Корни ненависти - Эва Гарсиа Саэнс де Уртури
– Прежде чем сделать следующий шаг, подумай, скольким людям ты испортишь жизнь, если не откажешься от своих намерений. Надеюсь никогда больше тебя не увидеть, Тасио Ортис де Сарате. До тех пор, пока я жив.
20. К,+1
Унаи
Октябрь 2019 года
Через несколько часов после похорон Матусалема я заставил себя пойти к доктору Геваре. Мне хотелось увидеть отчет о вскрытии. Фотографии трупа, стерильные данные о весе органов, сухие выводы о причине смерти.
Я был в долгу перед парнем.
За оказанные мне услуги, за то, что он не остался в стороне, за все те поиски, в которые он пускался каждый раз, когда я навязывал ему свои дела. Хорошенький же наставник из меня получился… Ничем не лучше Тасио. Нам не удалось его защитить. Возможно, я просто использовал Мату, находясь под впечатлением от его интеллекта.
Вина легла на мои плечи непосильным грузом.
– Инспектор. – Голос доктора Гевары вернул меня в мир живых. – Думаю, вы пришли как раз вовремя. Хочу кое-что вам показать. Когда убитого доставали из бочки, на это не обратили внимания, потому что он был полностью одет.
Я сел напротив нее и посмотрел на протокол вскрытия как на токсичный предмет. Затем открыл его и проглядел фотографии вещественных доказательств, собранных на месте преступления.
– Необходимо изучить все найденное на берегу реки. Пострадавший наверняка защищался, оставил какой-то намек на то, что там произошло, – сказал я.
Доктор взяла снимок левой руки посиневшего тела, которое прежде было Матусалемом.
– Именно это я и хотела вам показать. Убитый нацарапал кое-что на руке, когда его заперли в бочке с животными.
Я в ужасе уставился на изображение и разобрал несколько едва различимых неровных символов.
– Как думаете, что там написано? – спросила судмедэксперт.
– Похоже на «К+1», – предположил я. – «К плюс один»?
– Мне кажется, тут есть еще один знак. Либо он пытался написать что-то и не закончил, либо это просто случайная царапина, такая же, как на лице, шее и руках.
– Нет, запятая, – сказал я. – Думаю, здесь написано «К,+1». Вопрос в том, сам он это сделал или кто-то другой?
– Я уверена, что сам, и вы ни за что не угадаете, каким образом. Взгляните на фотографии животных, которых автор этого зверства засунул в бочку.
– Это средневековое наказание, описанное в романе, – уточнил я.
– Жестокая и ужасная смерть: если запечатать животных в бочке и бросить в воду, они в панике набрасываются на запертого с ними человека и начинают его рвать, кусать и жалить – если б змея была жива.
– Однако не в нашем случае, так? Осенью они впадают в спячку.
– Это чучело змеи. Просто реквизит. Но боюсь, другие животные были живы, когда их заперли с жертвой. Посмотрите на правую руку – она исцарапана гораздо сильнее, чем левая. Мальчик схватил петуха и написал эти знаки шпорой, используя шип в качестве тату-иглы. Было непросто. Птица явно защищалась: видите крохотные ранки от клюва и когтей? Кот и собака царапали и кусали потерпевшего за ноги, лишь частично защищенные одеждой. Животные изо всех сил пытались спастись, я нашла множество заноз в кошачьих лапах.
– Вы пришлете мне токсикологический отчет? Нужно выяснить, есть ли в организме следы наркотиков.
– Разумеется. Хотя если погибший действовал так, как мы предполагаем, он полностью владел собой и не был дезориентирован.
«Вы не знаете, на что способен этот парень», – подумал я.
Матусалем оставил мне сообщение.
Не кому-нибудь, а мне.
Я был в этом уверен. Он знал, что живым ему не выбраться, знал, что я буду присутствовать при вскрытии.
«К» – это Кракен. Однако что он имел в виду под «плюс один»?
Что нашел Матусалем в башне Рамиро Альвара Нограро?
И тогда меня осенило. Это предупреждение.
То, о чем я сам подспудно думал с тех пор, как во второй раз посетил родовое гнездо Нограро: «Кракен, больше одного».
Вот о чем говорилось в послании. Матусалем пришел к тому же выводу, что и я: возможно, за Альваром стоял не один человек, а несколько.
21. Площадь правосудия
Дьяго Вела
Зима, 1192 год от Рождества Христова
Руис прибыл на Площадь правосудия верхом на хромом осле, прямиком из тюремной камеры, расположенной возле крепости Сан-Висенте. Согласно королевскому указу, судебные тяжбы между соседями рассматривались у городских ворот, поэтому горожане собрались у Южной башни рядом со старым кладбищем церкви Сан-Мигель.
По одну сторону толпились семьи ремесленников: веревочники, лудильщики, сапожники, бакалейщики и мельники. С другой стороны, у лестницы, с тревогой наблюдали за обвиняемым мелкие дворяне и аристократы из соседних деревень: Ортис де Сарате, Мендоса, Исунса и несколько других, включая Авенданьо-отца и сына.
Некоторые приехали верхом. Оннека восседала на золотистой кобыле Ольбии, не обращая внимания на восхищенные взгляды, которыми горожане одаривали животное и хозяйку.
Толстые ветви старого дуба у подножия крепости Сан-Висенте с легкостью выдерживали вес преступников, и участь Руиса была почти предрешена: быстрая казнь в тот же день.
Не замечая царящую вокруг суматоху, парочка коз встала передними ногами на дерево, чтобы добраться до обледеневших побегов.
– Лоренсо, убери животных! – приказал алькальд. – Сегодня не пастбищный день.
Алькальд Перес де Оньяте, мужчина с большим животом, не любил, когда в такие моменты взгляды всех жителей обращались на него.
Смущенный насмешками толпы пастух, которому не исполнилось еще десяти, свистнул, и козы, звеня колокольчиками, отошли от дерева.
Пристав Мендьета, рыжеволосый здоровяк с косматой бородой, потянул хилого осла за поводья, подводя сидящего на нем пленника к городским властям. Руки у Руиса были связаны за спиной. Кое-что в его лице меня встревожило, и я подошел ближе.
Хотя врач наложил мне свежую повязку, а рана больше не кровоточила, я еще не полностью оправился. И все же было необходимо присутствовать на суде.
Я видел, что у сына Руя дела обстоят не лучше: изо рта у него текла кровь. Опасаясь худшего, я приоткрыл его губы.
– Боже правый, ему отрезали язык! Кто нес караул в тюрьме?
Королевский наместник Петро Ремирес, мужчина с пышными усами, подошел к нам.
– Когда это случилось и почему мне не доложили? – сердито спросил он у конвоиров, сопровождавших пленника. Те лишь опустили головы. – Бермудо, – обратился Ремирес к более худощавому из двоих, схватив мужчину за подбородок и вынуждая того поднять глаза.
– Это произошло в ту ночь, когда заключенного привезли в тюрьму. Мы заперли его в камере, а сами отправились гулять с остальными, ведь был канун святой Агаты. А на
