги и туловище. Я почувствовал себя бабочкой из коллекции Набокова.
– Зачем это? Могут быть судороги?
– Таков порядок. Обычно никаких судорог не бывает.
– А что мне введут? Калипсол?
– Нет. Гораздо более серьезную смесь. Экстракт южноамериканских трав. Не волнуйтесь. Мы все прошли через это.
Я потрогал языком Звездочку. Может, не дожидаясь судорог проглотить ее, пока не поздно? А с другой стороны, откуда я знаю насколько мне отобьет сознание и вообще… Я решил не глотать. Через несколько секунд я увидел иглу приближающуюся к моей вене. Игла надпорола ее и всосала пробу крови. Кровь красным облачком ворвалась в шприц, а затем быстро растворилась в нем. Еще через секунду свет в комнате погас, и у меня начался полет.
* * *Я поднялся сквозь стометровую глубину, на которой беседовал с ФФ, физически чувствуя легкое сопротивление почвы и вылетел наверх как пробка из бутылки шампанского. Оглядевшись, я понял, что нахожусь над Москвой. Город был темно песочного цвета. Я облетел какой-то из сталинских небоскребов. Не то МИД, не то Университет. У меня появилось ощущение, что я включил коричневый прожектор, вмонтированный в мой лоб, и теперь освещаю им те места, которые хочу увидеть. Я понял, что я могу управлять полетом еле заметными движениями бровей. Мне захотелось подняться выше и практически мгновенно очутился над ночной Землей. Она выглядела такой же песчано-коричневой.
Вокруг нее я заметил волновые потоки, напоминающие по форме трубопроводы с мягкими аморфными стенками. Они были разного цвета – от бледно розового до бледно голубого. Стенки пульсировали, и я понимал что это некий коммуникационный канал, к которому я также могу присоединиться.
Я понял, что над Землей мне больше делать нечего и влился в одну из этих труб. Через мгновение я оказался на странной церемонии. Несомненно, я был ее центром, но от меня не требовалось никаких действий: только улыбаться еле заметным движением губ и иногда кланяться таким же еле заметным поклоном. При этом я находился в довольно нецеремониальной позе: я сидел на полу, откинувшись спиной на стену. Судя по всему, все это происходило под Землей. Точнее, в Земле.
Обстановка вокруг немного напоминала буддистский храм своей медной прочностью и какой-то твердолобостью. Впрочем разглядеть все внимательно я не мог, потому что было темно. Обряд длился довольно долго. Из него я понял, что умер, но это не страшно. Я уже научился понимать этот странный язык, напоминавший булькающие соловьиные трели, больше того, я уже мог на нем говорить. Потом я стал снова путешествовать по этим зыбким голубовато-розовым трубам с кем-то о чем-то общаясь.
Затем я вдруг оказался в месте из которого управлялась Вселенная. Я видел большие медные экраны на которых, как на дисплеях, были видны результаты отдачи команд. Сами команды отдавались трелями. Я понял, что управляет Вселенной некая высшая сила, которая не является антропоморфной. Как она выглядит вообще сказать очень трудно. Самым правильным будет ответ «никак». Если это можно себе представить. За результатами управления следили специально обученные люди точнее, фигуры отчасти напоминающие людей.
На этом, судя по всему, экскурсия была окончена и попав в очередную трубу, и немного проплыв в ней, я очутился в том же месте, откуда стартовал: в операционном кресле.
Из трипа я вынес три вещи:
– Параллельный мир, чтобы мы под этим не подразумевали, есть и хаты чувствуют себя в нем как дома. Это тот самый мир, куда попадают наши души после нашей физической смерти. Этот параллельный мир безусловно может оказывать влияние на наш.
– Смерти в высшем смысле этого слова нет. Что-то в нас, какая-то мета-энергия, имеющая при этом наши параметры нашей личности, с симпатиями и антипатиями, с памятью о прошлом и с ситуативной оценкой настоящего остается вечным. Или по крайней мере переживает наше тело на неопределенно долгий срок.
– Бог или, по крайней мере, некая высшая сила, наделенная сознанием и неограниченной властью влиять на оба этих мира действительно существует.
Я лежал в кресле и пытался прийти в себя. Неожиданно я наткнулся языком на Звездочку. Это меня ни порадовало, ни удивило. Я вообще чувствовал, что лишился большей части эмоциональной гаммы. Особенно переживаний в измерении хорошо-плохо и добро-зло. Чувство удивления, например, у меня осталось. В кабинете зажегся неяркий свет. Я увидел голову врача.
– Как вы себя чувствуете?
– Кажется, – губы у меня слипались, – кажется я изменился.
– Вот и славно. А теперь вам нужно отдыхать. Я сделаю вам укол сильного снотворного. Проснетесь уже другим человеком.
* * *Я проснулся в обычной больничной палате. Точнее в обычной больничной палате без окон. Полежал какое-то время, осматриваясь. Потом увидел на тумбочке красную кнопку и нажал ее.
Пришел все тот же врач.
– Как вы себя чувствуете?
– Нормально. Немного заторможенно. Что делать дальше?
– Сейчас будет завтрак. Потом одевайтесь. Здесь лежит ваша новая одежда.
Он кивнул на сверток, запечатанный в плотную бумагу.
– После завтрака мы вас осмотрим, и если все в порядке, то у коллегии Биологических воздействий дел к вам не будет. Мы передадим вас в коллегию Новых братьев.
– Да, – сказал я. – Новые братья.
Я раскрыл сверток и переоделся в черные джинсы и черный же свитер. После завтрака (творог, вареное яйцо, чай) ко мне в палату пришел ФФ.
– Брат Иосиф! Я поздравляю вас. Вы прошли третью степень посвящения в Братство. Отныне вам не следует беспокоиться ни о собственной безопасности, ни о собственном доходе, ни о каких бы то ни было проблемах. Братство обеспечит вас всем.
– Спасибо.
– Вы обязаны безукоризненно следовать инструкциям. У вас наступил инициальный период. Он длится от шести месяцев до двух лет. На это время вы отправляетесь в одно удаленное место. Наши люди проводят вас. Там вы также будете находиться под наблюдением. Вам запрещены какие бы то ни было контакты с внешним миром. От того, будет ли ваше поведение сообразно с нашими принципами, зависит как ваша судьба в Братстве, так и ваша жизнь.
Я слушал не перебивая. Голова была еще очень мутная как после снотворного. Настроение подавленное. Хотелось, раз полет прерван, хотя бы плыть. Наконец, я осознал самое главное.
– Брат Федор? От полугода до двух лет?
– Ко мне, как к старшему по иерархии следует обращаться «отец». Мы вчера вложили вам в психику слишком многое, что предстоит осознать. Это занимает время. Вам нужно забыть ваши старые связи. Больше того. Сам факт их потери должен быть забыт вами. У вас должны поменяться приоритеты и ценности. Вы должны осознать всю меру ответственности перед Братством и Землей, которую вы на себя взяли.
Я понял, что сломался.
– Что я должен делать в этом месте?
– Ничего особенного. У вас в голове должно окончательно уложиться то, что вы узнали.
– Отец Федор, я могу общаться с членами Братства там? Я очень боюсь остаться совсем один…
– Нет. Вы не будете знать, кто они такие.
– Что будут думать мои близкие? Моя мама?
– Что ваш следователь находится под влиянием родственников Старикова, поэтому тянет время с передачей дела в суд. Что вы настолько подавлены своим поступком, что не хотите переписываться с ними и, тем более, видеть их на свидании.
– Я понимаю, отец Федор. Если это необходимо, я согласен. Хотя мама…
– Первое время вам будет тяжело. Потом это пройдет.
– Можно еще вопрос, отец Федор? Маша имеет отношение ко всей этой истории? А то…
– Мария Васильчикова не может вступить в Братство. Вам запрещено общение с ней под страхом передачи вашего дела в Ликвидационную коллегию.
– На инициальный период?
– Навсегда.
– Боже мой… Почему?
– Для этого есть серьезные причины.
– Маша наверняка узнает, что меня выпустили из тюрьмы. Есть же тюремная почта…
Я был в очень плохом состоянии и чуть не сдал Кобу.
– … Отец Федор, пожалуйста…
– Это будет проблемой Марии Васильчиковой.
Я опустил голову. Шоу кончилось.
Глава 16
Привет, дорогая Машка!
Я понятия не имею, как и когда я смогу отправить тебе это письмо. Но раз ты его читаешь, значит, я что-то придумал.
Давно я не писал настоящих писем. Рукой по бумаге. Надеюсь, что ты разберешь почерк. А то я сам на него смотрю и удивляюсь.
Сегодня 25 июля. Ты, конечно, уже получила весточку от Кобы. Воображаю себе, как ты волнуешься, не понимая куда я делся.
А делся я в монастырь. М… м… в мужской:)) Спасо-Печорский. Это на самом краю света, километрах в трехстах пятидесяти к северо-востоку от Архангельска. В географическом, а может, и в литературном смысле я между Онегой и Печорой. К северу от меня находится Северный Ледовитый океан, а к югу – все остальное.
