Джералд Керш - Ночь и город
— Но смуглая.
— И молодая!
— Двадцать четыре. Фабиан, меня это не очень вдохновляет, совсем не вдохновляет. В любом случае, как она сама к этому относится?
— Предоставьте это мне. Если все будет нормально, во что это обойдется?
Мистер Кларк пожал плечами и сказал:
— От ста до ста пятидесяти фунтов.
— Боже правый! Имейте же сердце!
— Моя задача не из простых. Ведь Зои… хм… мягко говоря, не маменькина дочка.
— Но вы ведь отлично знаете, что с Зои не будет никакого беспокойства.
— Все равно это ничего не меняет. Возможно, мне и удастся устроить дело за сто пятьдесят фунтов. Если тебя это не устраивает, то… — Мистер Кларк взмахнул правой рукой, что должно было означать: «Что ж, тогда можешь убираться ко всем чертям».
— Когда?
— Вальдес отплывает из Кардиффа через три недели.
— А раньше никак?
— Нет. Мы еще увидимся; но если хочешь заключить эту сделку, ты и Зои должны быть в Кардиффе в пятницу ровно через две недели.
— Идет, — сказал Фабиан, — я вам позвоню.
— Здесь мы расстанемся. Дальше со мной идти не надо. Спокойной ночи, Фабиан.
В облике и характере мистера Кларка было что-то такое, от чего у Фабиана мурашки бежали по телу. Этого человека словно вытесали из глыбы льда. Фабиан зашел в кафе и заказал тарелку горячего супа. Его снова одолели тяжелые мысли…
Сто пятьдесят фунтов — деньги немалые, спору нет, — но продать Зои? Отослать ее прочь? «Она работала на тебя в поте лица, — увещевала его совесть. — Она от тебя без ума. Она готова умереть за тебя». И снова ей возражал рассудок: «Она для тебя — источник средств существования!» Потом он подумал о ста пятидесяти фунтах. С такими деньжищами он сможет махнуть в Монте-Карло и сыграть пару раз в казино. О том, какая там жизнь, он знает не понаслышке: видел несколько раз в кино… Толпы блистательных аристократов, князья, красивые женщины, бесконечные столы, груды монет, рулетка, дробный стук шарика. Он увидел себя в шикарном черном фраке, восседающим за столом, лениво поигрывающим огромной, как муравейник, кучей денег и фишек. Дамы в сверкающих бриллиантах взволнованно шепчутся за его спиной: «Лорд Фабиан сорвал банк. Он выиграл миллион франков, мон дье!» Тук-тук-тук-тук — постукивает шарик, и крупье своей лопаточкой придвигает к нему очередную тысячу франков. «Банк сорван».
А потом, словно человек, пораженный неожиданной догадкой, которая вдруг оказывается ключом к решению запутанной проблемы, Фабиан пришел к поразительному выводу: со ста пятьюдесятью фунтами в кармане он сможет запросто сорвать банк в Монте-Карло. У него не оставалось никаких сомнений на этот счет.
— Чек! — воскликнул он. Серийный номер его счета — 1253897. Если сложить эти цифры, то получится 35. Три плюс пять равняется восьми. А восемь, по глубокому убеждению Фабиана, его счастливое число. Даже если бы он нашел на улице десятифунтовую банкноту, он не был бы так счастлив. «Так вот где собака зарыта!» — воскликнул он. Подсчитал деньги: у него было ровно пять фунтов наличными.
Фабиан поймал такси.
— В «Серебристую лису», — сказал он водителю.
Он закажет бутылку шампанского и пригласит на танец пышную брюнетку. На это придется потратить все деньги, которые есть у него в кармане, но это уже не имеет значения. Ведь скоро он сорвет банк.
Глава 17
Фабиан был первым вечерним посетителем. Носсеросс встретил его с неподдельным энтузиазмом:
— Гарри! Рад снова тебя видеть! Отлично выглядишь! Я слышал, ты процветаешь! Ну скажи мне, с кем дела делаешь?
— Привет, Фил! Черт, ты тоже выглядишь неплохо!
— Давай присядем, Гарри. И ты мне все расскажешь.
— Я хотел дать тебе пару билетов на мое первое шоу.
— Очень мило с твоей стороны, Гарри. Я очень тронут, правда. — Носсеросс обернулся и крикнул:
— Эй, Хелен, дорогая! Пришел твой старый друг.
— О! Мистер Фабиан, неужели это вы? Я о вас вспоминала, — сказала Хелен.
— Я тоже о тебе вспоминал, детка, — сказал Фабиан, — я тут подумал: «Пойду-ка я к Филу, погляжу на самую красивую брюнетку в Уэст-Энде…» Фил, как насчет шампанского?
— Сию минуту, Гарри!.. Адам! — Носсеросс встал из-за стола. Фабиан придвинулся поближе к Хелен.
— Вид у вас довольный, мистер Фабиан.
— Называй меня Гарри. Да, я доволен. У меня неплохо идут дела. Скоро у меня появятся настоящие деньги. Через неделю-другую я собираюсь отправиться в Монте-Карло.
— О, вот это здорово!
— К такому быстро привыкаешь.
— А вы часто там бываете?
— Мм… Два-три раза в год. Приходится ездить по делам. Удовольствия никакого. Я просто делаю то, что должен сделать, немножко играю в казино, а потом возвращаюсь домой.
— Наверное, это чрезвычайно увлекательно. А вы много выигрываете?
— Прилично. Меня прозвали «Везунчик».
— А вы и есть везунчик.
— Нет, Хелен, это не так, клянусь Богом, это не так. Я очень одинок.
— Вы? Одиноки? Но у вас наверняка тысячи друзей…
— Хелен, у меня нет ни единого друга на всем свете! Знакомых у меня миллион, это верно. И в душе я наивный ребенок — всегда протягиваю людям руку помощи. «Одолжи мне пятерку, Гарри», «Мне надо платить по счетам, одолжи мне четвертак, Гарри» и так далее. И я никогда не говорю «нет». Но я спрашиваю себя: «Если у тебя не будет ни гроша за душой, куда они исчезнут, так называемые друзья?» Мне это до смерти надоело. Да, я знаю, как заколачивать деньги, это верно. Но знаешь ли ты, чего бы мне сейчас хотелось?
— Чего?
— Найти хорошую женщину, купить уютный домик с симпатичной мебелью и осесть, зажить в тишине и покое. Ты можешь решить, что я сошел с ума, и тем не менее это правда.
Фабиан знал: этот метод всегда действовал безотказно.
— Ну почему же? — мягко проговорила Хелен. Она представила себя в домашнем платье в цветочек, восседающей за чашкой чая в гостиной — точной копии витрины магазина «Хилз».[30] На безымянном пальце ее левой руки красовалось платиновое колечко с большим бриллиантом. Фабиан улыбался ей, держа в руке конусообразную чашку с чаем. За его спиной из-за приоткрытых створчатых дверей выглядывало пианино, заваленное листами нотной бумаги, испещренными точечками и закорючками. «…Гарри, дорогой, какой это, должно быть, тяжкий труд!» — «И не говори, милая. Я только что написал песню века. У тебя будет норковая шубка и „Бентли“». — «О, Гарри!..»
— О чем ты задумалась? — спросил Фабиан.
— Так, ни о чем.
— Потанцуем?
— Погодите минутку. Давайте еще поговорим. — Она перевела взгляд с Фабиана на Адама. На Фабиане был новенький летний костюм серого цвета, светло-серые сорочка, галстук и носки. Он был похож на манекен в витрине магазина одежды: слишком гладкий и чистенький и потому нереальный. Мальчишки, стоя у витрины, таращатся на него, тихонько вздыхая и давая себе клятву, что когда они разбогатеют, то непременно станут одеваться точно так же. Могучая спина Адама распирала обтягивающую ткань белого пиджака. Прядь волос упала ему на лоб, пока он пробирался к столику, держа в руке поднос.
Хелен подумала: «Адам мне нравится, но он человек, лишенный всяких амбиций. Если он даже и преуспеет в искусстве — хотя вряд ли ему это удастся, — он останется обычной рабочей лошадкой… А я наверняка смогу найти такого мужчину, как Фабиан, стоит только протянуть руку…»
Она бросила взгляд на руки Фабиана: белые, мягкие, с тщательно ухоженными ногтями. И подумала: «Вот руки художника. В худшем случае они слегка запачкаются чернилами. Адам будет расхаживать по дому в драном свитере. А руки у него и сейчас уже как у чернорабочего».
— У вас красивые руки, — сказала она.
Фабиану была присуща склонность к пафосу, свойственная любому мужчине, который живет за чужой счет. Он умел картинно распахнуть глаза, приняв вид умирающей птички; женские сердца в таком случае обычно преисполнялись жалостью и желанием приласкать его.
Так он и поступил.
— О да, — сказал он, — у меня красивые руки. У меня много красивых вещей. Но у меня нет самого главного — любящего человека. Знаешь, Хелен, я бы мог влюбиться в тебя.
— О, что вы, не надо так шутить.
— А я и не шучу. Я думаю, что ты чудесная девушка.
— Что во мне такого чудесного?
— Все. Ты красива, умна… Боже, как бы я хотел всегда быть с тобой! Правда, это было бы здорово? Только ты и я. Мы могли бы путешествовать вдвоем: круизы, дансинги, Париж, Нью-Йорк… Черт, ты только представь: мы с тобой рука об руку выходим из новехонького кремового «Роллс-Ройса» — ты вся в мехах, я во фраке — и заходим в какое-нибудь шикарное место, где играет большой оркестр… играет одну из моих вещей! Как тебе это нравится?
— Мм! — Хелен взглянула на Адама. Он был мрачен. Добродушная расслабленность покинула его, уступив место угрюмой сосредоточенности. «Ему такое и в голову не придет, а захоти я потанцевать с ним, он начнет рассуждать об эволюции или еще о чем-нибудь в этом роде».
