Джон Гришем - Камера

— А как же секс?

— Для секса хозяин чувствует себя слишком усталым. К тому же у него наверняка есть любовница.

— Фелпс так и живет?

— Видимо, да. Причем он не может пожаловаться на нехватку утех плоти. Я рожала ему сына, я старилась, а он всегда находил в банке смазливую и сговорчивую блондинку, каждую неделю — новую. Зайди в его цитадель — глазам не поверишь: отборные самки с высокой грудью, холеными ногтями, длинноногие и в коротеньких юбочках. Сидят за столами, воркуют по телефону, ждут его призывного взгляда. За залом для заседаний совета директоров есть небольшая спальня. Говорю тебе, он — животное.

— Значит, ты отказалась от суровой юдоли богатой женщины и покинула мужа?

— Да. Видишь ли, для богатой женщины я была не совсем правильной. Я ненавидела свое счастье. Какое-то время подобная жизнь казалась мне интересной, но я в нее так и не вписалась. Другая группа крови, наверное. О моей семье сливки мемфисского общества и не слыхивали.

— Смеешься?

— Клянусь. Чтобы стать в этом городе богатой женщиной с будущим, нужно вести род от потомственных денежных тузов и чтобы прадед нажил состояние на хлопке. Я им не подходила.

— И все же ты показываешься в обществе.

— Нет. Иногда я выхожу к людям, но делаю это только ради Фелпса. Ему важно иметь супругу примерно одних с ним лет, с благородной сединой в волосах, мать его сына, которая великолепно смотрится в вечернем платье с бриллиантами и умеет поддержать ни к чему не обязывающую беседу с его приятелями. Раза три в год мы появляемся на балах. Я — часть декорации, Адам.

— А по мне, Фелпс с большей охотой сделал бы женой одну из блондинок.

— Ошибаешься. Его семья этого никогда не допустит, да и в бизнес вложено слишком много денег. Фелпс пыль готов сдувать с родственничков. Вот оставят его родители наш бренный мир, тогда он, может быть, развернется.

— Тебя они, наверное, не переносят?

— Еще бы. Но по иронии судьбы лишь благодаря им наш брак до сих пор не распался. Развод для них хуже землетрясения.

Улыбнувшись, Адам покачал головой:

— Абсурд. Чистой воды абсурд.

— Согласна, но пока этот абсурд работает. Я счастлива, Фелпс тоже. У него есть его прелестницы, я общаюсь с тем, кто мне по вкусу. Ни у него, ни у меня не возникает никаких вопросов.

— А как Уолт?

Ли осторожно поставила бокал на край стола, взгляд ее ушел в сторону.

— Что — Уолт?

— О нем ты даже не упомянула.

— Знаю. — Ли по-прежнему смотрела в пространство.

— Понятно. Еще один скелет в шкафу?

Она повернулась к племяннику, в глазах — невысказанная печаль: куда ты лезешь, мальчик?

— Насколько мне известно, другого брата, пусть двоюродного, у меня нет.

— Он тебе не понравился бы.

— Само собой, ведь он тоже в некотором роде Кэйхолл.

— Нет. Он до мозга костей Бут. Не знаю почему, но Фелпс страстно хотел сына. Я родила ему мальчика. Однако Фелпс все время пропадал в банке, на сына у него не оставалось времени. Пару раз брал Уолта с собой в загородный клуб, пытался научить играть в гольф. Из его попыток ничего не вышло: Уолт терпеть не мог спорта. Потом оба отправились в Канаду поохотиться на фазанов, а по возвращении домой неделю не разговаривали друг с другом. Уолт не был неженкой, но и атлетом его никак не назовешь. Фелпс же всегда считал себя спортсменом, студентом обожал играть в регби, занимался боксом. Сын тоже пробовал — и впустую. Тогда отец решил надавить, и Уолт взбунтовался. Рукой настоящего деспота Фелпс отправил его в колледж. Уолт покинул дом пятнадцатилетним.

— Что за колледж?

— Проучившись год в Корнелле, мальчик ушел.

— Сам?

— Да. Сдав экзамены за первый курс, уехал в Европу. Там он сейчас и находится.

Глядя на тетку, Адам ждал продолжения. Появившийся из кухоньки официант поставил на стол блюдо зеленого салата.

— Почему он остался в Европе?

— Попал в Амстердам и влюбился.

— В очаровательную фламандку?

— В очаровательного голландца.

— Ясно.

Внезапно Ли заинтересовалась салатом. Положив на тарелку несколько сочных стеблей спаржи, она аккуратно порезала их ножом. То же самое сделал и Адам. Некоторое время оба молча жевали, изредка бросая взгляды на прибывавших посетителей. За соседний столик уселась привлекательная молодая пара, мужчина тут же потребовал у официанта два бокала вина.

Точными движениями Адам распределил по хрустящему рогалику тонкий слой масла, откусил.

— Как на это реагировал Фелпс?

Ли приложила к губам салфетку.

— Мы отправились с ним в Амстердам на поиски сына. Уолт отсутствовал дома уже второй год. Написал мне несколько писем, пару раз позвонил и пропал. Естественно, мы встревожились. Прилетели, сняли номер в отеле, принялись искать.

— Что же Уолт там делал?

— Работал официантом в кафе. В ушах — по колечку, волосы острижены, одет как клоун: деревянные башмаки и высокие, до колена, шерстяные носки. На голландском говорит без акцента. Мы не захотели устраивать сцену, попросили его прийти к нам в отель. Он пришел, и это было что-то ужасное, просто невыносимое. Фелпс оказался полным идиотом, держался омерзительно. В общем, разговора не получилось, и теперь уже ничего не исправишь. Мы вернулись домой. Фелпс переписал завещание, лишив Уолта наследства.

— К вам он не приезжал?

— Ну что ты. Раз в год я встречаюсь с ним в Париже. Только он и я, это единственное его условие. Неделю живем в гостинице, ходим по городу, сидим в ресторанчиках. Других праздников у меня нет. Мемфис Уолт ненавидит.

— Я был бы рад с ним встретиться.

Ли с признательностью взглянула на Адама, в глазах ее блеснули слезы.

— Да хранит тебя Господь, Адам. Если ты говоришь серьезно, можем поехать вместе.

— Я говорю серьезно. Мне нет дела до того, что он гей. Я хочу встретиться с братом.

Она улыбнулась. Официант поставил на стол два дымящихся блюда с равиоли.

— Уолту известно о Сэме? — поинтересовался Адам.

— Нет. У меня не хватило храбрости рассказать ему.

— А обо мне и Кармен? Об Эдди? О чем-нибудь из богатой истории нашей семьи?

— Самую малость. В детстве я говорила ему о родственниках в Калифорнии. Разумеется, Фелпс тут же добавил, что они гораздо ниже нас по положению в обществе и ничего особенного собой не представляют. Ты должен понять, Адам: Фелпс растил сына снобом. Элитные школы, узкий круг знакомых. В роду Бута одни ничтожества.

— Как они относятся к его сыну-гомосексуалисту?

— Уолта они презирают. А он — их.

— Мне он уже нравится.

— Он и на самом деле неплохой парень. Занимается искусством, пишет картины. Я регулярно шлю ему деньги.

— Сэм знает о нем?

— Не думаю. От кого?

— Вряд ли ему что-то скажу и я.

— Так будет лучше. У Сэма и без того достаточно проблем.

Равиоли уже чуточку остыли, и некоторое время оба молча наслаждались ими. Официант принес еще воды и чая со льдом. Пара за соседним столиком заказала бутылку шабли, и Адам видел, каким взглядом посматривала на нее Ли.

— Могу я задать тебе личный вопрос? — спокойно спросил он.

— Других я пока от тебя не слышала.

— Ты права. Так могу?

— Давай.

— Сегодня я узнал, что ты — алкоголичка, муж твой — животное, а сын — гей. Для одного дня это многовато. Скажи, стоит ли мне ждать новых откровений?

— Сейчас соображу. Да, вот: Фелпс тоже алкоголик, только он никогда этого не признает.

— Что-нибудь еще?

— Ему дважды предъявляли иски о сексуальных домогательствах.

— О'кей, к черту Бутов. Меня интересуют сюрпризы нашего семейства.

— Семейных тайн мы пока даже не коснулись.

— Этого я и боялся.

Глава 18

Перед рассветом Дельту накрыла гроза. Сэма разбудили оглушительные разряды молний. Он услышал, как по оконным стеклам в коридоре забарабанили крупные капли дождя. Влажная постель стала прохладной. Может, грядущий день и не будет таким жарким, может, солнце не покажется из-за туч, может, на день-другой ветер освежит удушливую атмосферу. Во время дождя у Сэма всегда появлялись подобные надежды, однако летом гроза обычно означала лишь размокшую землю, испарения от которой под палящими лучами дневного светила вообще отнимали у человека способность дышать.

Приподняв голову, он смотрел, как на цементном полу коридора возникают небольшие лужицы. В тусклом желтоватом свете электрических ламп вода слабо поблескивала. На Скамье царила полная тишина.

Дождь Сэм любил, особенно летом и особенно по ночам. Безграничная мудрость толкнула власти штата Миссисипи построить Парчман в настоящем пекле. Блок особого режима походил на жаровню. Из соображений безопасности все выходившие на улицу окна были крошечными и фактически бесполезными. Вентиляции проект этого филиала ада на земле не предусматривал, поэтому воздух внутри оставался абсолютно неподвижным. Возводя образцовое пенитенциарное учреждение, создатели отказались от мысли установить в нем кондиционеры. Гордо возвышавшиеся над хлопковыми полями здания должны были поглощать из почвы ту же влагу, что и растения. Когда же земля пересыхала, то Скамья превращалась в раскаленную духовку.