Светлана Гончаренко - Измена, сыск и хеппи-энд
Вдруг Вику осенило. Ведь у этих двоих несчастных детей есть соответственно отец и мать! Которые преспокойно дышат свежим воздухом и занимаются разнузданным сексом в райских условиях бывшего санатория “Картонажник”. В воображении Вики мгновенно воздвигся главный корпус с грудастыми мозаичными пловчихами и его верхние окна, розово и ослепительно озаренные закатом. И шумят кругом бархатные черные ели, и пахнет смолкой, и можно на полянах найти те прелестные желтые цветы, которые Вика считала подснежниками, а Римма Васильевна из кишечного домика назвала как-то по-другому… Стоит ли думать теперь о любви и Пашке? Ведь если Очкастый и его громилы идут по следу и хотят убить, а она, Вика, стоит в чужой прихожей и не знает, что делать… Она нашептывала себе жалостные слова, но в душе бестрепетно решила разметать любовное гнездышко Пашки. Эпоха секс-туризма сегодня же в “Картонажнике” закончится с появлением двух неприкаянных малюток. Антона тоже надо обязательно отправить к мамочке! Пусть отныне спортсервисовские любовники воспитывают потомство, а Вика отправится ночевать хотя бы к Жанне, сварливая мама, которой все же предпочтительней бесноватого Галкиного мужа. Хорошо, что детишки побудут на свежем воздухе. Ради этого и занятия в школе не грех пропустить, все равно майские праздники на носу. Вот решение всех проблем?
Вика быстро нацарапала записку для Гузынина. Может, ему и понравится вывоз Антона в санаторий — тем лучше! Будет знать, как подбрасывать ребенка малознакомым людям. Бабушка Шемшуриных приняла записку и охотно рассталась с Антоном: этот ребенок проявил слишком жадный интерес ко всевозможным хрупким и бьющимся предметам, украшавшим быт семьи.
— Ничего не могу сказать, мальчик очень спокойный, но пока он у меня сидит, я места себе не нахожу, — призналась бабушка Шемшуриных. — Пепельница, которую он разбил, такая была хорошая, больше тридцати лет стояла. Подсвечник со слонами, хоть и не так давно купленный, тоже отличный был. Про подсвечник мы не сразу и узнали: мальчик ваш его кокнул, когда я отвернулась, да так ловко снова сложил, что поломку мы тогда только заметили, когда стали собираться к Игруновым. Думали, что бы им подарить, и решили этот подсвечник, а он возьми и развались прямо у дочери в руках на девять кусков. Тут Кристинка призналась, что подсвечник мальчик ваш грохнул. И ведь отец его человек такой серьезный, в летах, а ребенок вышел пакостливый. В мать, наверное?
— Точно, в мать! — подтвердила Вика.
— И сколько же этот, в очках, вам за мальчика платит? И как? За час или сразу за вечер? Говорят, это сейчас выгодное дело, особенно женщины с языком хорошо зарабатывают. Конечно, состоятельные люди могут такое себе позволить — гувернантка и присмотрит, и языку английскому тут же выучит, прямо как у Тургенева описано, в “Муму”, кажется.
— Нет, что вы! — замахала руками Вика. — Я не нанималась учить этого мальчика! Так, дружеская услуга…
— Ах, боже мой, понимаю! Его мать, наверное, больна? И что у нее такое?
— Какой-то сдвиг на почве секса.
Бабушка Шемшуриных испуганно вздрогнула и побежала вручить Антону, уже одетому и выдворенному на лестницу, его неизбежный пакет чесночных чипсов.
— Как ты можешь, Антон, есть такую гадость? — поморщилась Вика, тоже выходя на лестничную площадку и направляясь к своей квартире. К ее удивлению, Антон не стал спорить:
— Да, не особенно вкусно. Зато на пакете сбоку бэтмен нарисован — вот видите, здесь, в уголке. Маленький такой, с рожками.
— И стоит из-за этих рожек давиться всякой мурой?
— Конечно, стоит, — убежденно ответил Антон. Он повернулся к бабушке Шемшуриных:
— До свидания, Евгения Станиславовна.
— Ты зачем у этой бабушки разные ценные вещи бьешь? — строго спросила Вика юного Гузынина, когда отпирала дверь собственной квартиры.
— Я не нарочно! Просто вещи очень скользкие.
— А берешь зачем?
— Мне скучно с девчонками. Они глупые.
— Он сам, мама, такой дурак, — деловито доложила Анютка. — Он даже пишет Е не в ту сторону!
— Когда как. Бывает, и в ту. А я у тебя видел в тетради настоящую двойку.
— Двойку? По математике? — с угрозой спросила Вика. Анютка запрыгала и заверещала, гоняя эхо по гулкому лестничному колодцу:
— Мамочка! Это за классную! Это не считается! Это в журнал не идет!
— Стыдобушка! — осуждающе вздохнула Вика. — Я-то думала, что у нас все в порядке и решила отвезти тебя в дивное место, на природу. Там лес, подснежники цветут и живет чудесная собачка Джинджер. Теперь не знаю, что делать, стоит ли…
Анютка разревелась душераздирающе и притворно, а Антон весомо объявил:
— У меня двоек нет.
— Ну, что же, раз Антон вполне умный и хороший мальчик, нам можно ехать туда, где цветут подснежники.
Вика была очень довольна своей нравоучительной выдумкой, но Анютка тут же прервала свои вопли и торжествующе сказала:
— Это он хороший? Какой же он хороший? Он у Шемшуриных подсвечник и пепельницу разбил. А сегодня оторвал от торшера шнурок с бобошкой. Торшер теперь не зажигается. А шнурок он в унитаз смыл. Евгения Станиславовна еще про это не знает, не заметила.
Вика долго придумывала, как бы теперь вывернуться, сохранив лицо и не смазав воспитательного смысла ситуации.
— Хорошо! Раз вы оба не слишком хорошие, — наконец сказала она, — то мы все-таки поедем, но совсем в другое место. Не видать вам подснежников, ни собачек. Отправимся в дремучий темный лес. Там полно диких зверей. Они дико воют по ночам. А еще в самой чаще рыщут-свищут разбойники. В таком-то лесу и набираются ума дети, которые получают двойки и обрывают шнурки.
— Сейчас разбойников нет, вам наврали, — спокойно уточнил Антон. — Наверное, там свищут преступные группировки. Такие бывают. И еще есть братки. И еще бандиты.
Вика покачала головой:
— У меня самая точная информация: водятся в этом лесу и волки, и медведи, и даже лешие. А вот преступных группировок в таком глухом-преглухом месте нет и быть не может.
Глава 15. Лелия обоюдоострая
Только весной все меняется так быстро. Еще вчера, направляясь из Дряхлицына в бывший санаторий “Картонажник”, Вика хлюпала каблуками в грязи и перешагивала через полноводные канавы. За день земля подсохла и сделалась вязкой, как пластилин. По горкам и вовсе было легко идти. И Анютка, и Антон поначалу радовались нежданному путешествию. Однако вечер наступил слишком, по Викиному разумению, быстро. Среди сосен длинно легли синие тени и оранжевые закатные лучи, ровные, как половицы. В тишине только птицы перекаркивались, и по этим ближним и дальним крикам было ясно, что лес огромен, и неприятно было смотреть, как по обеим сторонам дороги в бесконечные дали и глубины уходили бессчетные сосновые стволы. “Ну и глухомань!” — ужаснулась Вика. Она вспомнила ею же сочиненные страшилки про разбойников, которым не поверил Антон. Захотелось даже назад повернуть. Скоро она заметила, что старые сосны стоят не вразброд, а выстроились правильными рядами вроде колоннад. Через несколько шагов колоннады снова разбежались беспорядочным частоколом. “Лес этот саженный, — догадалась Вика. — Никакой не девственный урман, и чертовщины здесь нету”. Она двинулась дальше и попыталась отвлечь себя от страхов размышлениями. Интересно, почему санаторий, стоящий в сосновом бору, обсажен исключительно елями? В этом выразился пафос покорения природы, который царил в старину, в советское время? Или посадили то, что завезли по разнарядке?
Через полчаса лучи и тени исчезли, сияло только небо. Птицы смолкли. Лес стал казаться еще выше и бесконечнее. Под его сводами иногда проносились непонятные сухие шумы и трески. С мертвой хвойной земли потянуло холодом пополам с темнотой.
— Ой, мама, там волк сидит! — испуганно зашептала Анютка и стала цепляться за Викину тяжелую сумку.
— Волков и медведей тут быть не может. Сейчас экология плохая. И поезд вон слышно, — отозвался положительный Антон. Вика, хотя душа ее глупо порывалась уйти в пятки, поддержала юного Гузынина:
— Конечно, зверей здесь нет. А по выходным и вовсе в лесу полно народу — на той поляне, смотрите, костер жгли, веселились, бутылок накидали.
Вика хотела держаться беспечно, но ничего не получалось. Типичный мусор пикника и огромное черное кострище казались ей остатками пиршества каннибалов. Она пожалела о том, что повела детей по этой заглохшей дороге. Надо было пойти по просеке, расчищенной для шоссе европейского уровня. Просека, конечно, сулила потери во времени — чтоб попасть на нее со станции, нужно обогнуть како-то лысый холм и насквозь пересечь Дряхлицыно. Это пустяк, минутное дело для машины, но не для ног, детских особенно. Зато на просеке так порезвились бульдозеры, что никакой волк не примерещится!
