Светлана Гончаренко - Измена, сыск и хеппи-энд
— Вы же объявили свой ужасный розыск. Я с ума сходила со страху, когда всюду натыкалась на физиономию в шляпе и подпись “Особо опасная преступница”. Да и что я могла вам рассказать? Разве что киллера описать. Тогда я еще не знала, что он связан с бандой, а банда — с Дуниным. А вы бы все равно не поверили: ведь целая толпа каких-то кретинов видела меня у Сумасшедшего дома с автоматом. Даже портрет мой состряпали. Кстати, правда ли, что его рисовал известный художник?
Пролежнев кивнул:
— Очень известный — Панарицкий. Народный художник, заслуженный деятель чего-то, чего-то академик. Он живет в Сумасшедшем доме и как раз вышел прогуляться, когда вы бежали.
— Полный бездарь! И академик наверняка липовый, из теперешних самозваных академий, — презрительно заметила Вика.
— Что вы! Академик самый настоящий! Только он пейзажист, мастер лирического плана. Я у него дома был, когда он вас рисовал, и видел тьму его картин на стенах. Там кругом и сплошь березки, березки и небо такое серенькое. Очень симпатично, но среди березок ни души. Может, в портрете он и не силен, но это не умоляет его заслуг.
— Нет, признайтесь: он нарисовал меня отвратительно! И непохоже. Вылитый Чарли Чаплин!
— Не пойму, чего вы так возмущаетесь? Да если б он хорошо и похоже нарисовал, вас бы давно задержали.
— Все равно противно. Я далеко не урод, и если…
В эту минуту в дверь заглянул какой-то мужчина в валенках и сделал в сторону Пролежнева губы трубочкой. Пролежнев поднялся и выслушал в дверях сдавленное бормотание пришедшего. По мере бормотания его лицо заметно тускнело.
— Катится лавина! — сказал он озябшей Вике, когда незнакомец ушел. — Только что на запасных путях железнодорожного вокзала обнаружен труп Владимира Всяких — Духа, вашего киллера.
— И при нем куча денег, полученных за убийство Малиновского? — предположила Вика.
— Ну, что вы! Конечно, денег нет. Сидит он в отцепленном вагоне, как человек рассеянный, а в сумке у него только грязное полотенце и лапша “Доширак”. Удар ножом в сердце. Свои убрали. Не исключено, что кто-то из троих богатырей. Завтра в морге вы должны опознать труп.
Викины замерзшие ноги в сапогах за колено мигом онемели и стояли где-то далеко под столом совсем отдельные и чужие. Зато бутерброды с колбасой содрогнулись внутри организма и двинулись вспять.
— Да не волнуйтесь вы так! — безмятежно сказал Пролежнев. — Это довольно неприятно будет, но недолго. А сегодня я вас больше мучить не буду, только протокол подпишите. Да прочитайте сначала!
Вика водила глазами по строчкам, но никак не могла понять, что и на каком языке там написано. Черный киллер с белым лицом и бледными глазами всплыл в ее памяти таким страшным, будто и тогда, у Сумасшедшего дома, бежал он уже мертвый — бесшумный, ничего не видящий, неуловимый. Вике казалось теперь, что и с пивом из “Эльдорадо” он шел несколько поверх земли, не касаясь земли, не отбрасывая тени и не оставляя следов в вязкой грязи. “Тятя, тятя, в наши сети”…
— Вы что-то сказали? — вскинул голову Пролежнев. — Что-то не так?.. Нет? Ну, тогда подпишите.
Вика дрожащей рукой стала выводить свою фамилию и с ужасом увидела, что получилось совсем не то, что она хотела: под протоколом неизвестно почему вальяжно легли три параллельные прямые с мелким колечком наверху. Это была точь-в-точь подпись таинственного люксмбуржца Иванова! Чтоб хоть как-то поправить дело, Вика воровато пририсовала к люксембуржскому колечку еще одно: пусть хотя бы думают, что это буква “В”.
— Вот и отлично, — похвалил ее Пролежнев. — Можете идти, Царева Виктория Сергеевна. Завтра с утречка и встретимся. Я сам позвоню вашему начальнику, этому… такая фамилия нескромная, греческая… он еще дал мне визитку…
— Смоковнику? Вряд ли ваш звонок поможет. В “Грунде” не любят происшествий такого рода. Теперь меня вышибут. Я бросаю тень на фирму.
— Почему это? Юридических оснований для вашего преследования нет ни малейших. Боритесь! Вы не этого обходительного юноши бояться должны, а тех, у кого не столь хорошие манеры. Вы не могли бы провести сегодняшнюю ночь вне дома?
— На что вы намекаете?
— На то, что люди Очкастого уже сообразили, кто им так подгадил: люди Дунина, конечно, поделились информацией. Бандиты пока понятия не имеют, откуда вам все известно, но меры уже принимают — Духа убрали. Богатыри в бегах. Не исключено, что сейчас они ищут вас. Навести справки в “Грунде” помощникам высокочтимого Дунина несложно — адрес и прочее. Они попытаются разыскать вас, выяснить, на кого вы работаете, и убрать.
Вика умоляюще сложила руки:
— А вы ничего не можете сделать?
— Увы! Ничего похожего на знаменитую американскую программу защиты свидетелей у нас пока не имеется. Денег нет, людей нет. Мы бедны, как церковные мыши. Сидим в валенках над бездной, полной ледяной воды. Возможно, и провалимся туда к чертовой матери в один прекрасный день. Я мог бы, конечно, обратиться в УВД, и они бы вас задержали, помариновали пару дней в обезьяннике, постерегли. Но стоит ли? Местечко не сахар, да и людям Очкастого пробраться туда нетрудно. А главное, у вас ведь есть еще и дочь! Где она сейчас?
— У соседей, я надеюсь, — пролепетала Вика.
— Поскорее идите к соседям, берите ребенка и отправляйтесь ночевать к какой-нибудь неблизкой подруге. Соседям скажите, что фирма одарила вас путевкой в пансионат, и пусть они этому поверят. Завтра утром придете с ребенком ко мне, и мы еще что-нибудь придумаем.
Вика бессмысленно уставилась на черные брови Пролежнева и не могла даже шевельнуться.
— У соседей есть телефон? — поинтересовался следователь.
— Есть.
Они позвонили Шемшуриным и узнали, что Анютка с Кристиной смотрят телевизор. Никто к Шемшуриным пока не приходил, не звонил и Викой не интересовался.
— Бегите туда скорей! — обрадовался Пролежнев. — Если что, держите меня в курсе. У вас ведь сотовый? Звоните. А мне пора на вокзал поглядеть на Всяких. Завтра и вы его, даст Бог, увидите.
С такими радостными напутствием следователя Вика вышла на улицу. Здесь все апрельски сияло. От прикосновения к лицу солнечных лучей, особенно жгучих после ледяного сумрака прокуратуры, Вике в первую минуту стало больно. Она прикрыла глаза, из которых полились прохладные слезы кротовьей слепоты, и почти на ощупь двинулась к стоянке такси. В голове ее звенело и плыли красные и зеленые зыбучие круги. Она корила себя за то, что не спросила, кто такой Очкастый (эта кличка напоминала ей о Гузынине). Сквозь слезы она видела радужную искривленную улицу и расплывчатые фигуры прохожих. Все прохожие казались ей переодетыми бандитами. Они ее ищут, высматривают ее в ее собственном доме?
Дверь квартиры Шемшурных Вике открыла Кристинина бабушка. Лицо бабушки было каким-то странным. Она оглянулась, втянула Вику в прихожую и сообщила свистящим шепотом:
— Он здесь. Уже с полчаса.
Вика сразу стала медленно оседать вдоль стены хватаясь ватными пальцами за одежды Шумшуриных на вешалке.
— Виктория Сергеевна, вам плохо? — свистнула ей в ухо бабушка Шемшуриных и попыталась удержать соседку от падения на ненадежно укрепленное зеркало.
— Где он? — едва смогла выдавить Вика.
— Там, в комнате. Сидит и смотрит по сторонам глазищами. Я ему деревянные кубики дала, они прочные. Пусть мозги развивает!
Вика удивленно отшатнулась от вешалки:
— Кубики?.. Он — это кто?
— Да тот мальчик, что в прошлый раз пепельницу разбил.
— Как он у вас очутился?
— Его привел представительный мужчина в очках и в шляпе. Мужчина сказал, что вы всегда присматриваете за мальчиком, когда бывают какие-толекции.
— Вот негодяй!
Вика произнесла эти слова так громко, что из соседней комнаты высунулась невозмутимая щекастая физиономия Антона и вежливо поздоровалась:
— Добрый день тетя Вика!
— Виктория Сергеевна! И только так!
По правде говоря, добрый день уже клонился к закату. Времени на спасение оставалось мало. Вика начала усиленно соображать и действовать. В ее планы на сегодняшний вечер не входила варка макарон для Антона, однако с Гузыниным так и не удалось созвониться — нынче он читал свои лекции в каком-то отдаленном филиале. Вокруг филиала (Вика по телефону добралась до деканата и узнала подробности) копали траншею и, как водится, перекусили телефонный кабель, так что связи с этим гиблым местом не было никакой. А ведь надо срочно сбыть с рук Антона и выполнить рекомендации Пролежнева — спрятаться в месте, недосягаемом для бандитов. Не оставить ли мальчишку у Шемшуриных? Куда можно податься с двумя детьми? Разве что в канализационный люк, как сделала радистка Кэт. Вика лихорадочно перебрала в уме возможные варианты укрытия. Малозаметных дальних родственников у нее в Нетске не было. Не было вообще никаких. Гузынин до глубокой ночи недосягаем. Подруги… Любка Мюллер давно в Штутгарте, у Жанны невероятно вздорная и негостеприимная мать. Она дуется на Вику с тех еще пор, когда пришлось занимать кавказский парик. Галина разводится с мужем. У них отдельные ключи от разных комнат в единой тесной хрущобе. На кухне каждый день скандалы, драки, и однажды Вику, которая зашла проведать подругу, этот отделившийся муж едва не ошпарил кипятком из мантоварки. Вика так и не поняла, почему муж взбесился, но он стал размахивать мантоваркой, а потом безобразнейше ругался минут сорок. Нет, это все не то!
