Джек Хиггинс - Орел приземлился

— Что с ним делать, господин полковник? — спросил Нойманн.

— Приведите его в чувство, — спокойно сказал Штайнер, — и снова поднимите. Столько раз, сколько нужно, пока не справится с этим удовлетворительно или не сломает ногу. — Он отдал честь: — Продолжайте, пожалуйста, — и вышел.

В трактире «Стадли армс» было не меньше дюжины человек, когда туда вошел Девлин. Лейкер Армсби сидел на своем обычном месте у очага с губной гармошкой, остальные вокруг двух больших столов играли в домино. Артур Сеймур глазел в окно с пинтой в руке.

— Спаси всех бог! — весело сказал Девлин. В ответ последовала полная тишина, и все, кроме Сеймура, повернулись к нему. — «Да спасет тебя бог» — был всегдашний ответ на это, — сказал Девлин. — Ну да ладно.

Позади раздались шаги, и, повернувшись, он увидел Джорджа Уайльда, выходящего из задней комнаты и вытирающего руки о передник. Лицо его было серьезным и замкнутым, без всяких эмоций.

— Успею выпить кружечку.

— Боюсь, что нет. Придется уйти, сэр.

В комнате стояла тишина. Девлин засунул руки в карманы, горбился и наклонил голову. И когда он поднял ее, Уайльд непроизвольно сделал шаг назад, потому что лицо ирландца сильно побледнело, кожа на скулах натянулась, голубые глаза сверкали.

— Уйду не я, а другой, — тихо сказал Девлин.

Сеймур обернулся. Один глаз у него затек, губы запеклись и распухли. Все лицо казалось перекошенным и было покрыто багровыми и зелеными кровоподтеками. Он тупо посмотрел на Девлина, потом поставил свою недопитую кружку эля и, шаркая ногами, вышел.

Девлин обернулся к Уайльду:

— Теперь, мистер Уайльд, я выпью. Немного шотландского виски, потому что об ирландском вы здесь, на краю своего маленького света, и не слыхали, и не вздумайте мне говорить, что у вас нет пары бутылок под прилавком для гостей, к которым вы особо благоволите.

Уайльд открыл было рот, чтобы что-то сказать, но решил, что не стоит. Он пошел в подсобку и вернулся с бутылкой «Белой лошади» и маленьким стаканчиком. Налил порцию и поставил возле Девлина.

Девлин вытащил горсть мелочи.

— Шиллинг и шесть пенсов, — весело сказал он, отсчитывая деньги на ближайшем столе. — Твердая цена за порцию. Я считаю само собой разумеющимся, конечно, что такой превосходный, твердый оплот церкви, как вы, не будет продавать выпивку по ценам черного рынка.

Уайльд не ответил. Вся комната застыла в ожидании. Девлин взял стаканчик, посмотрел его на свет и выплеснул виски золотистым потоком на пол. Стаканчик он аккуратно поставил на стол.

— Отлично, — сказал он, — я получил большое удовольствие.

Лейкер Армсби захихикал. Девлин ухмыльнулся:

— Спасибо, Лейкер, старина. Я тебя тоже люблю, — сказал он и вышел.

В Ландсвоорте шел сильный дождь, когда Штайнер ехал через взлетную полосу на полевой машине. Он остановился у первого ангара и побежал в укрытие. Петер Герике в старом комбинезоне, вымазанный в смазке до локтей, осматривал мотор «дакоты» вместе с унтер-офицером люфтваффе и тремя механиками.

— Петер, — позвал Штайнер, — у вас найдется минутка? Мне хотелось бы знать, как идут дела.

— Дела идут вполне прилично.

— С моторами никаких проблем?

— Абсолютно. Их мощность девятьсот лошадиных сил. Действительно первоклассные и, насколько я могу судить, поработали мало. Мы проводим профилактику.

— Вы всегда возитесь со своими моторами?

— Когда разрешают. — Герике улыбнулся. — Когда я летал на этих штуках в Южной Америке, приходилось самому обслуживать свои моторы, потому что не было персонала.

— Проблем нет?

— По-моему, нет. Где-то на следующей неделе самолет перекрасят. Без спешки. Бомлер устанавливает радар Лихтенштейна, чтобы все видеть вокруг. Детский перелет. Час над Северным морем, час назад. Пустяки.

— Максимальная скорость этого самолета наполовину меньше скорости английских и наших истребителей.

Герике пожал плечами:

— Все дело в том, как их ведешь, а не в их скорости.

— Вам нужен испытательный полет, верно?

— Точно.

— Я как раз подумал, — сказал Штайнер, — что хорошо бы объединить его с репетицией прыжка. Предпочтительно ночью, когда будет отлив. Мы могли бы использовать побережье с севера от песчаного пирса. Это даст возможность ребятам испытать английские парашюты.

— Какую высоту вы намечаете?

— Скажем, четыреста футов. Я хочу, чтобы они быстро приземлились, а с этой высоты весь прыжок займет пятнадцать секунд.

— Для них, а не для меня. За свою карьеру я прыгал с парашютом только три раза и с куда большей высоты.

Ветер так взвыл над взлетной полосой, гоня перед собой дождь, что Штайнер вздрогнул:

— Ну и мерзкое, забытое богом место. Вполне отвечает цели.

— А что за цель?

Штайнер усмехнулся:

— Вы спрашиваете меня об этом по меньшей мере по пять раз в день. Вам не надоело?

— Я просто хочу знать, что это за затея.

— Может, и узнаете когда-нибудь, это от Радла зависит, но в настоящий момент мы здесь, потому что мы здесь.

— А Престон? — спросил Герике. — Какие у него причины? Просто интересно, что может заставить человека сделать то, что сделал он.

— Разные вещи, — сказал Штайнер. — Что касается его самого, то он получил красивую форму, офицерское звание. Впервые в жизни он что-то собой представляет, а это очень важно, если ты был никем. А что касается всего остального, ну, он здесь по прямому приказанию самого Гиммлера.

— А вы? — спросил Герике. — Ради славы третьего рейха? Жизнь за фюрера?

Штайнер улыбнулся:

— Один бог знает. Война — вещь случайная. Ведь если бы американцем был мой отец, а немкой мать, то я был бы по ту сторону. А что касается парашютных войск… я вступил в них, потому что в тот момент это казалось хорошим делом. Конечно, через некоторое время все надоедает.

— А я занимаюсь этим, потому что лучше буду летать на чем угодно, чем не летать, — сказал Герике. — И думаю, так же считают большинство английских пилотов по ту сторону Северного моря. Но вы… — он покачал головой. — Я просто не понимаю. Это что, для вас игра и ничего другого?

Штайнер устало сказал:

— Раньше я знал, а теперь не уверен. Мой отец был солдатом старой школы. Прусская косточка, конечно, голубая кровь и железо, но еще и честь.

— А это задание, которое вам дали, — сказал Герике, — ну это английское дело, каким бы оно ни было. У вас нет сомнений?

— Абсолютно. Совершенно нормальное военное предприятие поверьте мне. Сам Черчилль не нашел бы в нем изъяна, по крайней мере принципиально. — Герике попытался улыбнуться но это ему не удалось, и Штайнер положил руку ему на плечо! — Я знаю, бывают дни, когда сам бы плакал по всем нам. — Он повернулся и ушел в дождь.

В кабинете рейхсфюрера Радл стоял перед его столом и ждал, когда Гиммлер прочитает отчет.

— Отлично, господин полковник, — сказал он наконец, — действительно, просто отлично. — Гиммлер положил отчет. — Похоже, что все идет более чем удовлетворительно. От ирландца вести есть?

— Нет, только от миссис Грей, как договорились. У Девлина прекрасный радиотелефон. Мы его взяли из запасов, сброшенных английским штабом специальных операций, он позволит ему держать связь с торпедным катером, когда тот подойдет. В отношении связи он ответствен только за эту часть операции.

— Адмирал ничего не подозревает? До него не дошли намеки на то, что происходит? Вы уверены?

— Абсолютно, господин рейхсфюрер. Мои поездки во Францию и Голландию я совмещаю с заданиями абвера в Париже, Антверпене и Роттердаме. Как известно рейхсфюреру, адмирал всегда предоставляет мне широкую свободу действий в рамках моих обязанностей как начальника отдела.

— А когда вы едете в Ландсвоорт снова?

— В конце следующей недели. Так счастливо сложилось, что адмирал едет в Италию первого или второго ноября. Это значит, что я могу позволить себе находиться в Ландсвоорте в последние критические дни, и конечно же в период самой операции.

— Никакой случайности в том, что адмирал едет в Италию нет, уверяю вас, — Гиммлер слегка улыбнулся. — Я предложил это фюреру точно в подходящий момент. Через пять минут он решил, что это его собственная мысль. — Гиммлер взялся за перо.

— Итак, дело идет, Радл. Через две недели все будет кончено. Держите меня в курсе.

Он склонился над бумагами. Радл облизал сухие губы и не мог сказать:

— Господин рейхсфюрер…

Гиммлер тяжело вздохнул:

— Я действительно очень занят, Радл. Что еще?

— Генерал Штайнер, господин рейхсфюрер, он… здоров?

— Конечно, — спокойно ответил Гиммлер. — А почему вы спрашиваете?

— Полковник Штайнер, — начал объяснять Радл, и в животе у него все как бы перевернулось, — очень беспокоится…