Ральф Макинерни - Реликвия Времени
— Вы выглядите превосходно. Однако вас могут попросить предъявить паспорт — вдруг вы еще несовершеннолетняя.
Он помог ей встать, задержав ее руку чуть дольше необходимого, после чего они вышли и направились к его машине. Катерине казалось, она отправляется на свидание, оставляя папу спать наверху.
* * *Мотель назывался «Тореадор», и бар был оформлен по мотивам корриды. Они заказали коктейли. Слизывая соль с края стакана, Катерина увидела, что Нил наблюдает за ней. Он поднял свой стакан в приветствии:
— Оле!
— Я была знакома с его сестрой Тиной.
Они рассмеялись. Пригубив коктейль, Катерина рассказала о памятнике Оле Буллу[67] в парке над водопадом на Миннехахе.
— Он был тореадором?
— Скрипачом. Кажется, норвежцем по национальности. Миннеаполис очень скандинавский город.
Она рассказала о многочисленной шведской общине. И о том, как однажды город посетил наследный принц Гаральд.
— А вы где выросли?
— Кто сказал, что я вырос?
Это действительно было свидание. К Катерине снова вернулось умение непринужденно болтать ни о чем, оставшееся со времен сексуально активной жизни, та живость, неизменно приходившая тогда, когда она знакомилась с новым мужчиной, гадая, что будет дальше, но в то же время уверенная в том, что на самом деле все зависит от нее. Естественно, сейчас об этом не могло быть и речи, ведь так? Однако после третьего коктейля это уже казалось неизбежным. Не хочет ли она посмотреть его номер? Бросив на Нила долгий задумчивый взгляд, Катерина поднялась из-за стола.
— А ты сможешь показать мне католическое рукопожатие.
Раздеваясь и ложась в постель, она думала о Ллойде Кайзере, а не о Джейсоне.
VII
«Я рано ложусь спать»
Полетный план был составлен, самолет заправили горючим. В ожидании команды Смайли и Стелц отправились на стадион смотреть игру «Джайентс». Трэгер взял напрокат маленький грузовичок, и они с Джорджем Уортом несколько раз ходили в часовню, оценивая предстоящую работу. Вроде бы никаких сложностей, если не считать размеров изображения, а также того благоговейного почтения, с каким его нужно было снимать и укладывать в ящик. Дон Ибанес, несмотря на чувства, которые он питал к Богородице — а может быть, как раз именно благодаря им, — теперь торопился как можно скорее возвратить образ в Мехико. Внешне старик почти не выказывал никаких чувств, однако Трэгер чувствовал его напряжение. Сам он был поражен тем, что ему сейчас совершенно случайно предстояло выполнить ту задачу, ради которой его пригласил Ханнан. Из «Эмпедокла» следовали постоянные звонки. Нат следил за ходом приготовлений.
— Трэгер, вы получите за это щедрую премию.
— Как знать? О моем вознаграждении речи еще не шло.
— Скажем так: вы будете счастливы.
Из уст набожного Ханнана странно было слышать слова о том, что деньги могут сделать человека счастливым.
Трэгер решил не ставить Дортмунда в известность относительно своих планов. В предстоящую операцию и так было вовлечено слишком много человек, и это вызывало беспокойство. Однако не было и речи о том, чтобы переправить священный образ в одиночку. Пусть сначала дело будет сделано; тогда можно будет узнать реакцию Дортмунда.
Единственной ложкой дегтя был Нил Адмирари, заявившийся в гости к дону Ибанесу, чтобы посоветоваться с братом Леоне. Они удалились в часовню, и полчаса спустя Адмирари вернулся легким пружинистым шагом.
— Вы ведь католик, Трэгер, не так ли?
— Вы собираете пожертвования?
— В противном случае вы не взялись бы за такую работу.
Естественно, Адмирари не мог знать о предстоящем деле.
Трэгер мысленно пожелал, чтобы журналист поскорее убрался восвояси.
— Я полагал, вы приехали сюда, чтобы встретиться с Катериной Долан.
— Замечательная женщина.
— Как скажете.
— Вы имеете что-нибудь против нее?
— Боже упаси.
Казалось, Адмирари хотел что-то сказать, но затем передумал.
— Она вам помогла? — спросил Трэгер.
— Что вы думаете о Джейсоне Фелпсе?
— Я с ним не знаком.
— Вам никогда не приходило в голову, как у него внешне много общего с доном Ибанесом?
— Нет.
— А вы задумайтесь. Конечно, не близнецы, но очень похожи.
— Усы?
— И рост. А также возраст. — Адмирари помолчал. — Этот Фелпс — странная птица.
— Похоже, Катерине он нравится.
Адмирари отвел взгляд в сторону. Почему он не уезжает? Меньше всего сейчас было нужно, чтобы на месте действия оказался журналист.
Позже, когда Трэгер разговаривал с вернувшимся доном Ибанесом у него в кабинете, ему пришла одна мысль.
— У вас в часовне ведь уже имелась копия образа.
— Конечно.
— Которую вы заменили на оригинал?
— Совершенно верно.
— И что вы с ней сделали?
Дон Ибанес усмехнулся:
— Она у Джейсона Фелпса.
— У Фелпса?
— Но он об этом даже не догадывается. Когда Клара у него работала, я попросил ее спросить у Фелпса разрешение поместить кое-что на хранение к нему в дом.
— Образ.
— Копию, — поправил дон Ибанес. — Очень точную копию.
— Так ведь Фелпс может догадаться, что у него.
— Пенопластовый ящик, подготовленный для переправки реликвии, в точности такой же, как и тот, в котором находится копия. Как только оригинал будет упакован, мы достанем копию и повесим ее на место.
— Кто вам поможет?
— Брат Леоне, хотя у него разорвется сердце при мысли о том, что оригинала здесь больше нет. И Карлос, если он нам понадобится.
— Карлос?
— Садовник. Отец Карлотты.
Карлотта была горничной.
— И Томас.
— О, от Томаса никакой помощи ждать не приходится. У него очень четкие представления относительно того, что должен и что не должен делать личный водитель.
Брат Леоне был старым другом дона Ибанеса, и тот называл его своим «духовным наставником». Трэгер с ним почти не встречался. Монах держался очень замкнуто. Разумеется, он каждый день служил в часовне мессу и иногда обедал в особняке.
— Как и я, он готовится к смерти, — сказал дон Ибанес.
А кто не готовится к смерти? Возможно, не так, как имел в виду дон Ибанес, однако кому удастся полностью изгнать из сознания мысль о том, что он в любую минуту может умереть? В случае Трэгера мысль эта, как правило, сопровождалась различными насильственными методами, способными воплотить ее. Ему не хотелось думать о грустном, от этого не будет никакой пользы, но, просчитывая возвращение оригинала в Мехико, он прекрасно понимал, что тысячи непредвиденных обстоятельств способны расстроить план.
* * *Наступил вечер, а Адмирари упрямо не хотел никуда уезжать.
— Где вы остановились? — спросил Трэгер, хотя он уже знал, что Адмирари снял номер в «Тореадоре».
— Трэгер, почему бы нам с вами не отправиться туда и не выпить чего-нибудь? Вино — это хорошо, но…
— Я рано ложусь спать.
— Этого я и боялся. Посему захватил с собой вот что. — Открыв чемоданчик, он показал бутылку виски: — Ну, что скажете?
— Разве что по стаканчику. Мне бы не хотелось, чтобы вы возвращались на машине к себе в мотель в стельку пьяным.
Трэгер увел журналиста подальше от остальных, на пустынную террасу.
— Теперь нам осталось только раздобыть пару стаканов и воду.
— А лед?
— С каких это пор хороший напиток стали разбавлять льдом?
— Я думал, это вы мне скажете.
— Если бы знал, то сказал бы.
Наполнив стакан наполовину, Адмирари протянул его Трэгеру. Тот вернул стакан:
— Мне только капельку.
— Тогда мне следовало бы захватить односолодовый виски. И все же Адмирари уступил. Теперь стакан, протянутый Трэгеру, был наполнен лишь на треть. Плеснув в свой стакан воды, Адмирари приветственно поднял его:
— За дам.
— Я полагал, мы одни, — сказал Трэгер, прежде чем пригубить виски.
Шумно выдохнув, Адмирари вытянул ноги вперед:
— У вас есть жена?
— Нет.
— И никогда не было?
— Была.
Будь он проклят, если станет говорить с Адмирари о своей жене. До сих пор Винсент иногда просыпался ночью, услышав ее голос. В темноте можно было представить, что она по-прежнему здесь, лежит рядом в кровати.
— Ну а вы?
— Трэгер, меня можно назвать молодоженом.
— Я гадал, куда вы вчера вечером ездили с Катериной.
— Что вы хотите сказать? — Адмирари едва не расплескал свой виски.
— Шутки у меня получаются плохо.
— Господи, да мы просто ездили в город выпить по коктейлю.
— В «Тореадоре»?
— Между прочим, там неплохой бар. — Адмирари обиженно умолк. — Боже, какая же у меня была распутная жизнь!
