Татьяна Степанова - Драконы ночи
Интересно, зачем они с женой Дашу к себе в номер зазвали… Слушай, я вот что еще подумала: тот тип с машиной и в бейсболке, он, что же получается, неплохой художник?
– Судя по рисунку, да. Шапкин это особо подчеркнул.
– Ну вот и еще одна важная примета, – Анфиса посчитала по пальцам. – Все равно негусто.
– Все, кто в городе профессионально рисует, будут проверяться, возможно, уже проверяются негласно.
– Я третьего дня наблюдала, как Маруся Петровна что-то чертила на бумаге, – хмыкнула Анфиса. – Ее тоже, значит, проверят? Или только мужиков? А ты видела, как она на Настю смотрела? Как на зомби… До конца мы ее убедили, или она до сих пор не верит глазам своим, сомневается? Что она плела нам про платье розовое, помнишь? А на поверку оказалась какая-то драная розовая курточка, вся в пятнах. Вот что такое человеческое восприятие и фантазия. Видишь, и вспоминаешь, чего и не было никогда. Так, возможно, с ней и в детстве было… ну, в ту ночь… Слушай, а ты Шапкину про Марусю Петровну сказала?
– Нет.
– И правильно. Зачем? Он ее за такие показания пошлет, пожалуй. У него видок такой – посылающий далеко и надолго.
– Он, кажется, в Иду влюбился.
– Он? Этот? – Анфиса всплеснула руками. – Он что, умом тронулся? Нашел время. Вообще, откуда ты знаешь?
– Он меня просил замолвить за него словечко ей.
– И не вздумай. На черта он Идке сдался? Она вон все на иностранцев охотится. Ей такой мужик, как он, до лампы и… Слушай, а когда он опять здесь будет?
Катя пожала плечами. Ей казалось, что у Шапкина сейчас столько работы, что увидеться им в ближайшее время вряд ли суждено. Но она, как всегда, ошиблась.
Когда около девяти часов вечера под звуки джаза они с Анфисой спустились в бар, первого, кого они там увидели, был Роман Васильевич Шапкин. Он вернулся в «Дали». И вернулся совершенно преображенный – в черном костюме, в белой рубашке с небрежно завязанным «а-ля Жириновский» аляпистым галстуком. Он сидел за стойкой бара, тянул рюмку и то и дело оглядывался на дверь.
Катя (ее такая прыть и такой, как ей показалось, профессиональный пофигизм крайне покоробили: в городе ЧП, а он в баре завис!) направилась к нему. Анфиса предусмотрительно отстала, чтобы не мешать их общению на «милицейской волне».
– Вы что же, опять тут?
– А, это ты… Голубка, выпьешь со мной? Эй, шеф, – он кивнул бармену, – чего-нибудь налей девушке…
– Благодарю, я не пью, а вы… Где девочка?
– Спит. В дом ребенка пока ее устроил. А мамаша у нас в отделе сейчас кантуется.
– И что, есть новости?
– Фотороботы со слов обеих составляли – семь потов с эксперта нашего Сашки Мукомольникова сошло, а результат вот – полюбуйся, голубка. – Шапкин, дыша алкоголем, извлек из кармана пиджака листы.
С них на Катю глядели две какие-то СОВЕРШЕННО РАЗНЫЕ рожи, правда, обе в бейсболках, низко надвинутых на глаза.
– Так вот Тамарка обрисовала незнакомца. А так вот Настюшка «дяденьку», – хмыкнул Шапкин.
– Но это же разные люди! Как же это возможно…
– Так и возможно. Я тут слыхал по радио, по одному делу прокуратура гипнотизера себе вызывает. Нам, что ли, попробовать, а?
– У вас тут в городе давным-давно убили гипнотизера, – сказала Катя, сравнивая фотороботы: нет, ничего общего! Как работать с такими данными?
– А, слышала, значит… Было такое дело в нашем Двуреченске. Весьма занятное дельце, памятное до сих пор. Ну, твое здоровье?
– Роман Васильевич, а по убийству что? Там есть хоть что-то?
– Повторную комплексную экспертизу назначили. – Шапкин оставил рюмку, нахмурился. – Что-то мудрят спецы, химичат, что-то там не сходится. Мы без их данных как слепые торкаемся, а они концы с концами никак не могут свести.
– Мальчик, он… Факт изнасилования подтвердился?
– Нет.
– Нет? То есть… как это?
– В таких делах основа основ данные судмедэкспертизы, – сказал Шапкин. – Я это по собственному опыту знаю. А те данные, которые они мне сегодня прислали, другим данным, собранным по делу, противоречат. Напрочь перечеркивают их. Поэтому я делаю вывод, что либо спецы что-то напортачили, либо… Пусть заново все проверяют, мы других экспертов привлекли, если надо – в Питер пошлем образцы, в Москву.
– А что конкретно там не так?
– Путаница непонятная с временем убийства. Когда именно мальчонка пропал – день и час мы точно знаем со слов его отца. Случилось это около половины девятого утра в воскресенье. Как раз в 8.45 автобус от станции отходит на Елманово. Значит, в лес его доставить могли примерно около девяти часов утра, но никак не раньше. А экспертиза этого не подтверждает.
– А с фотороботами как же теперь быть?
– Подтереться. Ты-то что еще тут мне возникаешь? – Шапкин хмыкнул. – Ты мне лучше скажи, она спустится… ну, сама знаешь… Ида спустится? Может, сходишь, приведешь? Для меня, а? Считай, я об одолжении тебя прошу, как коллегу.
– Вон ваша Ида, – зло бросила Катя. Шапкин в эту минуту показался ей совершенно невыносимым. Нет, правду о нем говорили там, в дежурке. Правильно, что и из начальников его в простые опера турнули!
– Я в дом ребенка Настюху сам лично отвез, – сказал Шапкин. – Потолковали мы с ней. Выяснил я: там, в машине, этот рисовальщик пальцем ее не тронул. Мы врача вызывали. Он осмотрел ее, тельце у нее чистое, ни синяков, ни меток от засосов. Сама говорит, что ничего с ней «дядя» не делал, дал печенюшку и отпустил на площадку. Вот такие пироги у нас пока… с котятами.
– Наверное, Настя в качестве жертвы ему по каким-то критериям не подошла, он наметил себе дочку Борщаковой, а до этого выбрал себе сына учителя и…
– Выпей, не отказывайся. – Шапкин положил ей руку на плечо. – Тут не Москва, тут Двуреченск, тут кочевряжиться не стоит, и не надо строить из себя такую-всякую знайку-отличницу, поняла? Мы люди в общем-то простые здесь. Но цену себе знаем. Я пойду приглашу ее потанцевать, ты не возражаешь?
Он встал и направился к Иде, которая всего за минуту до этого вошла в бар и тоже было хотела пройти к стойке, но тут увидела за столиком Анфису. Катя заметила, что Ида, несмотря на сногсшибательное платье и яркий макияж, плохо выглядит. Это усекла и Анфиса.
– Ты что такая кислая? Не заболела? – донеслось до Кати.
– Голова второй день трещит, и снится всякая чушь… мерещится, – Ида страдальчески скривилась и сунула в рот сигарету.
Через плечо кто-то поднес ей зажигалку. Это был Шапкин – расторопный вы наш. Ида оглянулась.
– Потанцевать не желаете, девушка?
– Нет, спасибо, я разговариваю с подругой.
– А подругу вашу Анфису Марковну кличут вон, – Шапкин без зазрения совести сослался на оставшуюся возле стойки Катю. – Что-то обсудить требуется срочно.
– Ходок, – вынесла свой вердикт Анфиса минут через пять – они с Катей наблюдали Шапкина в роли ухажера. – Выпер меня. Смотри, смотри, уломал, танцевать потащил. Ишь ты, мужичок-паучок, нашу мушку в уголок… У Идки вся хворь разом прошла. Улыбается… Я, пока вы с ним по трущобам мотались, у Ольги справки о нем навела. Разведенный товарищ.
– Он мне сам про это сказал.
– Они с Ольгой одноклассники, жена его бывшая тоже с ними училась. И жили, говорит, вроде неплохо, дочка у них родилась. Сейчас она взрослая уже, в институт в Питере поступила. А тогда он в аварию загремел на мотоцикле, уложили его в госпиталь. Так вот там жена его нос к носу столкнулась сразу аж с двумя его любовницами. Представляешь картинку? Ольга говорит, они все трое его навещать приперлись, а как встретились, чуть глаза друг другу за него не выцарапали. Ну, жена и не простила, бросила. А он и не переживал особо. Ольга сказала, мужик он неплохой, хоть и с закидонами, но бабник страшенный. Дело-то этот бабник хоть разумееет?
Катя поведала ей «самые последние новости».
– Что же там у них может быть не так с этой экспертизой? – удивилась Анфиса. – А вообще так бывает?
– Порой случается.
– Накурено здесь, может, опять перед сном пройдемся или ты с ног валишься?
Катя попыталась оценить свое состояние: устала она зверски, но, судя по всему, ей такой вот – взвинченной, наполненной впечатлениями – сейчас все равно быстро не заснуть. Ворочаться с бока на бок хуже нет. И она согласилась прогуляться.
В зале ресторана танцевали. Ида и Шапкин выделялись на общем фоне. Она – в том самом красном платье в горох с открытой спиной, он – похожий на топтыгина в костюме, дерзко взирающий с высоты своего роста на всех этих субтильных «забугорных».
– Ходок он тот еще, но с ней ему не справиться. Завертит она его, – вынесла еще один вердикт Анфиса. – Возраст у него для «верчения» самый подходящий – критический.
Джаз тренькал как консервная банка. Над «Далями» взошла луна.
– Опять как вчера, вдоль берега? – спросила Катя. Ей вдруг показалось: нет, этот бесконечный день еще не закончен. Джаз, флирт, луна – все это детали, декорации, как и «поплавки», как заплеванная клеенка, пустые бутылки, рваный халат, мусор…
