Наль Подольский - Книга Легиона
— Да вы что? Это просто грабеж! — брызгая слюной, Фугас перешел на высокие ноты. — Вы предлагаете кабальные условия! И совершенно бесчеловечные! Я же не автомат! Да я просто могу заснуть на минуту и прозевать ваш проклятый импульс! И вы мне тогда — кукиш? Так получается?
— Вот это — законный вопрос. Мы будем вас подменять, и, заметьте, совершенно бесплатно. Если понадобится, наймем еще ассистентов.
— Мне не нужны ассистенты, и вы в том числе. Я все делаю сам.
— Я хочу, чтобы вы кое-что себе уяснили. Нам важно, более того, необходимо подавление всех без исключения импульсов. Разумеется, после перехода от экспериментальной стадии нашего сотрудничества к практической. Иначе вся эта затея лишена смысла. Один пропущенный сигнал — и вся работа насмарку. Вы отдаете себе отчет, что берете на себя серьезную ответственность? Если вы поколдуете с вашими… э… приборами и скажете, что ничего не выходит, мы с вами разойдемся полюбовно. Но если вы возьметесь за работу, ответственность будет нешутейной. Где хорошая оплата труда, там и ответственность — ваш жизненный опыт должен вам помочь это понять.
— Вы мне что, угрожаете?
— Никоим образом. При любом трудовом соглашении первым делом оговаривается ответственность сторон. Разве вам не знакома эта практика?
Фугас грузно поднялся и проследовал в дальний угол лаборатории, где долго сопел и сдувал пыль с листиков каких-то растений, словно советуясь с ними.
— Ладно, — заявил он, вернувшись к столу, — я вынужден принять ваши условия. Хотя с моей стороны это — чистая благотворительность.
Усвоив, что денег даром платить не будут, Фугас рьяно взялся за дело. Переместиться в «зону» он отказался, ссылаясь на то, что его «приборы» обладают достаточной чувствительностью, а в непривычном месте могут отказаться работать. С ним спорить не стали: его лаборатория размещалась на Арсенальной улице, и расстояние по прямой до «зоны» составляло около километра. Он теперь круглые сутки проводил среди растений и спал непосредственно под ними на раскладушке. Платон ежедневно завозил ему еду и выпивку, благодаря чему Фугас постепенно стал проникаться симпатией к работодателям. Свои установки, помимо сигнальных лампочек, он снабдил электрическими звонками, которые будили его в любое время дня и ночи. Отлучался он крайне редко и ненадолго, неохотно доверяя свою вахту Платону.
Через шесть дней Фугас вручил Платону двойной лист из школьной тетради «в клеточку», аккуратно разграфленный карандашом по линейке. Над столбцами размещались надписи: № п/п, дата, часы, минуты, секунды, №№ приборов, интенсивность сигнала. Около последнего заголовка имелся значок сноски, и внизу листа круглым бисерным почерком было выведено: «Интенсивность указана в процентах от максимума шкалы соответствующего прибора». Всего в списке было сорок восемь номеров, то есть растения зафиксировали именно столько внушающих им тревогу импульсов биополя.
— Это пока еще пристрелка, — с важностью доложил Фугас, — а вы теперь должны мне сказать, какие из этих сигналов представляют для вас интерес.
— Хорошо, — Платон непроизвольно заговорил тоже многозначительным тоном, — мы проведем анализ и сообщим результат завтра.
«Анализ» заключался в сопоставлении времени единственного самоубийства, происшедшего за последнюю неделю, с часами и минутами, указанными в списке раздражающе аккуратным почерком Фугаса. Один сигнал подошел по времени, и его сочли идентифицированным, хотя момент самоубийства был известен с точностью всего лишь до десяти — пятнадцати минут.
Фугас с удовлетворенным видом обвел красным фломастером число «девятнадцать» в столбце «№ п/п»:
— Превосходно, превосходно. Будем корректировать. — К величайшему удивлению Платона, он замурлыкал песенку, демонстрируя такое полное отсутствие слуха, что уловить мелодию было невозможно.
Прошло еще десять дней, и Марго с Платоном получили еще один, столь же педантично оформленный список. На этот раз он содержал девять номеров, из которых два соответствовали происшедшим самоубийствам.
— Как видите, кольцо сужается, — напыжился самодовольно Фугас. — И не нужно ни магов, ни телепатов.
— Да, прогресс налицо, — согласился Платон, и Марго тоже кивнула. — Насколько я понимаю, вам удается постепенно выделить группу растений, реагирующих исключительно на нужные импульсы?
— Ха, вы мыслите в верном направлении. Но это только полдела. Окончательный ключ к опознаванию сигнала будет состоять из перечня приборов, реагирующих на него, с указанием степени реакции, и перечня приборов, не реагирующих. Надеюсь вы поняли? Отсутствие реакции такой же значимый признак, как и сама реакция. Вот, например, я уже установил, что водоросли не откликаются на то, что вы ищете… Так что злодейство вашего Легиона исключительно сухопутное. — Частым и энергичным покашливанием он изобразил активное веселье.
— Что?! Что вы сказали?
— Ничего особенного. А в чем дело?.. Я отметил чисто сухопутный характер искомого злодейства. — Фугас снова закашлял, сочтя свою остроту достойной того, чтобы посмеяться ей дважды.
— Простите, но мне, как говорится, послышалось престранное слово…
— Какое слово? Я ничего такого не говорил. Странными словами, с вашего позволения, я не пользуюсь.
— Но мне показалось, вы произнесли не то «легион», не то что-то похожее.
— Легион?.. Да, действительно… Очень странно. Ни с того, ни с сего, само на язык навернулось… Так сказать, шутка подсознания. — Фугас коротко засмеялся, то есть кашлянул два раза подряд.
— Гм… будем считать шуткой подсознания, — с сомнением пробормотал Платон.
Этот мимолетный эпизод обеспокоил и Марго, и Платона — ведь Володечка-телепат незадолго до своей смерти столкнулся с такой же шуткой подсознания. Они считали вредным для дела раньше времени дезавуировать имя Легиона, но поскольку речь шла как-никак о человеческой жизни, они решили предупредить Фугаса.
Но они недооценили его упрямство и самонадеянность. Выслушав их, он скорчил надменную физиономию, отчего стал похож на верблюда, собравшегося в кого-то плюнуть:
— Все это — для людей с неустойчивой психикой. У меня нервы железные, и я не гипнабелен.
На следующей неделе на листке, с педантичностью тупицы-отличника разграфленном до самого низа, были заполнены всего две строки. В одной из них было указано время очередного самоубийства.
Решив поощрить Фугаса, Марго и Платон нанесли ему совместный визит, привезя с собой увеличенную порцию любимой им «Смирновской перцовой».
— Мы восхищены вашими результатами. Вам удается пока улавливать все нужные сигналы. Это блестящее достижение. А то, что вы зафиксировали один паразитный импульс, практического значения не имеет. В конце концов, если система подавления будет раз-другой включена вхолостую, никакой беды не случится.
— Это еще как сказать… Над этим еще надо подумать… И очень хорошо надо подумать… — забормотал Фугас нараспев, хитрым выражением уже порозовевшего от водки лица давая понять, что у него имеются, и отнюдь не простые, соображения на этот счет. Хотя он и старался всячески показать, что его духовный уровень выше суетных похвал дилетантов, детская радость, доставленная ему, в общем, достаточно сдержанным панегириком Платона, была очевидной. Судьба его явно не баловала избытком поклонников.
— Мы поражены, как быстро вы справились со сложнейшей проблемой, — продолжал поливать его елеем Платон, — и, может быть, уже пора взяться за подавление сигналов? Не теряя попутного ветра и духа удачи?
— Работа ведется. Не беспокойтесь, — с пьяной развязностью отмахнулся Фугас.
— Но на каком принципе может работать такой прибор? Это генератор или усилитель каких-то уже существующих полей? Неужели вы можете решить и нерешаемую задачу? При всем моем восхищении, мне трудно в это поверить.
— Я могу решить любую задачу. — Взгляд Фугаса сделался угрюмым. Благодушную фазу его опьянения сменила стадия подозрительная, а язык стал заплетаться. — Но у меня тоже есть свои секреты. Это открытие века. Я рисковать не собираюсь. Работа ведется. С вас этого хватит. Вы меня поняли? — Он захлопнул свой рот, и тяжелые челюсти сомкнулись так плотно, что казалось, он запер их на вмонтированный между зубами замок.
Марго и Платон поднялись и стали прощаться, но Фугас их уже не слышал. Глаза его смотрели бессмысленно и стеклянно, он привалился к столу, ища положение устойчивого равновесия, но не мог преодолеть тенденции к сползанию со стула на пол. Они кое-как довели его до раскладушки, на которую он безжизненно обрушился.
— Утомительный человек, — заметила по пути домой Марго. — И не думаю, что он захочет хоть что-нибудь объяснить. Да и вряд ли сможет: он ведь умелец, и весь его разум — в пальцах.
